На медведя с рогатиной рассказ

                На медведя с рогатиной
                ( рассказ)
               

    Тяжело просыпается захолустная Коми деревня в самых первых числах февраля. Времени скоро восемь часов, а небо еще только-только начинает светлеть на Востоке. Но на фоне миллионов звезд, усыпавших его уже видны вертикально поднимающиеся дымы из труб вновь растопленных печей. Из тьмы выплывают черные еще размытые пятна домов под толстыми белыми матрасами снега, стройные конусы елей и пышные шапки сосен.  Ни ветерка. Мороз крепкий. Такой, что трещат деревья в лесу, который стоит огромной черной стеной совсем рядом с деревней. Полярная ночь неохотно, с трудом отступает от маленького людского поселения среди бескрайней, необъятной тайги. Но Она знает, что это ненадолго. Через шесть часов Она снова завладеет этими домишками и всей округой, и будет властвовать здесь до следующего короткого зимнего дня.

   Но вот залаяла собака. Видно хозяин вышел из дома, а вместе с ним и его лохматый друг. В такой мороз люди пускают собак в дом. Иначе замерзнут. Ей ответила другая с противоположного конца деревни. Где-то заскрипели ворота, звякнула какая-то железка. Потихоньку, полегоньку деревня стала оживать.
 
   День тоже медленно, но пробуждался. Звезды исчезли, зато разгоралась красивейшая зимняя заря, какая только на Севере бывает в ясную морозную погоду. Восток уже окрасился глубоким малиновым цветом, который постепенно будет светлеть, переходить в красный, оранжевый, желтый, а Запад над самым горизонтом еще темно-синий, почти черный, далее фиолетовый, потом синий, голубой и переходит в малиновый. Человека, способного охватить взглядом всё это смешение красок охватывает неописуемый восторг. Радость, что ушла очередная нескончаемая ночь, надежда на новый день.

   Так, наверное, и думал Мить Ошев, стоя на крыльце и всматриваясь в светлеющее небо.
Мите исполнился 21 год в ноябре, как раз через неделю после возвращения из армии. По причине силы немалой устроился парень работать помощником деревенского кузнеца, дядьки Петыра. Деревня была достаточно большой для этих мест, дворов около ста, но хозяйство обходилось без машин и тракторов. Конечно, техника не помешала бы, но недавно закончившаяся война, а потом восстановление разрушенной страны не позволяло обеспечивать глухие таежные деревни машинами. Поэтому и мастерских никаких не держали. Мясо, молоко, птицу, рыбу, кедровые орехи отвозили на лодках в другую, деревню, которая находилась километрах в ста ниже по реке. А оттуда все уже отправляли на барже дальше в район.
 
   Но кузницу в деревне держали. А как же без кузницы? Телеги, единственное колесное средство передвижения ремонтировать надо? Плуги, бороны, другие сельскохозяйственные инструменты все еще оставались незаменимыми в деле производства капусты и картофеля. Лопаты, топоры, косы, вилы, обручи для бочек, даже простые ножи тоже приходилось ковать самим, потому что перешедшая в свое время на военные рельсы промышленность страны никак не могла перестроиться на мирный лад и снабдить деревню самым необходимым. Поэтому работы в кузнице хватало. Мало того! Из-за нехватки железа и заготовок его приходилось делать самим. Слава Богу, дядька Петыр, всю жизнь проработавший на Кажимском железоделательном заводе1, после его закрытия в конце войны, вернулся в родную деревню, владея секретом выплавления железа из болотной руды. Вот и получалось, что все лето Петыр с помощниками искали, копали в ближних и дальних окрестностях болотную руду, свозили ее к кузнице, выжигали древесный уголь, заготавливая его впрок, а зимой плавили из руды кричное железо и долго-долго отковывали крицу, удаляя из нее шлаки и поры, превращая в довольно-таки сносную сталь. Сегодня как раз предстояло разбирать очередную, уже остывшую плавку, длившуюся непрерывно двое суток, чтобы извлечь из нее тяжелую бесформенную крицу и приступить к ковке.

