Глава 20

Дожди здесь редкость. Поэтому и дождевую воду собирают в бочки; и зажиточную семью можно узнать по качеству и состоянию такого вот резервуара: чем беднее дом - тем более ржавая посуда. Камень, пыль. Редкие чахлые оливковые рощи - садов почти нет, или они запущены. Словно обрабатывать их некому - или незачем. Серые бетонные блоки, выстроенные в затейливый лабиринт у блок-постов, вышки со скучающими пулеметчиками в расстегнутых до пупа оливковых комбинезонах и давно уже нечищенных высоких ботинках.
Запах казармы - дешевого одеколона, стандартного мыла. Жеребячьи шутки соседа по пирамиде - так здесь называют койки в два яруса. Сосед, выяснив, что Бен из Ленинграда, решил называть его Хер-Питер. Бен посмотрел на него - он умел, от такого его взгляда становилось не по себе самым отмороженным одноклассникам - и сосед приумолк. А Бен улыбнулся широко и приветливо, и протянул шутнику ладонь:
- Вообще-то меня зовут Бен. Для друзей - Кит.
- Шуки. Для друзей - Кот.
И они облегченно рассмеялись: вот так и возникает спонтанная симпатия в замкнутом коллективе; именно так их и учили. Обоих. В сайярете Дувдеван.
Но это было давно - полгода назад. А сейчас - граница. За блокпостами - Западный Берег. И - Рамаллах. Старички шутили, что с вороньего гнезда (пулеметной вышки) в окно Председателю Арафату можно закинуть что-нибудь - но без приказа это было бы хулиганством. Вот они и не кидались.
На блок-пост их группу привезли в обыкновенном микроавтобусе, даже номера цивильные. Сделали все, чтобы с той стороны думали - просто приехала очередная смена. Кот был из первой группы, болтался здесь уже третий день, и охотно взял на себя обязанность гида - надо было показать ребятам окрестности.
- Видишь? Вот там, левее - такое бежевое здание... Кажется, клуб?
- Вроде бы. Не знаю точно - на снимках не видно.
- Ага... А вот этот проход... Вон там - между теми туевыми деревцами... Кажется, садик какой-то... роща?
- Ну да. Аль-Набир по-моему... Или - Ракхаль. Да, точно - Ракхаль.
- Абу-Ракхаль? Бродяга?
- Правильно... Он самый - видишь, пикапчик едет? Сейчас, свернет...  С рынка возвращается, похоже...
Оливковая роща на краю грунтовой дороги, петлявшей между холмами - в тени бетонного лотка, супер-современного хайвея. Они стояли около микроавтобуса, и неспешно перебрасывались ничего не значащими фразами. Рика курила, привалившись к нагретому солнцем битому и поцарапанному борту. Потом решительно затушила сигарету, аккуратно спрятала окурок в пустой коробок и шагнула к ним.
- Ну что? Насмотрелись?
Девушек в сайярет Дувдеван вообще-то не брали - тем более странным было ее присутствие здесь, накануне рейда. Рика была исключением из всех возможных правил. Всю жизнь.
Гоняла на мотоцикле - отчаянно, зло выкручивая рукоятку газа, оставляя на асфальте черные полосы горелой резины, проходя повороты так, что бетон чиркал по коленке, обтянутой чертовой кожей байкерских штанов, а металлический рант тяжелого ботинка высекал искры. Стреляла - из всего, что могла поднять, даже из совершенно неподьемного пулемета М50. Прыгала с парашютом - выставляя автомат раскрытия купола в ноль, срывая пломбы и вводя видавшего виды инструктора в ступор... Выслушивала выговор - а в глазах метались чертики. Ей - позволялось. Она была - свой парень.
А он учился с ней в школе. И последний год даже сидел на одной парте - третьей спереди, у самого окна, выходящего прямиком на раскидистый тополь, посаженный еще в сорок восьмом, первыми выпускниками. Она списывала у него контрольные по математике - просто так, как он потом понял: мозгов у нее хватало на троих, она просто хотела, чтобы он что-то делал - для нее. И - только для нее.
