Новогодняя увертюра

Новогодняя увертюра




Дарина Сибирцева




Глафира торжественно проверила  безупречность  линии сложенного в шкафу постельного белья. Красота – уголок к уголку. Она провела рукой по нагло выскочившей из шеренги на один миллиметр наволочке и вздохнула с облегчением.

Телефонный звонок раздался, как водится, в самый лучший для общения момент: предновогодняя уборка  квартиры моющим пылесосом только началась.

– Глашка! Ты не представляешь, такое чудо тебе нашла – объеденье. Оцени: тридцать три года, ни разу не был женат, брюнет, со своей квартирой…

Глафира чуть отставила руку с телефонной трубкой от головы и начала протирать новейшей салфеткой  стол. Под   монотонную стрекотню подруги работалось весело и методично, как под музыку.

Иришка тарахтела минут пять на одном дыхании: нахваливала очередного кандидата в женихи для подруги. Почувствовав пустоту на том конце линии, она притормозила:

– Ну, как?

– Что как, Ира? – Глафира перешла к обработке тумбочки, не прерываясь ни на секунду.

– Ты одна Новый год встречаешь, к родителям на этот раз не едешь, вот я и познакомлю вас, а вдруг что-нибудь…

– Ирин, ты своих «вдругов» считаешь?

– Обвожу в календарике кружочком, как праздничные дни. Слушай, Глашка, кончай дурить. Тебе – тридцать два! А ты спишь в обнимку со своим ненаглядным одиночеством и не думаешь с ним расставаться. Сколько раз я тебе подсовывала классных парней? Сама бы за них выходила, ей-ей, если бы не была беспросветно замужем двенадцать лет. Сколько можно?

– Сколько нужно – столько и можно. Ира, избавь меня от своих прынцев. Придут, натопчут, накурют тут - убирай за ними. Меня до сих пор в дрожь бросает от последнего альбиноса, что ты мне сосватала. Он же блондин, и кожа у него как папиросная бумага. Меня чуть не стошнило. Физическую близость, между прочим, ещё никто не отменял. Мне что - тазик под кроватью держать когда мы спать будем?

– Так, Глашка, всё понятно с тобой. Я сейчас убегаю. А ты думай. Я тебе ещё раз перезвоню. На тебя не угодишь: этот   ножом пользоваться за едой не умеет, другой пьёт как лошадь, третий – классическую музыку не любит, четвертый – блондин тошнотворный. Я тебе всех мастей подкидывала. Ты на себя посмотри, попристальнее. Адью, снежная королева.

Глафира метнула телефонную трубку как дротик на диван. Через минуту, всхлипывая, аккуратно вернула телефон в гнездо-подставку. Она усилием воли подавила внутренние слезы и взялась за пылесос. Чудо-робот бесшумно ползал по ковру, послушно следуя за вялой рукой хозяйки. А та, беспомощно-задумчиво следовала за пылесосом.

Мысли запутывались друг в друге как плетение макраме, которым она увлекалась в далекой юности, и  новогодними змейками извивались в голове. Глафира обратилась в знак вопроса, ещё ниже опустила голову и грустно призналась себе: вся её образцово-показательная жизнь не удалась.

Послушная девочка, отличница, мамина и папина дочка, закончившаяся без запинки институт, без проблем нашла престижную  работу. Всего в жизни добилась сама. Она была правильной всегда – только правильной, другой не умела: недостижимой, презрительно взирающей на окружающих с высоты своего стерильного кредо.

Всё должно быть только на пять с плюсом. Вокруг Глафиры царил идеальный порядок во всём – в квартире, в мыслях, на работе, на отдыхе, в её отношениях с людьми. Но пазлы не складывались.Она не допускала и мысли, что кто-то, пусть и совершенный, когда-нибудь, нарушит строгую симметрию её снежного  королевства.

***


Глафира закончила уборку и поставила на плиту чайник. В дверь позвонили. Она и дома умудрялась выглядеть на «пять с плюсом»: с накрашенными губами, в красивом домашнем костюме. Глаша  спокойно подошла к двери и увидев в глазок знакомые очертания Иришки, открыла без стеснения.

Ирина подталкивала к дверному проёму  высокого смущенного брюнета.