   А еще Мить думал об Оле, белокурой, голубоглазой красавице, дочке Мишки Кочева, первого охотника в деревне. Думал о том, что вечером в деревенском клубе, куда ежедневно собиралась молодежь почесать языки, полузгать кедровые орешки, поиграть на гармони, он обязательно увидит ее, от чего на душе у него стало тепло и легко.

   Три года назад, еще до армии он не обращал никакого внимания на шуструю, худющую девчонку. А когда вернулся, увидел необыкновенно красивую девушку. Оля расцвела и раскрылась как великолепный цветок. Увидев ее однажды, Мить пропал! Он в одну секунду понял, что не сможет без нее жить, и теперь все его мысли были подчинены одной цели: добиться Олиной любви.
 

   Дядька Петыр уже копошился в кузнице, он приходил раньше всех.
   Мить вошел в просторное помещение, когда тот доставал из горна чайник.
   - Давай, давай, Мить, сейчас чайку попьем и будем крицу доставать – сказал кузнец, наливая большую кружку темно-красного, настоянного на бруснике и брусничных листьях чая.
Скоро появились и двое других помощников: Епим, долговязый худой мужик сорока лет с длиннющими руками, в которых, каким-то невероятным для их худобы образом, таилась огромная силища, и Тенька, совсем еще пацан, в прошлом году окончивший восьмилетку. Чай попили, перебросившись лишь несколькими короткими фразами:
   - Ох! Морозит сегодня…
   - Сейчас самое время для морозов…
   - Волки, слыхали, как близко выли…
   - Развелось разбойников… Разве до войны столько было? Надо их изводить…
   - Мишка Кочев с братьями сегодня вернуться должен… Уже третьего медведя в этом году берет. Молодец!
   - Посмотрим… Ладно! Хватит чаи гонять, пошли.

   Мужики оделись в рабочее и перешли в низкий односкатный сарай с высокой черной трубой, расположенный несколько в стороне от кузницы. Там стояла небольшая конусовидная печь высотой всего метра полтора и метр в диаметре у основания. Над печью висела прямоугольная железная вытяжка, переходящая в трубу. Еще в сарае была электрическая воздуходувка, которая по трубе нагнетала воздух внутрь печи.

   Петыр ласково погладил глиняный бок своего детища, потом взял железное долото, небольшую кувалдочку и принялся аккуратно, по камешку разбирать печь у самого основания. Когда отверстие получилось достаточно большое, Петыр отошел в сторону, коротко бросив своим помощникам:

   - Доставайте!

   Епим длинным железным крюком принялся ворошить в этом отверстии. И вот на земляном полу появилась черная бесформенная, похожая на пористую губку масса крицы величиной с круглый тазик.  Ее погрузили на носилки, Мить с Тенькой подхватили их и весело перенесли в кузницу. Там ее поместили на наковальню под самую яркую лампу. Петыр, нацепив на нос очки, принялся внимательно рассматривать крицу, время от времени прося повернуть или перевернуть ее. Наконец он взял длинными щипцами зубило, примерив его в одному ему известное место крицы.

   - Давай, Мить, - коротко скомандовал кузнец.

   Парень коротко махнул кувалдой, и хрупкая крица разлетелась пополам. Началась кропотливая работа по сортировке выплавленного железа.


   А день между тем разгорался. К одиннадцати часам взошло невысокое солнце, обогатив вид деревни ярко освещенными черными фасадами домов с белыми наличниками окон, горящими янтарем стройными стволами сосен и широкими юбками снежных елей, растущих прямо в деревне, длинными синими тенями и от построек и от деревьев, и от сугробов. Очень красиво смотрелась стена соснового бора, поднимающаяся над деревней. Девственный снег заблестел, заискрился, заставляя щуриться и улыбаться, и радоваться яркому свету, чистому голубому небу, вселенскому спокойствию, разливающемуся над округой и безграничному величию природы. Над деревней стояла чистая зимняя тишина, изредка пронизываемая дальним или близким говором женщин да редкими звонкими ударами по железу, доносящимися со стороны кузницы.

   Но вот что-то произошло, и со стороны того конца деревни, что был ближе расположен к лесу, послышался шум. Крики женщин, детей и истошный лай многих собак. Шум медленно приближался к середине деревни.