Перед самыми выпускными экзаменами к ним в школу зачастили "купцы" - рассказывали о разных подразделениях Армии Обороны. Больше, конечно, было флотских - Хайфа все-таки морской порт, база ВМФ. Но и сухопутчики не обходили: школа считалась элитной, здесь углубленно учили языки, математику и была великолепно поставлена физподготовка. С последним очень помог отец Рики - Сэм Райнер отслужил в Американских "зеленых беретах", и провел в свое время в разнообразных тактично неупоминаемых местах многочисленные операции, о которых не любил вспоминать.
Вернувшись в свой Лос-Анджелес и сняв наконец пресловутый берет, он мотался какое-то время, пытаясь пробиться в Голливуде. Однако, не преуспел - и стал водить тяжелый грузовик вдоль всего Западного Побережья. Однажды, кажется в Орегоне, ему встретилась смешливая кареглазая девушка - она разносила еду в закусочной на заправке. С этого момента он заправлялся только на этой колонке - и непременно проводил не меньше часа в закусочной. Разумеется, постоянный клиент не остался незамеченным - и спустя какое-то время кареглазая Дженни, разом лишившаяся всех прочих своих поклонников, поставила вопрос ребром. Сэм почесал жесткий ежик у себя на затылке, и, натянув свои единственные приличные штатские брюки, отправился знакомиться с родителями своей избранницы.
Вот тут его поджидал сюрприз: была Пятница, и на закате солнца вся семья Дженни собралась у стола, застеленного опрятной белой скатертью, зажигая Субботние свечи. А одним из первых вопросов, обращенных к нему, было, естественно - не Еврей ли он часом? Честно признавшись, что скорее всего - нет, он заслужил несколько недоуменный взгляд будущей тещи и насмешливый - из-под кустистых седеющих бровей - взгляд тестя. Семья Дженни приехала из Польши, и они прекрасно понимали, что такое быть Евреями в середине чертового двадцатого столетия в Европе. Своих распознавали мгновенно - в том числе, и по звучанию имен и фамилий. Вот этот навык для Сэма, выросшего вообще без отца, и потерявшего мать в шестнадцать лет, был совершенно внове.
В Субботу ему пришлось усвоить, что в синагоге мужчины и женщины сидят раздельно, а мужчины еще и одевают на макушку маленькие шапочки.
  Сэм привык добиваться своего - даже если для этого и требовалось пройти через известные неудобства. Кроме того, в его армейской характеристике не зря значилось, что Сержант Райнер исключительно упорен в достижении цели, и сворачивать просто не умеет - если уж решает для себя что-то, то идет до конца. Впрочем, своего личного дела Сэм, разумеется, не читал - что никак не помешало ему в жизни.
Вскоре после свадьбы он пришел к своему тестю, и, глядя ему прямо в глаза, заявил, что если уж он стал Евреем - то и жить его семья будет там. В Израиле. Так, по его мнению, было правильно.
Уговоры не подействовали - и в Сентябре 1972 года Дженни и Сэмюэль Райнеры, оставив на том берегу Атлантики ошалевших от скоропалительности их решения многочисленных родственников, уже учили Иврит в небольшой общине в Тель-Авиве. Иврит ли был тому виной, или что-то еще - но в душе Сэма что-то щелкнуло. По-видимому, справедливо высказывание, что самые ревностные фанатики получаются из неофитов - и Сэм на этой земле почувствовал себя дома. Что автоматически означало: защищать именно это место всеми силами - от всех врагов, внешних и внутренних. Тем более, что такая работа у него и получалaсь лучше всего. Не прошло и полгода, как Лейтенант Шмуэль Райнер уже зверски муштровал своих солдатиков, добиваясь от них совершенно безукоризненного исполнения замысловатых трюков и немыслимого совершенства в обращении со всеми видами вооружения и техники.
Группа Райнера действовала весело и отчаянно во время войны семьдесят третьего года, и Сэму все больше и больше нравилось то, что он делал здесь. А когда пришла пора все же уходить из Армии по возрасту и из-за ранений, он перевез свою выросшую семью на берег теплого моря, в Хайфу. Он наконец-то угомонился, и основал один из первых в городе спортивно-тренировочных центров. Здесь, у моря, родилась последняя и самая любимая его дочь - Рика.