– А вот и мы. Глафира, знакомься – это Геннадий, мой коллега, мы тут мимо проезжали…

Глафира  прогнала непрошенную мысль: «Эту песню не задушишь, не убьешь». Она внутренне сжалась, но выдавила улыбку.

– Проходите, гости дорогие, раздевайтесь, как всегда вовремя. Чайник только что вскипел.

– Ой, а у нас и тортик имеется. Доставай, Геннадий.

Гена смущенно посматривал на Глашу, его взгляд умолял:  «Я не хотел, так вышло, простите, меня заставили».

Глафира пристально наблюдала за новым кандидатом в женихи, пытаясь по привычке въевшейся в кожу отыскать в нём недостатки. Но  на этот раз  придраться было не к чему. Геннадий, преодолев первое смущение, вёл себя вполне прилично. Выглядел  адекватным, легко поддерживал  беседу. И Глафира призналась сама себе, что он ей даже чуточку понравился.  Внутренний голос твердил: «Так не бывает. Умело маскируется, вот и всё. Спец». Заставить себя свернуть с привычных рельсов не удалось.

Хозяйка вызывающе поставила на стол сушки и пачку печенья из магазина.

– Извините, всё что есть. Готовить я не умею и не люблю. В этом смысле у меня в доме всегда пусто. Обедаю в кафе, ужин отдаю врагу.

Иришка сердито пнула её ногой под столом.

– Хи-хи, Глашенька так шутит, Геночка. Она замечательно готовит. И всё остальное она делает на отлично. Ты же видишь –  какой в доме порядок.

Геннадий понимающе улыбнулся.

– С чувством юмора у вашей подруги, Ирина - порядок, судя по всему.

Глафира выпрямила спину и завела локон за ухо.

– Да, знаете, я поборник чистоты и порядка в доме: не на место поставленная зубная щётка может повлечь рукоприкладство, а за брошенные посреди комнаты носки – убиваю сразу.

Ирина поперхнулась чаем и сделала круглые глаза, пытаясь нарисовать в них всё, что она думает о подруге.

– Она юмористка, Гена, ты разве не слышишь – приколистка.

– Ну, что необходимо, я давно услышал. Думаю, пора и честь знать.

– Какие понятливые пошли мужчины.

Глафира всплеснула руками в тот момент, когда Геннадий уже вышел в коридор, а Ирина  кинулась его догонять, на ходу показав кулак усмехающейся подруге. В прихожей смолкла возня и шушуканье,  и входная дверь хлопнула. Глаша  легла на диван и закрыла глаза – плакать у неё сил просто не было.

***

Освежённая бессонной ночью и ромашковыми пакетиками для глаз, Глафира на следующее утро бодро опаздывала на работу. Последний рабочий день уходящего года пыхтел многолюдьем и суетой. Волна толпы на остановке штурмовала задержавшийся троллейбус. Недалеко таким же манером предпраздничные люди упаковывались в маршрутку.

Глафира рассеяно проводила взглядом ушедший общественный транспорт. В голове гулким рефреном поселилась дурацкая мыслишка: «Мужчина как трамвай. Один уходит, другой – приходит». Она  неожиданно разозлилась на себя: «И действительно, Иришка во всем права – сколько можно?»

Глафира решительно вышла на дорогу и подняла руку. Она редко ловила машины – боялась, стеснялась, да и денег было жаль.

Через минуту около неё затормозила скромная  иномарка темно-зеленого цвета.
«Это мой цвет», – Глафира с решительном видом  человека, передвигающегося только на попутках, села на заднее сиденье. Ничего не спрашивая, и не смотря на водителя, захлопнула дверь. Машина  мягко тронулась с места.

– Куда едем, девушка?

– В ЗАГС, вы женаты?

– Нет, но…

– Тогда я  вам делаю предложение. Я идеал, который вы так долго искали.

– Вы уверены? –  водитель засмеялся.

Глафира подняла лицо  и увидела улыбающиеся глаза Геннадия. Она успокоилась.

– Неплохая увертюра. Какой же будет сама постановка, да и будет ли?

– Нет, Геночка, Это не увертюра. Неотвертюра! Не отвертимся теперь – судьба.

Машина набирала скорость.