Вопреки смерти

     Летчики  2-го  минно-торпедного  авиационного  полка  Черноморского  флота  принимали  активное  участие  в  боях  на  дальних  подступах  к  Одессе.  Однажды,  13  июля,  поступил  приказ  нанести  удар  по  скоплению  кораблей  противника  в  румынском  порту  Тульча.  Девятка  бомбардировщиков  ДБ-3ф  под  командованием  Героя  Советского  Союза  майора  Николая  Токарева  поднялась  в  воздух  во  второй  половине  дня  и  взяла  курс  на  Тульчу.
     Одно  из  звеньев  вел  командир  эскадрильи  капитан  Платон  Семенюк,  опытный  летчик,  награжденный  за  участие  в  советско-финляндской  войне  орденом  Красного  Знамени  и  медалью  «За  боевые  заслуги».  В  составе  его  экипажа  -  штурман  старший  лейтенант  Александр  Толмачев,  радист  лейтенант  Анатолий  Егоров  и  воздушный  стрелок  младший  сержант  Михаил  Лихачев.  Перед  экипажем  стояла  особая  и  ответственная  задача:  нанести  предварительный  удар  по  зенитной  батарее  в  районе  порта,  заставить  ее  замолчать  и  тем  самым  обеспечить  выполнение  задания  основной  группе. 
     Самолеты  уверенно  шли  к  цели.  Внезапно  на  подходе  к Тульче  на  встречном  курсе  появились  два  немецких  истребителя  Ме-109.  Ведущий  истребитель  с  ходу  атаковал  самолет  капитана  Семенюка,  идущего  немного  впереди  основной  группы.  Недавно  в  немецких  документах  мне  удалось  найти  некоторые  подробности  этого  боя  и  даже  узнать  имя  летчика,  атаковавшего  наш  бомбардировщик.  Им  был  один  из  лучших  асов  77-й  истребительной  эскадры  Люфтваффе  обер-фельдфебель  Райнгольд  Шметцер,  на  счету  которого  было  уже  восемнадцать  сбитых  английских  и  наших  самолетов.  Первой  же  очередью  немецкий  ас  ранил  нашего  стрелка  в  руку  и  ногу.  Истекая  кровью,  Лихачев  продолжал  отстреливаться  из  пулемета,  а  пилот  упорно  вел  самолет  к  цели.  Вскоре  бомбардировщик  лег  на  боевой  курс.  Штурман  прицелился  и  сбросил  бомбы,  которые  точно  легли  в  районе  цели.  Зенитная  батарея замолчала.  Но  тут  последовала  новая  атака  Шметцера.  На  этот  раз  огненная  трасса  прошлась  по  кабине  бомбардировщика.  Самолет  вздрогнул,  как  подстреленная  птица,  потерял  управление  и  стал  падать.
     «Что  случилось,  не  ранен  ли  командир?!»  -  мелькнула  мысль  у  штурмана.  Он  повернул  голову  и  заглянул  в  пилотскую  кабину,  расположенную  позади.  Увиденное  ужаснуло  его:  руки  пилота  безжизненно  свесились  со  штурвала,  лицо  залито  кровью  -  пуля  угодила  в  голову.  Отважный  летчик  капитан  Семенюк  погиб.
     А  немецкий  ас  продолжал  добивать  советский  самолет.  Еще  одна  очередь  пронзила  бомбардировщик  и  зацепила  поясницу  Толмачева.  Раненый  штурман  все  же  не  пал  духом.  Он  принял  решение  пилотировать  самолет,  хотя  раньше  никогда  еще  не  делал  этого.  Конечно,  это  было  крайне  рискованно.  Но  бой  проходил  над  вражеской  территорией,  и  воспользоваться  парашютами  означало  для  экипажа  плен  или  смерть.
     «Я  понял,  что  жизнь  моих  товарищей  зависит  исключительно  от  меня,  -  писал  позже  в  своих  воспоминаниях  Александр  Федорович.  -  Превозмогая  резкую  боль  и  истекая  кровью,  я  вставил  в  передней  кабине  ручку  управления  в  гнездо.  Дав  полный  газ  и  нажав  на  педали,  я  почувствовал, что  самолет  управляем.  Сделав  два  витка,  он  вошел  в  горизонтальный  полет».