*  *  *

То ли сработали гены, то ли присущее ей с пеленок упрямство - но Рика решила, что она непременно будет служить в спецназе. Доводы разума на нее просто не действовали. И правила - тоже. Путем невероятных ухишрений она надела-таки берет десантника. Но ей было этого мало, и однажды, сидя в кантине с Беном, она высказалась в том духе, что неплохо было бы и продолжить службу - в элитных частях. Бен пожал плечами - и после начальной службы в парашютно-десантных войсках подал заявление в сайярет Маткаль. Седеющий Полковник, очкастый Майор и Капитан с оттопыренными огромными ушами, сидящие за столом отборочной комиссии синхронно ухмыльнулись, а потом предложили ему другой вариант: Дувдеван. Не видя особой разницы, Бен согласился. Когда он выходил, его попросили позвать следующего.
Следующей была Рика. Она провела в помещении комиссии сорок минут. На двадцатой из-за наглухо закрытой двери начали просачиваться странные звуки - как если бы на пол роняли мешки с цементом. На сорок первой минуте дверь распахнулась, и Капитан с оттопыренными и совершенно уже красными ушами выскочил как ошпаренный. За ним неспешно вышла Рика Райнер. Она поправила свой берет под погоном, и, отыскав вопросительный взгляд Бена, сидящего на подоконнике, показала ему язык.
Разумеется, к вечеру история обросла подробностями. Говорили, что Капрал Райнер зверски уделала в рукопашной схватке всех трех членов комиссии. Число участников исторического побоища в рассказах варьировалось. На самом деле Рика всего лишь продемонстрировала некоторые специфические приемы, разработанные ее отцом. С Капитаном в роли боксерской груши - болвана на жаргоне рукопашников. Довершил дело телефонный звонок бывшего сослуживца ее отца, носившего на погонах куда как серьезные звезды. Спустя три дня Бен и Рика уже были на авиабазе, где проходил тренировку их сайярет.
А сейчас их группа обсуждала задачу. Здесь, на Западном Берегу,. им предстояло провести несколько дней; выбрать самое удобное время, скрытно проникнуть на Территорию, и извлечь из лагеря Каландия человека, черезвычайно интересовавшего Армейскую разведку. Как говорили, именно этот парень отвечал за нелегальную переброску оружия на заброшенную взлетно-посадочную полосу, находившуюся как раз за забором лагеря. Заодно предполагалось импровизированный аэропорт, по возможности, закрыть. На ремонт - и за неисправностью наличной авиатехники. Ну, последнее уже по обстановке. Задача как раз для спецназа.


*  *  *

Он замолчал, собираясь с мыслями. Инге пошевелилась, устраиваясь поудобнее на жесткой скамейке - черт его знает, почему они не пошли в дом. Может быть, оттого, что на улице, в темноте - как-то легче... говорится? Она прижалась к Бену, потерлась подбородком о его плечо, вопросительно посмотрела на него - чуточку снизу вверх.
- Пожалуйста, не торопи меня - хорошо?
И она кивнула. И показала - глазами - все в порядке, как сможешь - продолжай. Я - тут, с тобой. И никуда не денусь. Он обнял ее, взьерошил волосы... И - продолжил.


*  *  *

Они отсыпались в специально выделенном помещении, с плотно зашторенными окнами, в полной темноте - сутки. Потом - разминка, и очень плотный завтрак. И дополнительные два часа: личное время. Бен позвонил Маме; и сказал, что его пригласил друг на рыбалку. С лодки нельзя будет позвонить - поэтому, пусть не переживает. Он вернется через два - максимум, три дня - и непременно перезвонит. Тут же. Немедленно. Ему показалось, что он увидел Мамину грустную усмешку - и Бен заторопился:
- Мам, ну все, я побежал - машина ждет уже...
- Кит... Не утони, пожалуйста... ты понял меня?
- Мамочка, ну что ты... Какое там - лодка же большая, яхта... Все в порядке, не волнуйся... Погода чудесная...
- Так. Ладно... Просто, помни: не утони. Если ты утонешь -
- То домой не приходи!
И они оба рассмеялись - как в детстве. Была у них такая игра, когда он был маленький. Все еще улыбаясь, он повесил трубку и вышел из кабинки. Времени оставалось еще минут тридцать...
Рика сидела на подоконнике и задумчиво качала ногой в туристском ботинке: перед выходом они все переоделись в штатское, только обувь оставили - удобную, походную. И все равно выглядели как в униформе: джинсы, ботинки, ветровки с капюшонами и серо-зеленые маечки. Ну уж с этим ничего не поделать - не одевать же смокинги, в самом-то деле - с лаковыми туфлями типа "Бонд-Джеймс-Бонд"...
Он сел рядом, и она положила ладонь ему на плечо, и Бен немедленно склонил на эту прохладную, чуточку шершавую ладошку свою большую голову - именно так, как он любил, и как она привыкла.
- Ну что, дозвонился?
- Ага. Все в порядке - едем на рыбалку.
- А я сказала - поехали в Иерусалим, на экскурсию, и я зарядку к телефону забыла - и возвращаться не хочется.
- Ты тоже в приметы веришь?
- А как же! Слушай, Кит...
- Что?
- У меня будет к тебе разговор - как вернемся... Хорошо?
- А почему - не сейчас?
- Потому что - потому. Не сейчас, ладно?
- А поцеловать?
- А в ухо?
Она все-таки прикусила ему губу - когда целовались. Было смешно, и как-то легко: у него - и вдруг такая девушка. Его девушка. Рика. Рика Райнер.
Они были вместе уже скоро месяц - по-настоящему "вместе", не как в школе. Вообще-то в Армии Обороны вот это, мягко говоря, не поощрялось совершенно - даже и в тыловых частях. А уж в спецназе... Но - что ей правила! А уж ему-то... Словом, нашли друг друга два разгильдяя - как выразился Капитан Рам, их командир. Бен, выкатив глаза и стоя навытяжку перед заставшим их в каптерке Капитаном, браво процитировал устав: "Все, что не мешает боевой подготовке - разрешено в личное время военнослужащих." А Рика, приторно-истово поедая своими огромными золотыми глазами начальство, еще и добавила, что у женщин результаты после секса только улучшаются. Капитан хмыкнул, покраснел - и впервые в жизни сбежал с поля боя. С того момента они и не скрывались особенно.


