Я сосчитаю до пяти - и ты появишься

Раз.

Если человек – это его текст, то как выглядел бы любой из них здесь ? Слепым полупрозрачным карликом, без ног и без рук, в деревянной тачке. Куском полуживого воска, высыхающей медузой. Не послать ли к чертям всех этих докторишек-филологов ? Мы бывали на дне таких зеркал и заглядывали в такие пропасти, к которым им не подойти никогда. Где мигом слетает вся эта газетная шелуха, все эти «пришли-фотку» и «скока-лет». На тебе - серебряная маска, черные волосы летят по ветру. Это письмо не будет отправлено - как и остальные.

Два.

Просыпался оттого, что мы встали. Так останавливается вода. Или нет – так просыпается заснувший в лодке, когда море, мерно плескавшее в борт, вдруг замерзает. Какое-то время нужно, чтобы привыкнуть к этой наступившей вдруг тишине, к дыханию, к движению крови. Какое-то время я просто лежал, закрыв глаза.

Три.

…увидел ее в освещенном окне проходящего мимо автобуса. Было уже поздно, моросил дождик. Автобус был пустой и светился, как фонарь. Он стоял в пробке. Мне показалось тогда, что эта женщина была какой-то совершенно потрясающей, неземной красоты. (Тогда. Много ли нужно было тринадцатилетнему сопляку). Она была очень бледная, в черном пальто, с голой худой шеей, черные блестящие волосы аккуратно собраны сзади. До того я видел таких только на обложках журналов, в фильмах – иногда. Поворот головы, синие тени у глаз, ярко накрашенный рот – что-то чувственное и одновременно скорбное, отрешенное. Возможно, из-за того еще, что я смотрел снизу вверх, а она явно не видела меня – думала о чем-то своем. В общем, я глазел на нее из темноты, открыв рот – как на электрическую икону или мираж. Автобус медленно двинулся. И тут она потянула вверх руку – как-то странно изогнув и скрючив кисть. Раньше в автобусах, сверху вдоль окон, висели такие веревочки, за которые нужно было потянуть, чтобы водитель услышал звяканье колокольчика и остановился на следующей.

Четыре.

За окном (я это знал) была стена тоннеля, заросшая плющом.
Потом были первые звуки - шаги по коридору, звяк ложки о стенку стакана. Чье-то, вполголоса: «Засниц». Засниц был городом из полуснов, полустанок. Помню, как я удивился, когда нашел его на карте.
И снова просыпался оттого, что осязал некую проходящую через меня цепь, которая медленно, с долгим лязгом, вытягивается - и со скрипом, похожим на стон, поезд трогался

Пять.

У нее на руке не было пальцев. Даже нет…
Ее кисть напоминала ступню младенца. Вместо пальцев были какие-то недоразвитые зачатки фаланг. Как будто руку отливали в форме, и на них не хватило воска.