   В кузницу пулей влетел Тенька, которого уже давно послали за углем.

   - Пошли скорее! Мишка Кочев вернулся. Медведя везут!

   Епим и Мить сразу же бросили работу, быстро умылись, накинули полушубки и выбежали на улицу. Петыр немножко поворчал, но тоже оставил свою крицу. Все-таки событие немалое, тем более, что события вообще, а зимой в частности случались очень редко.
 
   До деревенской площади от кузницы ходу пять минут.

   На широком утоптанном пятачке, со всех сторон окруженном домами, уже собрались, наверное, все жители, плотно обступив круг, в центре которого стояли, запряженные заиндевевшей кобылой сани. Рядом на снегу лежал свернутый, стянутый веревками огромный меховой тюк. Это была шкура медведя. Она естественно сильно промерзла, и разложить ее сейчас не представлялось никакой возможности, но и так было видно, какой большой был медведь. В санях еще лежали несколько окровавленных мешков с мясом. Три брата Кочевых, старший Мишка, средний Сашо и младший Олёш стояли рядом с санями. Когда Мить пробрался к центру, Мишка, вероятно уже завершал свой рассказ об охоте. Люди кругом одобрительно кивали и переговаривались. Но это ничего, что парень не услышал весь рассказ. Он знал, что сегодня в клубе соберутся все мужчины деревни, чтобы уже обстоятельно обсудить  подробности добычи медведя. И эта история будет передаваться из уст в уста до тех пор, пока не случится другая памятная охота, потом другая и так далее. А эта уже обрастет разными выдумками, добавляемыми чересчур впечатлительными пересказчиками, и станет легендой.

   Мить поискал глазами Олю и нашел ее напротив в первом ряду рядом с матерью. Девушка восхищенно смотрела на своего отца, не пропуская ни одного слова из его рассказа. Когда Мишка закончил, она выдохнула воздух и глянула вокруг, проверяя, какое впечатление произвел рассказ отца на односельчан. В это мгновение ее взгляд встретился с горящими глазами Мити. Она сначала зарделась, опустила ресницы, но потом смело посмотрела на парня, показала взглядом на шкуру медведя и кивком головы как бы спросила: «А ты так сможешь?»

   Митя пронзила горячая волна. Вот! Вот что надо, чтобы добиться ее! «Чтобы добиться Оли, надо добыть медведя! И побольше этого!» Цель обрела конкретные очертания. Он видел, как Оля любит своего отца и гордится, что он такой хороший охотник. Ну, как же! Вся деревня восхищается им. Если Мить, молодой парень добудет зверя, причем добудет ради девушки, это должно покорить ее.

 
   Вечером в клубе шишке негде было упасть. Мужиков набилось - в каждом углу. Было сильно накурено, в воздухе явно витал крепкий запах перегара. Посередине избы на полу лежала уже оттаявшая шкура. Размеры ее поражали! Вероятно, при жизни медведь весил никак не меньше трехсот килограммов. Особенно впечатляли крупные черные когти на лапах – страшное оружие. Все знали историю о том, как несколько лет назад ударом лапы медведь снес голову неосторожному охотнику.
 
   Вокруг шкуры на табуретах сидели старики и, естественно, виновники события братья Кочевы. Мальчишки на корточках сидели в ногах. Герои события, наверное, уже в десятый раз рассказывали о своей охоте, вспоминая все новые и новые подробности. Старики и мужики из толпы задавали уточняющие вопросы, сами что-то рассказывали, вспоминали свои случаи.
 