*  *  *

Почему-то думают, что все тайные операции спецслужбы проводят глубокой ночью - под покровом темноты, в мягких туфлях на каучуковой подошве, в черных комбинезонах... Ничего подобного не было - просто, на пятнадцать минут на блок-посту закрыли шлагбаум, чтобы отсечь все движение. Их микроавтобус с номерами Палестинской автономии был последним, проехавшим в сторону Рамаллаха. Пыльная дорога - узкая, с выбоинами и крутыми поворотами - в тени чахлых оливковых деревьев.
Почти двое суток они мотались по Западному Берегу, ночевали в каком-то захудалом кемпинге - ждали сигнала. Ждали - когда прилетит самолет из Иордании, с контрабандой. Ждали... Самое паршивое - ждать и догонять - так? И вот наконец - условный звонок. Информатор по кличке Абу-Ракхаль, конкурент "их" Палестинца по торговле запчастями, "ошибся номером". Хорошо. Поехали!
Они запарковались у вьезда на рынок автозапчастей - в ста метрах от щербатых бетонных плит забора, окружающего лагерь беженцев Аль-Каландия. Капитан Рам, Бен, Шуки и еще три парня из их группы, одетые в одинаковые потертые джинсы, тяжелые туристические ботинки и широкие мешковатые оливковые куртки, под которыми совсем незаметными были подвешенные короткоствольные автоматы с глушителями и запасные магазины. Бронежилеты также не просматривались. Даже под таким ярким солнцем как сегодня.
Рика осталась за рулем - это была ее уступка традициям, исключающим женщин из активных действий спецназа. Последняя. Мотор не глушила, откинулась на спинку кресла - казалось, задремала в бело-серой куфие и темных очках. С Северо-Востока, со стороны Иордании, над самыми крышами, едва не задевая колесами вершины плоских холмов, прошел легкий двухмоторный самолет. Заложил резкий и уверенный вираж, довернул. Выпустил закрылки, и пошел на посадку. Пилот явно чувствовал себя как дома.
Со своего места Рика могла видеть как ребята небрежной походкой шагали к взлетной полосе - с другой стороны к стоянке уже катился приземлившийся "пайпер". Так, началось - к стоянке подьехал пикапчик интересующего их человека... Время пошло!
Совершенно не зрелищно: пока Шуки, широко улыбаясь во весь рот, сделал несколько шагов навстречу вышедшему из пикапчика коренастому плохо выбритому Палестинцу средних лет, остальные рассыпались вокруг самолета и на поле. Движения - острые, отточенные - и со стороны совершенно не различимые. А Шуки обнимает удивленного Палестинца за плечи, и что-то втолковываeт. Вот! Только оттого, что она зараннее знала план, Рика заметила момент, когда в предплечье Палестинца воткнулся одноразовый пластиковый шприц. Р-раз! И мужчина обмяк словно после изрядной дозы алкоголя. К Шуки присоединился еще один член группы - и они вдвоем ведут еле волочащего ноги Палестинца к их автобусу. Бен останавливается у открытого окна кабины. Улыбается пилоту - хлопок! Еще! Чисто - никто ничего и не заметил. Теперь он ныряет на секунду под крыло "пайпера". Так. Все!
Отходим! Палестинца забрасывают в заднюю дверь, ребята залезают внутрь - ни в коем случае, не торопиться! Вся операция заняла не больше семи минут. Она трогает с места - и медленно, тщательно соблюдая все правила движения, катится к шоссе, осторожно обьезжая угол забора. А вот теперь можно и уходить на скорости. Вперед! До блок-поста - без малого девять километров. Они проскакивают их за считанные минуты. А примерно на середине пути они слышат за спиной глухие взрывы. Автобус догоняет взрывная волна, но Рика удерживает его на курсе. В зеркальце заднего вида вспухает грязно-желтое зарево. Кажется, все? Ну... порядок!
Капитан Рам остался на блок-посту - он хотел лично передать Палестинца, все еще не соображающего, что происходит и бессмыссленно улыбающегося, военной разведке. Вертолет уже вылетел, скоро будет здесь. А они поехали - надо же было развезти ребят по домам. Каждый получил увольнительную на три дня, и почему бы не использовать служебный транспорт - если уж повезло с автобусом. Им было весело, и Рика затянула какую-то смешную песенку по-Английски. Что-то Джонни Кэша, кажется. Бен сидел с ней рядом и подпевал - он единственный из команды бегло говорил по-Английски. Шуки рассказывал длиннейший анекдот, и парни ржали сзади в салоне. Из приглушенного приемника неслась гортанная встревоженная скороговорка по-Арабски - весь муравейник всполошился: на полосе взорван самолет, а вдоль и поперек злосчастной бетонки одновременно с этим рванули дробящие покрытие в мелкую щебенку заряды пластита. По всему было видно, что полеты с этой полосы возобновятся нескоро...
Номера они поменяли на блок-посту, и можно было не дергаться: с Израильскими номерами не проверяли на дорогах. Рика повернула на приморское шоссе, и погнала на Север, к Хайфе. По дороге тормозила - и ребята вылезали, помахав на прощанье. В конце концов остались они трое - Рика, Бен и Шуки. Кот жил в Тель Авиве, но решил прокатиться с ними в Хайфу: Бен давно приглашал его в гости. Вот и случай подвернулся.
У вьезда в город раскинулся базар. Рика свернула на стоянку, и запарковалась.
- Ты что?
- Забыл? Надо купить рыбы! Ты же с рыбалки едешь...
И они рассмеялись - легко и радостно, все трое. Заперли автобус, и двинулись к рыбным рядам.


