Вдохновение

Вдохновение

(С переводом на русский помогла Анна Дудка. Спасибо!
В любом случае, это лишь эскиз, не законченное произведение)

Среди ночи вдруг зачесались подушечки пальцев, и от этого проснулась. Умышленно мною приспанное вдохновение устроило восстание: «Разнежилась? Миру вот-вот крышка, а ты делаешь вид, будто он еще и не начинался. А начало всегда есть. Кому как не тебе это известно? Давай, вспоминай! Конец всегда зависит от начала». А какой смысл копаться в истоках, если на носу - конец? Или - край света, на худой конец. Впрочем, вдохновение не переубедишь. Оно вопиет к сознанию, как фашист орет оккупированному: «Ахтунг! Ахтунг!» Но я еще не готова беседовать о началах. Подушечки мои твердые и жесткие, как подошва на ботинках. Они кажутся нечувствительными после выполненной грубой работы по хозяйству. Перестройка печки, отмывание старого кафеля, освобождение его от наслоений глины и сажи превратили мои пальцы в блестящие продолговатые камешки, которыми, наверно, удобно бить в бубен. Барабанная дробь по столешнице подоконника вызывает такую вспышку боли, что, кажется, воспламенилось окно. Кончики пальцев оплавились. Сознание испуганным щенком скулит от ожогов. Раскрываю окно настежь. Оттуда веет рефрижератором. Кажется, выдернула руки из раскаленного угля и спасаю их, прикладывая к ледяной глыбе. В этот миг я способна обнять льдину, будто родного человека. И она тает от горячечных моих пальцев, истекая теплыми струйками, ручьями, потоками, реками, морем...
Погоди, достаточно! Я не умею плавать. И хочу крепко держаться берега. Я не из рыбьего бессловесно-эластичного племени. Моё начало где-то в эпохе гомо эректус, человека устойчиво прямого, пробующего делать первые шаги и немного похожего на ледяную гору, тяжкую на подъем. Я одновременно и гомо сапиенс, человек разумный. Зачем мне осваивать стили брассом или кролем, если я сама себе корабль и сама себе капитан, и в состоянии позаботиться о спасательном жилете. Ну, все, перемкнуло. Это сорвавшееся с катушек вдохновение снова бросает в воду. Придется плыть. Есть вероятность, что могу и утонуть. Жуткая качка. Погружаюсь на глубину. И вдруг что-то выталкивает. Брызги короной поднимаются там, где только что образовалась водяная воронка. Миг взлета - и снова падение. Разбегаются концентрические круги на воде. Дрейфую. Кажется, только этому и научилась в ипостаси гомо сапиенс. Макушка на свету. Нутро, тяжелое и непрозрачное, под водой. Оно тянет на дно. Но толща воды не позволяет упасть. Мне кажется, что эта углубившаяся часть и является моей опорой, противостоящей дерганьям подводных течений. Однако ее несет в морские просторы мощным водяным потоком, и постепенно соленая вода шершавым языком слизывает слой за слоем гладкую твердь моего естества. А с другой стороны глубинными струями ко мне прибивает разную морскую живность, преимущественно мелочь - планктон, мальки, креветки, микроскопические раковины. Они накапливаются в пустотах моего внутреннего лабиринта и не способны выбраться оттуда, там и заканчивают свое бытие, сбиваясь в субстрат, который, вероятно, спустя миллионы лет трансформируется в некую новую сущность. Конец света и одновременно начало нового наступает тогда, когда пласт льдины, находящийся у дна, оказывается сверху. Когда к промерзшему органическому субстрату прикасается солнечный луч. И это не обязательно должно произойти в момент уменьшения льдины до размера увеличительной линзы. Это может случиться в любой миг - достаточно лишь сместиться центру тяжести внутри льдины. Центр тяжести сейчас находится в кончиках пальцев. Они дают жизненный импульс вдохновенному естеству.