     К  счастью,  Шметцер  прекратил  свои  атаки.  Видимо,  он  посчитал  советский  самолет  обреченным.  Но  ас  просчитался…
     «Я  повел  самолет  к  своему  берегу  через  Дунай  на  измаильский  аэродром,  -  продолжал  далее  Толмачев.  -  Обстановка  создалась  тяжелая.  Бомболюки  были  открыты,  а  попытка  закрыть  их  оказалась  напрасной.  К  тому  же  вышел  из  строя  левый  мотор.  Я  приказал  радисту  и  стрелку  усилить  наблюдение  за  воздухом  и  быть  готовыми  к  вынужденной  посадке  на  фюзеляж. 
     Перелетев  через  гирло  Дуная  и  оказавшись  над  своей  территорией,  я  облегченно  вздохнул.  Но  тут  появилась  другая  опасность  -  впереди  находилось  село.  Самолет  потерял  высоту,  быстро  приближалась  земля,  до  нее  оставалось  метров  семьдесят.  Силы  мои  были  на  исходе.  Казалось,  катастрофа  неизбежна.  И  все  же  удалось  перетянуть  через  село.  Увидев  поляну,  я  стал  садиться».
     Не  выпуская  шасси,  бомбардировщик  резко  снизился,  тяжело  ударился  о  землю  и  неуклюже  пополз  по  полю,  теряя  скорость.  Наконец,  уткнувшись  в  копну,  он  остановился.  Штурман  от  потери  крови  потерял  сознание.  Остальные  члены  экипажа  получили  ранения  и  ушибы.
     «Не  знаю,  сколько  времени  прошло,  и  я  очнулся,  -  вспоминал  Толмачев.  -  Лежу  на  раскрытых  парашютах.  Самолет  был  сильно  поврежден.  Передняя  кабина  оказалась  разбитой.  Я  попытался  подняться,  но  вновь  потерял  сознание…»
     Появились  колхозники,  оказали  помощь  пострадавшим  и  отправили  их  в  военно-морской  госпиталь  Измаила.  Очнулся  штурман  уже  на  операционном  столе…
     Так  благодаря  самообладанию,  выдержке  и  мужеству  Александр  Толмачев  спас  жизнь  себе  и  своим  товарищам.  За  этот  подвиг  двадцативосьмилетний  штурман  был  награжден  орденом  Красного  Знамени.  Посмертно  этой  же  награды  удостоился  и  капитан  Платон  Федорович  Семенюк,  который  был  похоронен  с  воинскими  почестями  в  Измаиле. 
     Залечив  раны,  Толмачев  вернулся  в  свой  полк.  Вскоре  он  был  назначен  штурманом  полка,  а  в  начале  1943  года  -  штурманом  Военно-Воздушных  Сил  Черноморского  флота.  Гвардии  майор  Александр  Федорович  Толмачев  закончил  войну  Героем  Советского  Союза,  имея  на  счету  146  боевых  вылетов.  После  войны  продолжал  служить  в  авиации,  окончил  Военно-Морскую  академию.  Уволился  в  запас  в  1958  году  в  звании  полковника.  К  сожалению,  мне  не  довелось  познакомиться  лично  с  этим  замечательным  человеком:  Александр  Федорович  умер  в  Москве  в  1979  году…
     Но  и  парни  из  Люфтваффе  не  уступали  в  мужестве  нашим  соколам.  Буквально  две  недели  спустя  подвиг  Толмачева  повторил  штурман  немецкого  бомбардировщика  Юнкерс-88  двадцатилетний  обер-ефрейтор  Гельмут  Бернгардт.  Об  этом  я  прочитал  в  одной  из  изданных  в  нынешней  Германии  книг,  и,  конечно,  меня  этот  случай  очень  заинтересовал
     Мне  всегда  хотелось  лучше  понять  наших бывших  противников,  психологию  и  характер  простых  людей,  волею  судьбы  мобилизованных  в  армию.  Хоть  это  и  сложно,  но  я  пытаюсь  разобраться  в  причинах  возникновения  войн.  Потому  для  меня  очень  важно  общение  не  только  с  нашими,  но  и  с  немецкими  ветеранами.  В  данном  случае  мне  невероятно  повезло:  мне  удалось  разыскать  в  Германии  адрес  бывшего  штурмана  и  встретиться  с  ним.  Встретились  мы  в  старинном  немецком  городке  Констанц,  что  на  берегу  большого  и  красивого  озера  Бодензее. 