*  *  *

Когда спустя двадцать минут, прижимая к себе пакеты с вяло шевелящейся, еще живой добычей, они подошли к автобусу, из переулка появились парень и девушка. Совсем подростки - отметил машинально Бен, а вот додумать не успел: из-под широкой безразмерной куртки мальчишка, шагнувший наперерез Шуки, извлек короткий автомат и передернул затвор. У девочки в руке невесть откуда взялся пистолет - кажется, ТТ или кольт... И стало ясно, что это - всерьез, что мишени в этом тире - они трое. Только потому, что на них - военная форма Армии Обороны.
Время замедлилось - вот падают на землю пакеты с рыбой: плавно-плавно... А вот - из дула автомата вылетает сноп огня, и отлетает из затвора, кувыркаясь, стрелянная гильза. И гулко стучат выстрелы: ду-дут... ду-дут-дут...
Первой успела выхватить пистолет Рика. А те двое, напротив - не успели даже выпустить по обойме. И - стало тихо. Вот только... вот только почему-то Рика опускается на щербатый асфальт, сползая по обшарпанному борту автобуса. И из отверстия в плече Шуки толчком выплескивается кровь. А он... он стоит, опустив свой дымящийся пистолет - и все еще не может поверить до конца. В то, что его - не задело. Совсем.


*  *  *

- Знаешь... Она умерла сразу: пуля попала ей в солнечное сплетение - вот сюда...
- Не надо... Не показывай на себе! Пожалуйста... Бедный мой, бедный... Лось...
"И ведь сказать-то нечего ему... Как же так, как же так - несправедливо, нечестно... За что его - так?!"
Бен замолчал. Он смотрел в землю, не отрываясь - словно рассчитывал что-то разглядеть там в этом зыбком свете Парижских весенних фонарей, на мирной набережной - сидя на скамейке рядом с ней. Рядом - но не с ней. И она не выдержала - сграбастала его большую горячую голову своими ледяными ладонями, и стала взахлеб, плача и задыхаясь, целовать его лоб, глаза, губы - куда попадала... И не было больше ничего на свете - только он.  Ее Лось.

назад: http://www.proza.ru/2012/12/30/980      вперед: http://www.proza.ru/2012/12/31/423