   - А сколько раз стреляли? А с какого расстояния? А кто первый стрелял? А какими пулями?
   - А у меня есть две пули точеные из бронзы. Они не деформируются, как свинцовые и кости крошат в месиво.
   - А у моего деда было ружье восьмого калибра. Там неважно, какая пуля. Главное попасть. Кладет любого зверя с одного выстрела…
И так далее, и тому подобное. В одной из пауз слово взял старик Опонь Пыстин. Лет ему уже было за семьдесят.
   - Это все хорошо, что вы рассказываете… Что медведей стреляете… Хорошо. Только, добыть медведя с ружьями – особого геройства не надо.
Народ притих. Мишка Кочев настороженно посмотрел на старика.
   - Да, да, Мишка, не смотри так. Ну, какое тут геройство: разбудить спящего зверя и сонного его стрельнуть в упор? Шансов у него никаких.
   - Что ты такое говоришь, дед Опонь? Как же его еще добудешь, без ружья-то? – возмутился охотник.
   - А вот раньше на медведя с рогатиной ходили, да, бывало, что и в одиночку… И я ходил.
   - Ну, ты скажешь, дед! С рогатиной! Кто сейчас с рогатиной ходит? Самоубийцы только.
   - Вот я и говорю… Нет у медведя шансов против ружей, - с этими словами дед Пыстин затушил цигарку, встал и медленно вышел из избы.

   Мужики, притихшие было на минуту, после дедова ухода продолжили обсуждение охоты.
В голове Митя крепко засели слова старика об охоте с рогатиной. Конечно же, он знал, что такое рогатина. Это короткое копье на толстом крепком древке с поперечиной  сразу за наконечником. Поперечина эта нужна для того, чтобы копье не пронзило зверя насквозь. Но он совершенно не знал, как правильно надо охотиться с рогатиной. И парень решил все обстоятельно разузнать.


   В один из вечеров Мить взял бутылку водки и пришел к старику Пыстину.

   - Дед Опонь, хочу на медведя с рогатиной сходить. Научи.

   Старик очень внимательно посмотрел на парня. Долго смотрел, как будто хотел проникнуть в его самые потаенные мысли и чувства, и, видно, то, что он увидел, ему понравилось. Поэтому без лишних вопросов пропустил Митя в дом. Хозяин провел юношу к столу, а сам куда-то исчез. Мить поставил на середину стола водку. Вернулся дед Опонь с какой-то ржавой железкой. Он обошел стол с другой стороны, по пути одобрительно крякнув на бутылку, положил перед парнем железку и, видно, пошел за закуской. Железкой оказался наконечник рогатины, только очень старый и ржавый. Это было широкое, сантиметров семь, обоюдоострое кинжального типа лезвие длиной сантиметров тридцать, соединенное с конусообразной трубкой, которую следовало насаживать на древко. К трубке посередине были приварены поперечные штыри таким образом, что вся конструкция напоминала церковный крест. Мить, как специалист по железу осмотрел состояние оружия. Оно было плачевным. Ржавчина наполовину съела металл. Восстановить его не удалось бы. Но по образцу выковать новое – вполне.

   - Это не моя, - начал разговор старик, - нашел на одном заброшенном зимовье. Давно уже. Негодная, проржавела вся. Но ты кузнец. Петыр поможет, я его попрошу. Сладите новую. Смотрите только, чтоб металл был не хрупким. Вот эти поперечины – твое спасенье. Не выдержат натиска зверя, обломятся, копье насквозь пройдет, и ош2 тебя лапой достанет, отскочить не успеешь. Долы3 на копье делайте поглубже, чтобы кровь обильно вытекала. Пораженный копьем без долов, зверь в два раз дольше живет, чем копьем с долами. А древко только из березы делай. Сосна и елка не годятся. Хоть они и ровные, да не прочные. А длина всей рогатины должна быть не более двух с половиной метров. Лучше два двадцать, два тридцать. Ну, а теперь слушай. Буду рассказывать про охоту. Наливай.


   Старик Пыстин сдержал слово, он переговорил с дядькой Петыром. Кузнец согласился отковать новую рогатину. Поскольку такая охота проводится летом или осенью, времени было вполне достаточно. Ковал-то Мить  сам после основной работы, но дядька подсказывал, что да как и внимательно следил за каждым процессом. Юноша проводил в кузнице все свободное время, перестал ходить в клуб. Идея добыть медведя ради Оли захватила его полностью. Естественно, это не могло долго оставаться секретом. Уже через несколько дней после начала работы в деревне знали, что молодой Мить Ошев кует рогатину, что бы пойти с ней на медведя.
 