     Был  чудесный  летний  день.  Зеркальную  гладь  озера  неторопливо  рассекали  легкие  яхты  и  прогулочные  теплоходы  с  туристами.  А  у  самого  берега  беззаботно  плескалась  стая  грациозных  белых  лебедей.  Бернгардт,  в  легком  спортивном  джемпере  и  обычных  голубых  джинсах,  с  открытым  и  дружелюбным  лицом,  выглядел  не  старым  еще  мужчиной.  Раскупорив  бутылку  красного  вина  «Троллингер»,  мы  словно  старые  знакомые  повели  непринужденную  беседу.  И  вот  что  мне  удалось  узнать.
     После  окончания  авиационной  школы  штурманов  в  июне  1941  года  Бернгардт  был  отправлен  на  Восточный  фронт  в  51-ю  бомбардировочную  эскадру  «Эдельвейс»,  в  экипаж  опытного  летчика  обер-лейтенанта  Генриха  Геля.  Поначалу  экипажу  удалось  совершить  несколько  удачных  вылетов  и  даже  дважды,  вечером  23  июля  и  утром  24  июля,  бомбить  наши  корабли  на  рейде  Одессы.  Но  вот  наступило  30  июля…
     «В  тот  день,  -  рассказывал  мне  Бернгардт,  -  нам  дали  приказ  в  составе  звена  произвести  налет  на  советские  войска  у  Ананьева,  севернее  Одессы.  Заправившись  горючим  и  подвесив  бомбы,  мы  в  полшестого  вечера  вылетели  на  задание.  На  борту  нашего  «Юнкерса»,  кроме  меня  и  обер-лейтенанта  Гёля,  находились  также  радист  унтер-офицер Гарри  Штельцер  и  стрелок  унтер-офицер  Георг  Музиоль.
     При  перелете  через  линию  фронта  самолеты  были  обстреляны  советской  зенитной  артиллерией.  Ваши  зенитчики  стреляли  метко:  мы  получили  попадание  в  левый  мотор,  и  он  загорелся.  Две  другие  машины,  не  выдержав  огня,  развернулись  на  обратный  курс  и  ушли  в  облака.  Только  наш  экипаж  в  одиночку,  с  дымящим  мотором,  упорно  продолжал  идти  вперед.  Вскоре  показалась  цель,  и  я  открыл  бомболюки,  готовясь сбросить  бомбы.  Внезапно  раздался  чей-то  испуганный  крик:  «Истребители!»  Действительно,  нас  атаковали  четыре  русских  истребителя  И-16.  Мы  торопливо  сбросили  бомбы  и  стали  набирать  высоту.  Один  из  истребителей  уже  подошел  к  нам  на  дистанцию  триста  метров.  Наш  командир  закричал:  «Стреляйте  же  по  истребителю,  черт  возьми!»  Стрелок  и  радист  открыли  огонь  из  своих  пулеметов,  но  было  уже  поздно.  При  первой  же  атаке  русского  летчика  пуля  попала  в  затылок  обер-лейтенанту.  Кровь  залила  кабину…»
     Голос  моего  собеседника  дрогнул,  и  он  замолчал.  Видно  было,  что  ему  нелегко  даются  тяжелые  воспоминания  прошлого.  Наполнив  бокал,  он  выпил  вино  и  закурил  очередную  сигарету…
     «Я  попытался  снять  тело  убитого  с  пилотского  сиденья,  но  в  тесной  кабине  сделать  это  не  удалось,  -  неторопливо  повел  свой  рассказ  дальше  Бернгардт  после  паузы.  -  Кое-как  примостившись  рядом  с  убитым,  я  взял  штурвал  в  руки  и  попытался  управлять  самолетом.  Это  было  неимоверно  трудно:  окровавленная  голова  убитого  лежала  у  меня  на  левой  руке,  я  был  весь  в  его  крови…
     Еще  несколько  раз  мы  были  атакованы  истребителями,  которые  порядочно  изрешетили  наш  «Юнкерс».  Все  же  каким-то  чудом  мне  удалось  уйти  в  облака  и  оторваться  от  преследователей.  Мы  перелетели  Днестр  и  достигли  расположения  немецких  войск.  За  левым  мотором  стлалась  длинная  дымная  полоса,  из  разбитых  баков  вытекали  бензин  и  масло.  Вскоре  самолет  стал  быстро  терять  высоту,  и  в  19  часов  50  минут  я  совершил  вынужденную посадку  на  фюзеляж  в  двенадцати  километрах  восточнее  населенного  пункта  Рашканы.  К  счастью,  при  этом  никто  не  пострадал.  Мы  вынули  из  самолета  убитого  командира  и  положили  его  в  одном  из  домов.  Переночевали  мы  на  посту  полевой  жандармерии,  а  утром  отправились  в  свою  часть.  Вот  так  завершился  мой  роковой  тринадцатый  вылет…
     Погибшего  обер-лейтенанта  Гёля  похоронили  на  военном  кладбище  в  Бельцах.  Меня  произвели  в  унтер-офицеры  и  наградили  Железным  крестом  1-го  класса.  Кроме  того,  я  получил  похвальные  письма  лично  от  командира  авиакорпуса  генерала  Пфлюгбайля  и  командующего  воздушным  флотом  фельдмаршала  Лёра.  Затем  меня  отправили  в  Германию,  где  в  одной  из  авиашкол  я  прослужил  инструктором  до  самого  конца  войны.  Дослужился  до  звания  лейтенанта»,  -  закончил  свой  невеселый  рассказ  Бернгардт.
