Быть готовой

Кроме деталей и имен героев, всё здесь - правда.



   - Неужели я еще жива? – После обхода,  двух операций в муниципальной больнице, и одной -  в частной клинике, где она    подрабатывала на хлеб с маслом,  хирург Нина Федоровна   Баранова  уже     ничего не хотела – только одного:  немедленно оказаться      дома,     на диване, среди тишины и тепла, вытянуть отекшие ноги, расслабить все мышцы и ни о чем не думать.

    ...Вовка, вернувшись из института, где  учится во вторую смену, сунул нос в комнату и как обычно сказал:
- Мамуль, я пришел.
А когда она попыталась встать, тоже  как всегда,  добавил:
- Лежи-лежи. Я сам все разогрею.

Подошел поближе, включил настольную лампу под уютным   желто-коричневым колпаком,  принес    свежего чаю   с лимоном и ложечкой меда, и через час она уже была, как огурчик.  С удовольствием слушала его отчет о сегодняшнем дне, сама  рассказывала о сложной  операции по пересадке почки матери больному сыну. Всё  прошло успешно, но несколько раз за вечер она все-таки звонила в клинику.

    Конечно,  когда – нибудь Вовка женится, и ей не для кого будет жить. Но пока им было очень хорошо вдвоем. И она уже третий год каждое утро  и каждый вечер повторяла   полученный от верующей соседки текст Материнской Молитвы за чадо своё:
- Господи Иисусе Христе, в милости Твоей власти чадо мое Владимир!
Прости ему вся согрешения, вольные и невольные, совершенные им пред Тобой. Наставь его на истинный путь заповедей Твоих, благослови его в доме, около дома, в поле, работе и в дороге и на каждом месте Твоего владения.
Сохрани его под покровом  Твоим Святым от летящей пули, стрелы, ножа, меча, яда, огня, потопа, от смертоносной язвы и от напрасныя смерти.
Огради его от видимых и невидимых врагов, от всяких бед, зол и несчастий. Исцели его от всяких болезней, очисти от всякия скверны (вина, табака, наркотиков) и облегчи его душевные страдания и скорби.
Даруй и мне, недостойной и грешной рабе Твоей, родительское благословение на чадо мое в наступающие утра, дни, вечера и ночи,  Аминь.
Господи, помилуй.

Сын, однажды услышав и увидев, как мама, до этого  убежденная  атеистка, прикрыв глаза, отрешенно  шептала слова Молитвы, отнесся к этому с пониманием – улыбнулся и лишних вопросов задавать не стал...

    Утром, принарядившись, Нина Федоровна спешила  в родной медицинский,  когда-то законченный с отличием. Вместе с ректором   она вручала девочкам и мальчикам,  сначала несколько красных, а затем синие картонные корочки с гордыми гербовыми оттисками.
Потом,  сидя в президиуме, слушала, как юные врачи России несколько нестройно хором клялись  честно исполнять свой врачебный долг  и  вспоминала себя, стоящую в ряду выпускников, своё волнение в эти минуты,  наивные мечты и надежды, что уж она-то  всегда будет всё делать только честно и правильно.
   Сколько лет пролетело… За спиной – сотни операций, из них - несколько с трагическим    концом.  По  её вине, как она    считает,  - три    смерти  из-за непреднамеренных ошибок и недостатка опыта. А что поделаешь? В работе хирурга стопроцентного результата не бывает.
По поводу честности? Да, берет и подарки, и деньги,  правда,  если дают – жить-то надо.
Внимания  по отношению к больным подчас тоже недостаточно проявляет – устается очень  и времени не хватает.   К коллегам иногда  относится недоброжелательно…
Так что работать в полном соответствии с клятвой Врача, к сожалению, не получается.
Хотя эти ребятки все понимают – недаром такой конкурс на стоматологов.

Уверена в одном:  самую главную клятву – "быть всегда готовым оказать медицинскую помощь" - она никогда не нарушала.  А это главное.

     Она думала об этом ещё и по пути в частную клинику на вечернее дежурство, а потом обычная работа заглушила все посторонние мысли. Послеоперационные мама и сын порадовали неплохим самочувствием, и она, довольная, посидела возле них, бледных пока и слабых.
Ровно в пять  начались перевязки, которые неожиданно прервала  прибежавшая сестра из приемного покоя:
- Нина Федоровна! Гаишники привезли парнишку с места аварии. Какой-то выродок сшиб и скрылся.
Хирург Баранова, подняв руки в стерильных перчатках,  сердито взглянула  из-под маски:
- Стыдно, Лида, немедленно выйдите!  Здесь  перевязочная. Вы же знаете, что мы не принимаем больных с улицы. Пусть везут в дежурную больницу.
- Говорят, не успеют. Очень много крови.

Ей опять пришлось оторваться от перевязки и  повысить голос:
- Да Вы что,  меня не слышите?  Я ничего не могу сделать. Уже вечер, операционные не готовы, персонал отпущен.
И  взяв себя в руки – неудобно перед пациентом:
- Идите, Лида.
Сестра виновато прикрыла дверь. Перевязки продолжились.
   
   А ещё минут через двадцать в кабинет ворвался толстый пожилой гаишник в форме, перепачканной кровью и заорал:
- Да что же ты, сука, делаешь? Помирает мальчонка, не успеем довезти.
И оглянувшись назад:
- Лёнька, неси.
Ленька внес закутанное в гаишный плащ тело  и  положил  на белую скамью…

   Потом, в полусумасшедшем истеричном бреду,  она все время кричала, что идя  к скамейке,  уже видела и кроссовки, и края джинсов, а главное – родные русые вихры, пропитанные кровью. Уже  понимала - совпадений быть не может...

   Но она не упала в обморок, не скрылась прочь от безмерного ужаса – она дошла и начала работать.    Всё, что возможно, было сделано. Только не успела. Не хватило тех самых двадцати минут.