   Первое препятствие в исполнении планов юноши возникло в образе родителей.

   - Ты что удумал, сынок? – кричала мать, -  на зверюгу без ружья. Прадед твой в тайге сгинул, деда чуть волки не съели, а тебя медведь задерет. И пошто мне это? Не пущу!
   - Не удержишь, мать, все равно пойду! – отвечал сын.

   Отец ничего не говорил, только хмурился.

   Как-то раз в воскресенье возле деревенской лавки Мить встретился с Олей. Она стояла у входа в лавку с двумя подругами, о чем-то весело болтая. Увидев подходящего парня, они замолчали. Молодежь в деревне знала, что Мить Ошев «сохнет» по Оле Кочевой, а та не очень-то отвечает ему. Гордится. Чем ближе Мить подходил к лавке,  тем сильнее билось его сердце. Он уже давно не видел Олю, и разволновался чрезвычайно. Но проходя мимо девушек, взял себя в руки и где-то, даже, весело и беспечно поздоровавшись, вошел в лавку. Когда он вышел, Оля была уже одна. Пока парень делал покупки, она попросила подруг оставить их наедине.

   - Ты, говорят, на медведя собираешься? – сразу спросила девушка, не давая ему первому начать разговор, чему Мить обрадовался. Самому ему тяжело давалось заговорить с Олей.
   - Да, вот… собираюсь… летом - тихо ответил он.
   - И что, без ружья? Один? – в ее голосе явственно прозвучала если и не тревога, то не безразличие точно.
   - Ну, почему один, с собаками.
Оля на секунду замешкалась, опустив глаза и теребя в руках варежки. Потом, махнув ресницами, вскинула их на юношу и, волнуясь, сказала:
   
   - Не надо одному, Митя,… не надо без ружья,… не надо ради меня,… ты и так мне… нравишься.

   Сказанное это по-русски, и как-то очень мило «Митя», и все остальное не сразу дошло до его сознания. Он думал, что добиваться любви такой девушки, как Оля придется долго и упорно, преодолевая трудности и опасности. И он готов был преодолевать, бороться со всем миром, побеждать многочисленных соперников, переплывать реки, добывать голыми руками медведей. А тут вдруг так просто «…ты и так мне нравишься». Но когда Мить все-таки понял, что вот в этот самый момент Оля призналась ему, его охватило такое чувство любви и нежности, что он готов был схватить девушку, прижать ее к себе сильно-сильно и целовать  ее, целовать до бесконечности. Однако мужское самообладание вернулось к нему. Все-таки они же на улице, что люди подумают! Юноша  опустил на снег сумку с продуктами, взял порозовевшие от мороза Олины ручки в свои не отмытые от угольной копоти лапищи, погрел их своим дыханием и сказал:

   - Ну, как же я теперь не пойду? Все уже знают.
 
   Девушка и сама понимала, что раз мужчина что-то решил, значит не к лицу ему будет отказываться от своего решения, но женское сердце не хотело принимать этого.
 
   - А ты иди хотя бы не один, возьми кого-нибудь с ружьем, - неуверенно предложила она.

   Ах, если бы Мить мог отказаться! Если бы о его решении никто не знал, ни отец с матерью, ни дядька Петыр, ни Опонь Пыстин, ни Мишка Кочев, Олин отец. Нет! назад уже не повернуть.

   - Не могу я уже, Оля, пойду один. Да не бойся ты, меня старик Пыстин научил, а он пятерых взял в одиночку, хотя смотри, какой щуплый.
Между ними возникло молчание. Нарушила его Оля.
   - А почему в клуб не ходишь? Приходи сегодня, хорошо?
   - Приду, обязательно приду! – ответил совершенно счастливый Мить.


   Из выплавленной крицы за неделю проковки получилось три полосы железа разного качества. Одна полоса, всего два килограмма – совсем мягкое железо. Его можно было гнуть даже холодным. Вторая полоса, килограмма четыре – что-то среднее, но хорошо ковкое. И третья, самая большая, около десяти килограмм – очень хрупкое железо, почти чугун, но, тем не менее, тоже поддающееся ковке. Хрупкого железа всегда выходит больше, поскольку в процессе плавки руда непосредственно контачит с углеродом древесного угля, и получающееся железо насыщается им, приобретая твердость и хрупкость. Но в дело идет все, тем более, что длительным нагреванием и ковкой можно снижать хрупкость.