     С  невольным  уважением  смотрел  я  на  собеседника.  Да,  ничего  не  скажешь,  мужественные  и  сильные  духом  парни  воевали  против  нас!  Мое  уважение  возросло  еще  больше,  когда  я  узнал,  что  Бернгардт  до  сих  пор  летает  на  спортивных  самолетах,  обучает  летному  делу  спортсменов  в  авиационном  клубе  и,  за  свою  пятидесятилетнюю  преподавательскую  деятельность  был  награжден  спортивной  федерацией  почетным  Золотым  значком.  И  не  скрою,  мне  было  лестно,  когда  этот  достойный  уважения  человек  подарил  мне  на  память  о  нашей  встрече  свои  офицерские  погоны.
     Находясь  под  сильным  впечатлением  от  встречи  с  Бернгардтом,  я  еще  долго  размышлял  об  удивительной  схожести  этих  двух  драматических  событий.  Но,  как  оказалось,  это  было  еще  не  все,  и  самое  неожиданное  для  меня  было  впереди.
     Покинув  Констанц,  я  уехал  в  город  Фрайбург,  где  находится  крупнейший  в  Германии  военный  архив.  Получив  разрешение  на  посещение  архива,  я  целую  неделю  усердно  перелистывал  сотни  страниц  документов  полувековой  давности,  разыскивая  материалы  о  боях  за  Одессу.  Каково  же  было  мое  изумление,  когда  в  одной  из  оперативных  сводок  за  6  июля  1941  года  я  прочел  следующее  краткое  сообщение:  «Пилот  одного  из  румынских  самолетов-разведчиков  был  убит  в  бою,  но  штурману  удалось  довести  самолет  до  собственного  аэродрома  и  совершить  удачную  посадку  на  фюзеляж»*. Вот  это  да!  Выходит,  в  течение  месяца  на  самом  южном  участке  фронта  трижды  разыгрывалась  драма,  участники  которой  проявили  исключительное  самообладание  и  мужество.  Такого  в  истории  войн  еще  не  было.  Причем,  отличились  летчики  всех  трех  стран,  воюющих  на  этом  участке  фронта.  Поразительно,  не  правда  ли?
     Обо  всем  этом  я  поведал  в  письме  Бернгардту.  Ответ  от  него  пришел  сразу.    «То,  что  солдаты  разных  национальностей  с  честью  выходили  из  тяжелых  испытаний,  выпавших  на  их  нелегкую  долю,  вызывает  уважение  и  сочувствие.  Но  то,  что  люди  вынуждены  были  стрелять  друг  в  друга,  достойно  сожаления  и  заслуживает  осуждения»,  -  размышлял  Бернгардт.
     И  здесь  я  полностью  согласен  с  бывшим  летчиком  Люфтваффе:  война,  связанные  с  ней  страдания  и  гибель  людей,  -  это  общечеловеческая  трагедия.

     *     Предположительно,  этот  самолет  был  подбит  севернее  Кодымы  командиром  55-го  истребительного  авиационного  полка  майором  В.  П.  Ивановым.