Глава 6

Она приняла душ и разобрала почту. От брата - ничего, как всегда. Он не любил писать вообще. ПапА в очередной раз перестраивал конюшни, и делал вид, что советовался с ней... Длинное, пустое и многословное письмо от МамА - ее путешествие по Скандинавии, описание рыбного рынка на набережной в Хельсинки, и бара в отеле Кямпи... Там, вероятно, холодно сейчас... Посидела, бессильно уронив руки в кресле-качалке, у высокого венецианского окна. Встала, прошла на кухню, достала из холодильника кастрюлю приготовленного вчера плова - немножечко поклевала сама, и упаковала в судок - для Него... И - Его любимое желе... Все, можно идти...
Высокая резная дверь чопорной квартиры захлопнулась за ней, и Ирэн шагнула в лифт, надвинула на глаза большие темные очки - "Совсем как кинозвезда" - шутил Он... Он... Игорь... Игорь Валентинович... Любимый... Колодец двора, подьезд - приветливая улыбка консьержки... Улица, улица... Рю Вожирар - и поймать такси, на Сен-Мишель... Все... Вперед...
"Только бы не зареветь. Только не сейчас... Только не здесь... ", - она привела себя в порядок, мимолетно улыбнулась зеркалу в подьезде - отсутствие лифта давало ей несколько дополнительных минут: собраться с мыслями, успокоиться. И - постучать в дверь Игоря Валентиновича. Он не выходил уже давно, не мог. Слишком далеко зашла болезнь - дыхания не хватало, одолеть крутую винтовую лестницу в этом старом доме на Монпарнасе. Теперь только она, Ирина-Ирэна оставалась его связующим звеном с внешним миром. Друг? Ученица? Любовница? Да все сразу... И поэтому, надо было держаться - любой ценой.
Она думала по-Русски - ему удалось научить ее за этот год... Полки с книгами, и запах - запах лекарств, и сигарного дыма, и горького одеколона. Игорь Валентинович, последний Русский Парижанин - как он себя шутливо называл. Он ее увидел в кафе, где сидел в своем углу, с неизменной сигарой и газетами - каждое утро. А ей нравились пирожные, просто пирожные - и она заходила в это кафе довольно часто.
Год назад, прошлой весной, она споткнулась около его столика - у нее всегда была дурацкая привычка не смотреть под ноги, мечтала обо всем на свете - и ни о чем... И вот, упала - как он говорил потом, прямо ему в руки... Она была близорука, но никогда не носила очки - и увидела внезапно его глаза - очень близко. В них были улыбка, и понимание, и что-то еще... Что-то непонятное, чуточку пугающее, манящее - словно знание, недоступное еще ей...
А потом они брели по набережной, и был ветер, и отчаянно пахла сирень, и гудел смешной парoходик под Новым Мостом - и на борту у него была надпись "Гаврош".
- Хочешь прокатиться?
- А можно?
- Сейчас посмотрим...
Вот так было с ним всегда - он и правда умел делать чудеса - улыбнулся своей особой открытой улыбкой, перекинулся несколькими ничего не значащими фразами со шкипером - и они уже на борту. И запах его сигары, и его одеколона - путается в ее волосах, а волосы, ее волосы, вьются по ветру... Так давно это было... Целую вечность назад...
Летняя жара, и следы босых ног на горячем паркете - а кондиционера в его квартире нет. И его губы - близко-близко... И становится вдруг горячо, нестерпимо жарко. Хочется выскочить из кожи, и совсем-совсем стать с ним одним целым... С ним... Шепот словно шелест - ближе, ближе... теснее... И его крупные, сильные руки, пальцы пианиста... Горячие-горячие... Она охватывает его всего, словно маленький ребенок - коленями, локтями... вжимается в него... Что-то очень плотное, пульсирующее, доводящее ее до исступления, доходит до ее сердца... кажется - все останавливается... Дыхания, воздуха не хватает, и силится вздохнуть - и нечем... Нет ничего - только она и... он... Только бы не закричать - и она кричит... и плачет... и ее слезы - на его губах...

*  *  *
А в Ноябре шел пронизывающий, холодный серый дождь... до костей, плащ и зонт - не спасали... Она взлетела на его четвертый этаж на одном дыхании, как всегда - в ожидании радости... И постучала, и уже услышала его легкие шаги за дверью, и щелкнул замок, и она привычно задохнулась, повиснув у него на шее, и прижавшись к его губам... И вдруг почувствовала - что-то случилось. Что-то очень-очень страшное...
Рентгеновские снимки на столе, и какие-то листки бумаги... и его большие, бессильные руки - на подлокотниках кресла... "Это называется саркома, девочка... Иринушка... до чего же досадно - именно сейчас, когда я нашел тебя - когда мы нашлись... " Она заплакала тогда, и кажется - не переставала плакать... и он поднял ее - легко, как маленькую... И закружил... И вдруг - побледнел... Но - не уронил ее, закусил губу до крови, сделал несколько шагов, и осторожно уложил ее на диван, и только после этого - позволил себе рухнуть. На ковер....
Она приходила - а он гнал ее... а потом у него и сил не оставалось... Она готовила ему обед, и следила, чтобы лекарства, заполнившие плотным солдатским строем тумбочку, принимались точно по расписанию... А он - он гнал ее прочь. И повторял, что ей нельзя, не нужно быть с ним... Что ему - стыдно. Что ... и все слова уже кончились... И были только они двое - вечерами... И он уже не мог выходить - потому что не смог бы подняться по лестнице, а лифта в доме - не было... и лестница - крутая-крутая...
И слезы у нее уже кончились... Вот так...

назад: http://www.proza.ru/2012/12/30/937      вперед: http://www.proza.ru/2012/12/30/941