   От этих трех кусков железа Мить под руководством дядьки Петыра отсек три почти равные части, выковал их в длинные узкие полосы, на одном конце скрепил вместе. Потом нагрел до белого каления, зажал тот конец в тисках и сплел из них плотную косичку. Из косички выковал длинную полосу, разрезал опять на три части, опять сплел косичку, выковал из нее квадрат. Квадрат трижды по двадцать раз перекрутил вокруг своей оси, и опять выковал в полосу. Таким образом, три разных металла, мягкий, средний и твердый сварились в один с очень мелкой структурой, придав ему одновременно и твердость и пластичность. Этот металл уже смело можно было называть сталью, причем сталью, полученной по дамасской технологии.
Потом Мить долго выковывал из этой полосы копьевидный наконечник, поперечины, трубку для древка, сваривал все это вместе, закаливал, обтачивал, шлифовал. Полностью работа была закончена только к началу лета.


   В деревне, между тем давно уже перестали не только обсуждать тему его охоты на медведя с рогатиной, но вообще вспоминать о ней, чему Мить Ошев был очень рад. Не любил он шума вокруг себя. Даже Оля, с которой они встречались теперь почти каждый день, и, даже, иногда украдкой целовались, и та, казалось, забыла. И она очень удивилась, когда однажды ее Митя не появился вечером для традиционного гуляния вдоль реки. Девушка долго ждала его, выслушивая колкие, но не очень обидные шуточки подруг на тему неверности жениха. Она, даже, обиделась, решив на завтра долго-долго «дуться» и не разговаривать с Митей. Пускай помучается, раз ей пришлось выслушать столько шуточек. Но Митя не появился и на следующий день. И тут у Оли закралось тревожное подозрение. Она пошла по деревне, отыскала Митиного младшего брата Яшку, и от него узнала, что два дня назад Митя, взяв двух собак, ушел в тайгу за медведем. Ушел один. Когда вернется – не сказал. У девушки похолодело все внутри. Он все-таки решил довести до конца задуманное. А значит, будет схватка с огромным диким зверем, которая неизвестно чем закончится. Может быть, человек убьет зверя, может быть и наоборот. Зверь может и не убить, но сильно покалечить. Охотиться на медведя и с ружьем-то опасно, а с рогатиной просто смертельно опасно! От бессилья что-то изменить Оля заплакала. Впервые в жизни она переживала за мужчину, который не был ее родственником.


   Мить Ошев готовился к охоте основательно. Уже три раза он носил в тайгу приваду: кишки от забитой скотины и тухлую рыбу. Перспективное место, где вероятнее всего могли обитать медведи, выбрал старик Опонь. Там Мить подвесил приваду в холщевом мешке на небольшой высоте, чтобы муравьи, мыши и другое зверье не смогли бы ее растащить, а мишка бы достал. К веревке прикрепил небольшой колокольчик. Пусть привыкает к звону. Первый раз привада провисела три недели, пока косолапый не нашел ее. Юноша принес еще. На этот раз медведь все сожрал быстро. Когда Мить через неделю принес приваду в третий раз, оставленные мишкой следы уже были не свежими. Но зверь уже понял, что в этом месте есть чем поживиться, и обитал где-то рядом. В следующий раз Мить уже пошел на охоту, и взял привады совсем немного, - только для запаха.
 
   Место, где подвешивалась привада, представляло собой небольшую открытую полянку с твердой почвой, на краю которой росла огромная ель. К ней и привязывал Мить веревку с мешком. Полянку эту тоже выбрал Пыстин.
 
   - Тебе ничего не должно мешать в схватке с медведем. Не дай бог зацепишься ногой за корягу, упадешь, – конец тебе! Под ногами должно быть твердо, чтобы и ты стоял надежно, и древко рогатины уперлось крепко и не провалилось, – учил он.
 
