Минкаилов Э. Эти глаза

             Я  не в том возрасте, чтобы ловить взгляды красавиц.
Боюсь, что заметят, но оторваться невозможно. Становится неловко.
"Надо же, и я могу попасться в сети  неприятных случайностей, как и другие. Время, видимо, бежит быстро: не успеваешь насладиться молодостью, как на пороге старость поджидает. Ведь случалось, что часы, дни, месяца тянулись бесконечно долго. А теперь  затянулись непроглядной паутиной прошлого, будто-то и не было их."   
               Вот и я не помню, как   двенадцать лет тому назад странно встретились наши глаза.
               Война начала свой отсчет. Несколько дней стреляли, взрывались мины и  гранаты. Коршуном кружили самолеты и,сбросив  смертоносный груз, брали курс  на запад, по-моему, в Моздок. Пожар войны пожирал город, окруженный горной цепью хребтов.  На склонах, застилая небо огненной пеленой,  факелами горели нефтяные вышки. Огнедышащие драконы  пытались проглотить живых и мертвых.       
              Первая неделя января. Наконец-то относительно спокойное утро, хотя изредка слышатся глухие выстрелы.
              Вышел на улицу. Прохладно,  за ночь слегка припорошило. Разгоняемый ветром темновато-серый пепел, ложится на снег, меняя его цвет. Бесхозные дома, квартиры, хозяйственные постройки поглощены пламенем огня. Придти на помощь некому, да и опасно. Если и есть хозяева, нет воды. Лишь в подвалах некоторых многоэтажных  капает  из  ржавых труб.
             Небо затянуло дымовой завесой, обезвоженный тяжелый воздух не позволяет дышать полной грудью. Во дворе снуют люди, вышедшие, как и я, из схрона. Выбирая на свое усмотрению безопасное место, делятся впечатлениями, переживаниями. Пытаются пополнить запасы воды и съестных продуктов.
            Недалеко от нашего дома находится  универмаг. Взломав двери, мирные жители и боевики вот уже несколько дней тащат оттуда все,  что  им  заблагорассудится. Хозяева магазина не успели вывезти товар: соки, конфеты, пряники, вино, водка.  Редко, кто не решается зайти туда,  в их числе и я. Вот-вот прекратится огонь, люди вернутся, и начнутся разборки, кто что стащил. Мародеры не гнушаются не только торговыми складами, но и частными владениями.
           Не знаю почему, но теперь  и я держал путь к универсаму. За водой. Если и удавалось набрать ее,  кипятить получалось в редких перерывах между боями. Идя вдоль стены, заметил двух девушек одного роста в плотных спортивных костюмах. Одна - русая,  с коротенькой челкой, выглядывающей из-под вязаной шерстяной шапочки. Ветерок играл рыжими волосами второй. Остановился, рассматривая их. Русоволосая что-то сказала своей спутнице, а та, не останавливаясь, посмотрела в мою сторону.  Наши взгляды встретились на миг. Показалось, что девушка хочет сказать мне что-то. Но подруга потянула  за собой. И они  нырнули  в магазин.
"Где видел эти глаза? Видел ли вообще? Может, узнала меня? Или решила, что я узнал ее? Не случайно  посмотрела на меня...”
              Этот случайно брошенный взгляд  не давал покоя. Говорили, что в недостроенном здании засели  снайперы  из местных и приезжих из Прибалтики и Сибири. Ходил слух, что боевики  набрали экс-спортсменок по биатлону. Называли их Белыми Чулками. А почему не переодевшиеся федералы?  Может, мирные горожанки из частного сектора, расположенного за высоткой. Как и я не успели вовремя покинуть город, а теперь за чем-то идут в магазин.
             Русая, скорее всего, - русская, а   взглянувшая на меня рыжая  - точно чеченка.
             “Откуда же они? — вертелось в голове. - Может рыжая решила, что мы знакомы, и наша встреча нежеланна. Или  уставшего, помятого, в саже и копоти  невооруженного одарила презрением за того, что  не с ними? А может страх войны нерешительно толкал ее обратиться за помощью?
              Ответа на все эти вопросы нет, впрочем, как и надежды встретить еще раз.
              Та далекая ночь прошла в раздумьях о ней. Напрасно листал альбом кадров памяти.
             - Точно видел эти глаза. Наши взгляды встречались когда-то. Но, где и когда? И откуда дурацкая мысль, что они - участницы боевых действий. Глупо думать, что все воюют.  Рано им. Совсем молоденькие, лет по восемнадцать-девятнадцать.

             С тех пор эти глаза будоражили мою память и сознание, лишили душевного покоя.

            “Что  выражал этот взгляд? Что и почему? Или, все же, мне просто показалось?”


              Город зализывая раны, прихорашивается, как и наша покалеченная войной улица.
              Пытаясь прогнать скуку, решил прогуляться. После  очередного трудового дня  люди отдыхают: гуляют по выложенному  разноцветными плитками тротуару, сидят на скамейках.  Медленно прогуливаюсь, погрузившись в собственные мысли.
   
             Стук каблуков вернул в реальность. Прямо на меня шла молодая женщина. Распущенные рыжие волосы привлекли внимание.
 - Она! Это она! Та, которую встретил на дорогах войны.
             Сердце бешено колотилось, возвращая из памяти вопросы, оставшиеся без ответов.
            “Наши взгляды вновь встретились на миг. Или я опять ошибаюсь?"
             А она даже не оглянулась. 
— Извини, можно ...
— Вы ко мне обращаетесь?
Она остановилась в полуобороте.
— Да-да. Прости, а мы с тобой не встречались раньше?  Во время войны у вон того универсама. С ровесницей, блондинкой твоего роста.
—   Во годы войны  тут не жила.  Наверное, Вы видели другую. Я находилась слишком далеко отсюда.
            На дальнейшие  расспросы не решился.

            Гулял в тот весенний вечер допоздна, пока не зажглись огни фонарей.  Возможно, ошибся, но  эта случайная встреча потревожила мою память
           “Неужели это была не она? Эти глаза... похожие глаз. Тогда был уверен, что когда-нибудь  забуду их. Или  почудилось, что  наши глаза тогда  встретились, и она узнала меня. Неужели  мысли рождались из пустоты? Неужели  страх, тревога, опасность рождали во мне поиск соучастника в дни испытаний  И та неслучайная встреча глаз - мираж, картинка моих иллюзий? Увижу ли эти глаза? Может, рок отодвигает нашу встречу, не давая мечте умереть?"

 Эльбрус Минкаилов. На чеченском языке.


Рецензии
Сэр Уильям Шекспир
Сонет 121

Перевод Владимира Микушевича
Слух о пороке хуже, чем порок.
Не лучше ли не быть, чем лишь казаться?
В чужих глазах и радость - лишь предлог,
Я предпочту по-своему терзаться.
Но почему чужой дерзает глаз
Судить, что хорошо во мне, что дурно?
Мой соглядатай сам не без проказ,
А кровь моя играет слишком бурно.
Но я семь только я, никто иной,
А сколько их, клеймить меня охочих
И попрекать своею кривизной,
Хоть я прямой в отличие от прочих.
Всеобщее в них торжествует зло.
Ко власти на земле оно пришло.

Беяз Курт   22.06.2017 15:21     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.