Апокалиптические мечты скромного Teddy Bear а

Иногда нам удается прожить достаточно долгую жизнь.
 
Не беда, что доживаем свой век в темных чуланах, да на пыльных чердаках в сомнительно дружеской компании пауков и мышей.
 
Взрослея с нашими хозяйками, юными феями, мы долгое время ходим у них в фаворитах и являемся хранителями первых секретов и сердечных тайн.
 
Порою, мы принимаем поцелуи, которые осчастливили бы любого из смертных.
 
Мы слышим то, о чем и не мечтали узнать самые дерзкие поклонники.
 
Не беда, что меняя за размером размер, - как своих платьиц, так и туфелек, - юные прелестницы, в конце концов, отлучают нас не только от этой роли, но и вообще удаляют из сердца вон.
 
Сердца их не имеют ничего общего как со швейцарскими банками, так и с английскими замками и, честно говоря, не надежнее обычного дуршлага, но нас плюшевых философов и это не слишком озадачивает.
 
Мы столь же безропотно сносим боль и унижение, - часто не заслуженное, ибо на нас проще выместить отчаяние и злобу, чем на действительном обидчике, - как и не склонны стушевываться в нежных объятиях и раскисать от томных поцелуев. 

А ведь есть в каждом плюшевом медведе нечто от Иисуса... 
 
Как следует отмагдалиненного и распятого.

Правда, нас, по обыкновению, расчленяют, вырывая лапы из еще теплого от недавних объятий туловища.
 
С Христом обошлись, все же, гуманнее...
 
Teddy bear, валяющийся под кроватью детской с оторванной конечностью, едва ли не такая же утрированная банальность, как на столе в гостиной - ваза с фруктами.
 
Так что я, пожалуй, предпочел бы замечательно скромную смерть на кресте, в окружении празднично наряженной толпы, шумно приветствующей твою близкую кончину, безобразному финишу в мусорном контейнере, среди смрада нечистот и помоев.
 
Подумать только: ты, весь такой великомученический, с заботливой теплотой надежно прибитый к деревянным балкам огромными гвоздями, снисходительно взираешь на сборище плебса сверху вниз, словно какая-нибудь ядреная рок-звезда...
 
Собравшиеся с веселой злобой что-то кричат тебе матом, напутствуют проклятиями и плюют к подножию распятия, а ты, наморщив плюш лба и незаметно подмигнув пустым небесам, снисходительно вещаешь: "Бог с вами, дети мои! Фак аут, мои дорогие! Ай'л би бэк!"
 
И сдержав слово, словно "настоящий джентльмен" или "чёткий пацанчик", воскресаешь ко всеобщему ужасу через восемь дней, становясь Богом всему этому сброду...
 
А спустя еще сорок дней, следуя отработанному еще Иисусом сценарию, я, словно талисман московской олимпиады, вознесусь на небо, "благословляя апостолов" на отборном идиш.

Однако, как я уже сказал, мы расстаемся с жизнью, словно осужденные законом насильники и  убийцы - в полнейшей безвестности, во мраке пыльных казематов.
 
Вот чего я никогда не мог понять в людях, так это молниеносных переходов от приязни и нежности - к ненависти и абсолютной безжалостности!
 
Безусловно, я прекрасно понимаю, что именно мы, как никто, великолепно подходим для тренинга и натаскивания псов внутренней жестокости, как для "дев младых и невинных", так и для "отроков надежды большие подающих".
 
В самом деле, пусть отрабатывают на нас столь ценимое среди приматов искусство выдирания сердец и потрохов!
 
В отличии от мужчин и женщин, мы лишены мазохистских талантов, а доминация теплокровных существ не доставляет нам каких-либо сильных переживаний.
 
Хотя, конечно, если твоя голова, - как это иногда приключается в тиши алькова с некоторыми игрушками, -  ненароком попадает в тиски бедер юной принцессы, томно изгибающей во сне свой налитый соками стан, то ты, одурманенный дыханием ее плоти, как никогда приближаешься к капитуляции, и даже в ссохшихся опилках мозга начинают копошиться липкие тинтобрассовские личинки.
 
Но знаете ли вы, о чем мечтает едва ли не каждый игрушечный мишка, которого пренебрежительно швыряют то на диван, то на пол белые руки безгрешных праведниц и не менее невинных праведников?
 
Нет, вовсе не о лаврах Винни-Пуха, этого плюшевого Одиссея, водившего дружбу с депрессивным ослом и имбецильным поросенком.
 
А о том, что человеческие пороки, бессердечие и злоба обратятся наконец против вас самих и потоки алой жидкости, которой вы наполнены под завязку, зальют, словно перевернутая бочка томатного сока, весь этот чертов Ад, в котором я живу: и эту гнусную диванную обшивку, и эти невыносимо скучные шторы, и ваши безвкусные наряды и отвратительный ворс затоптанных ковров...
 
А я, такой милый и тихий, коричневый и безмолвный, будто хитрая, но чрезвычайно таинственная какашка, буду сидеть с улыбкой Будды в центре красочной и чудесно преобразившейся комнаты и... внутренне торжествовать.
 
               
               
                26.01.2013г.