   Полянка со всех сторон была окружена плотными зарослями можжевельника. В этих зарослях Мить по наставлению старика прорубил проход, а бреши наоборот завалил корягами. Таким образом, попасть на полянку и уйти с нее можно было только через этот проход. Медведю в момент опасности, конечно, ничего не стоит пройти через любые завалы, но в его памяти уже зафиксировалось: к вкусной приманке он несколько раз приходил именно по этому проходу и уходил обратно по нему. А, если путь к отступлению будет кто-то преграждать, то этого «кого-то» надо просто растерзать. Все просто. Самое главное: застать медведя на полянке. То есть затаиться где-то поблизости, внимательно слушать и вести себя очень тихо, иначе медведь почувствует опасность и не придет.

   Мить пришел на полянку уже к вечеру, подвесил мешок с кишками, с удовлетворением отметил, что вся трава была истоптана мишкой.
   
   - Здесь ты, здесь родимый. Ну, приходи, я тебя жду.

   Собак, чтобы те не лаяли и не спугнули медведя, он оставил метрах в двухстах от полянки. Там же стал ждать прихода зверя.

   Потянулись долгие ночные часы ожидания. Волнение, от ожидания предстоящей схватки не давало заснуть. Юноша вспоминал все, что рассказывал ему старик Пыстин об охоте, каждую мелочь.

   - Дождись, чтобы он встал на задние лапы мордой к тебе. Вот тут не зевай, бей его в сердце, упирай рогатину в землю и держи, что есть мочи. Если не встанет, атакует тебя на четырех лапах, бей его между головой и левой лапой сверху вниз и сразу рычагом опрокидывай на правую сторону. Какой бы медведь большой не был, от такого рычага опрокинется. И тоже старайся удержать. А если мишка чуть-чуть притихнет, хватай топор и бей по голове. Здесь ему и конец.
 
   Летняя ночь на Севере и не ночь вовсе. В самое темное время с двенадцати до часу книжку читать можно, а позже уже светает. Птицы на ночь только слегка притихают, а с рассветом вновь наполняют лес разноголосым пением. Под это пение Мить, уставший от целого дня ходьбы и волнений, не заметил, как заснул. Но, казалось, тут же проснулся от глухого урчания собак. На самом деле прошло часа три. Солнце уже стояло высоко. Обе собаки, привязанные к дереву, вскочили, подались в ту сторону, где располагалась полянка, грозно порыкивая. Оттуда, сливаясь с пением птиц, позвякивал колокольчик.
 
   Пришел!

   - Ну, Перуне, помогай, - сказал про себя юноша, - засунул за ремень топор, подхватил рогатину, отпустил собак, и сам побежал к полянке.


   Медведь был хорош! Темно-бурая шерсть лоснилась от сытости и, вероятно, от частых купаний в реке, огромная голова с широкими лобными костями была великолепна. Белые клыки так и сверкали на собак, приводя их в ужас. Мить первый раз в жизни видел живого зверя, в честь которого носил свою фамилию, так близко. На секунду он даже залюбовался им, как тот при своих размерах и массе, так легко двигался, отбиваясь от наседавших собак. Те, стараясь забежать сзади и вцепиться в шкуру, крутили мишку на месте. Первые минуты, этот волчок вращался бешено пока собаки не устали и не поняли, что им все равно не удастся быстро добраться до мишкиной задницы. В это время Мить не показывался медведю, не проявлял себя. Он вышел на поляну, только тогда, когда атаки собак стали стихать. Увидев хозяина, те снова бросились крутить медведя. Зверь, естественно, тоже увидел человека, но, как и рассказывал старик Пыстин, не подал виду, проявляя свою хитрость и коварство.
 
   - Медведь понимает, что основная угроза исходит не от собак, а от человека и делает вид, что не замечает его, чтобы внезапно оставить собак и броситься на него. Здесь надо быть особенно начеку, но тоже хитрить и до последнего момента не показывать медведю рогатину, держа ее за спиной, - наставлял он.

   Мить медленно продвигался к середине полянки, прикрывая собой проход в кустах. Медведь, занятый собаками, казалось, совершенно не обращал внимания на охотника, но внимательному взгляду было видно, что он исподлобья контролирует каждое движение человека.

   И вот вдруг, вроде в совершенно неподходящий момент (медведь находился к человеку задом), он резко развернулся и сделал два длинных прыжка в его сторону, остановился в каких-то трех метрах и страшно зарычал. Потом, уже не обращая внимания на виснущих на ногах собак, встал на задние лапы и опять зарычал на весь лес.

   Мить только этого и ждал. Он сделал несколько коротких шажков, как бы разгоняясь, и со всей силы вонзил копье в самую середину груди. Потом резко наклонил древко, уперев его в землю. Из-под лезвия рогатины сразу обильно хлынула кровь. Значит, хорошо попал. Медведь зарычал еще сильнее и попытался опуститься на передние лапы, но рогатина его хорошо держала. Тогда зверь в ярости стал напирать на охотника, все глубже засаживая в себя наконечник рогатины. Его лапы со страшными когтями рассекали воздух прямо над самой головой Мити. Но стальные поперечины наконечника надежно держали огромную тушу зверя.

   В какой-то момент медведь начал ослабевать, потерял равновесие и стал заваливаться на правый бок. Чтобы его удержать, Мить перехватил древко рогатины повыше и, забыв учение Опоня Пыстина, немного привстал. Этого оказалось достаточно, чтобы медведь в очередном, может быть последнем взмахе, достал голову охотника. От полученного удара Мить покатился в сторону. Но тут же вскочил на ноги, выхватив из-за пояса топор. Шапка с головы слетела, а лицо сразу залило кровью. Боли он не почувствовал, сквозь кровь увидев, как медведь повалился на бок, попытался подняться, но лапы разъехались в сторону, и он снова упал. Собаки его нещадно рвали. Медведь от них уже не отбивался. Он издыхал.
 
   Убедившись, что медведь уже не опасен, Мить опустился на землю. Что-то ему тоже стало нехорошо. Кровь заливала глаза откуда-то сверху из головы. Юноша осторожно ощупал череп. В одном месте он пальцами наткнулся на оторванный кусок кожи вместе с волосами. Мишка частично снял с него скальп. Вероятно, все когти пришлись на шапку, а один все-таки зацепил голову. Но сознания Мить не терял. Он прижал оторванный кусок скальпа на место и быстро пошел к оставленному на стоянке рюкзаку. Там у него специально были припасены бинты. Еще раз убедившись, что скальп на месте, он туго забинтовал голову. Потом выпил стакан водки. Стало легче. Немного полежав и успокоившись, он вернулся на полянку.

    Медведь уже не подавал признаков жизни, и собаки перестали его рвать. Они стояли в    сторонке, откашливая из себя сгустки медвежьей шерсти.
         
   Мертвый зверь горой лежал посередине поляны. Какой же он был большой! Мить смотрел на него и не верил, что сделал это, сделал один. Удовлетворение и гордость охватили его. Но к этому примешивалось еще какое-то чувство. Юноша никак не мог определить его. И, наконец, до него дошло: ему жалко медведя. Такого большого, красивого и сильного, хозяина тайги. Он, человек разумный, много месяцев делал страшное оружие, учился, приманивал зверя, потом пришел в его, медведя, дом и убил этим оружием. Зачем? Чтобы доказать Оле? Чтобы доказать всем в деревне? Ну, доказал, и что дальше? Ценность удовлетворения собственного тщеславия как то не шла в сравнение с ценностью жизни такого зверя. Пусть, даже их схватка была почти на равных, но смысла в ней теперь оказалось для Мити недостаточно.
 
   Юноша выдернул из туши рогатину. Больше он ей не воспользуется. Никогда. Пусть хранится как память. Пошел к рюкзаку. Собаки поплелись за ним. На стоянке он перекусил и сразу отправился домой. Надо было быстрей зашить голову. Пока не воспалилась.

   1 - Железоделательный завод в селе Кожим Республики Коми просуществовал до конца войны 41-45 г.г.
   2 - Ош - по Коми - медведь.
   3 - Долы - продольные каналы на лезвии ножа для стока крови.