Юрий Станкевич. Такая вкусная рыба фугу

(с белорусского, рассказ)

Физиологический раствор со скоростью примерно три капли в две секунды беззвучно стекал с капельницы по прозрачной пластиковой трубочке и вливался в вену на локтевом сгибе. В палате больницы скорой помощи вместе с ним было четверо больных. Было утро, время обхода. В коридоре гремели посудой. Слышались чьи голоса, в дверь часто заглядывали санитарки. Как раз в этот момент в палату и вошла молодая докторша.

И тогда что-то сразу изменилось вокруг, будто произошло, не больше - не меньше, как Сошествие священного огня, сердце его на какой-то момент остановилось, и его даже бросило в жар, так как он сразу понял, что эта женщина и есть та самая, которую он искал. Каждый человек ищет своё. Одни находят (их, наверное, меньшинство), другие (которых большинство) так и живут, не осознавая своей обделенности и приобретая комплексы. Так вот, это и была его женщина. На всю жизнь.

Докторша присела на табурет и стала мерить давление больному у самой двери. Это был обычный работяга, выносливый и терпеливый, как животное. Ночью он сильно храпел. Хотя, скорее всего, храпели все. Может быть, и он тоже.

Она заговорила. Голос у нее был низкий, спокойный, слова вежливые, без лишних эмоций. Он вслушивался в ритм ее небольшой врачебной речи, не воспринимая смысла. У врача было асимметричное лицо с острым, слегка срезанным подбородком, темные волосы под белой шапочкой просто зачесаны назад и прихвачены в узел. Ноги красивые, правда, немного кривоватые. Небольшие груди. Да, она не была красавицей. На красавиц он, вообще-то, не слишком и западал: их ежедневно можно встретить на улице. И не одну. А вот такую - не часто. На вид ей было лет двадцать пять. Может, больше.

Он ждал. Свободной рукой, едва не опрокинув капельницу, подвинул табурет, чтобы она могла сесть рядом.

Наконец она перестала слушать бессвязные жалобы работяги, сказала ему что-то привычное, обнадеживающее, подошла к его кровати и, сев напротив, заглянула в его карточку.

- Вы - Лис? Артем Олегович?

- Да, это я, - быстро, по-армейски ответил он.

- Как себя чувствуете? Судя по вашему виду, вы сейчас в порядке.

- Вам виднее.

Она сделала паузу и взглянула ему в лицо, встретившись взглядом. Глаза у нее были необычные – зеленые, с едва уловимой усталостью и тоской где-то далеко, в их глубине.

- Вас привезли в бессознательном состоянии. Сутки вы были в реанимации, теперь - здесь. Я ваш лечащий врач.

- А могу я узнать ваше имя?

- Можете, - и, после небольшой паузы, добавила, - Меня зовут Вера Антоновна.

"Значит, Вера, - подумал он. - Вон оно как".

- Что с вами случилось? - спросила она. - Вас вчера едва откачали. Вы молодой и только поэтому пришли в себя так быстро. У вас отравление неизвестного происхождения. Мне нужно знать, что вы употребляли накануне? Алкоголь? Может, что съели?

- Я скажу вам правду, - больной Артем Лис провел свободной рукой по коротко стриженой голове, - я вчера ужинал рыбой фугу.

Он думал, она удивится, начнет расспрашивать, но этого не случилось.

- Так вы – любитель экстрима? – спросила она.

- Нет, - он попробовал пошутить, - просто, я очень люблю рыбу фугу. Нежный, неповторимый и запоминающийся вкус.

Врач пожала плечами, улыбнулась - больше из вежливости, молча измерила ему давление, велела показать язык и горло. Потом встала с табурета и передвинула его к другому больному за его спиной.

На мгновение он обиделся. Могла бы спросить более подробно. Почему и как. Он бы рассказал. Всю правду, и даже больше.

   *         *         *
С бывшим одноклассником Игорем Кушнером художник Артем Лис столкнулся случайно. Кушнер был стильно, хотя и несколько вызывающе прикинут, с золотой цепью на шее, держался уверенно. Он спросил Артема Лиса, чем тот занимается, а о себе прямо сказал, что пошел в криминал. "Кстати, - вдруг предложил он, - почему бы тебе не нарисовать портрет моей жены ко дню её рождения: у нее как раз круглая дата?" - "Согласен, - подумав, ответил ему художник Лис. - Детали оговорим потом". - "Вот и хорошо, - оживился Кушнер. - Только не потом, а сейчас - в ресторане. Я угощаю. Там и про гонорар поговорим".

Художник Артем Лис нерешительно предложил кафе поблизости, но Кушнер, сказав на это - "не гони мутняк", остановил такси и повез его в "Черный парус" - самый престижный ресторан в столице. "Кстати, ты не против "фуганутьса "? - спросил Кушнер, когда они сели за столик. - Ты рыбу фугу когда-нибудь пробовал?" Лис на это ответил, что нет, даже не представляет себе, что это такое, но вроде что-то о ней слышал. Японский деликатес.
«Фугу, последний писк столичной гастрономической моды, можно заказать только здесь, в «Черном парусе», - разъяснил Кушнер. – Дело в том, что фугу невероятно ядовитая.
Тетрадатаксин, который содержит её печень, икра, глаза и кожа, в двадцать пять раз мощнее кураре. Противоядия не существует. Но все неядовитые части этой рыбины имеют невероятную лечебную силу. Куда там акульим плавникам или рогу носорога, ха-ха…

Само собой, в рыбе остается какая-то часть яда, которая вызывает "торчок", как от наркотика, ну, и наконец, здесь все зависит от повара: как он владеет тайной дозировки. Получается, ну, что-то вроде русской рулетки. И если не повезет, можно, как бы сказать… И "зажмуриться". Так что – заказываем? – спросил под конец своего разъяснения Кушнер. – Или слабо?»

   *         *         *
Докторша между тем осмотрела последнего больного в их палате и направилась к дверям. Вдруг ему стало жутко.

- Когда меня выпишут, Вера Антоновна? - спросил он ей в спину.

- Очень скоро. Думаю, у вас уже все стабилизировалось.

- Нет, - заторопился он, - мне всё ещё не по себе. Я хочу побыть здесь. Тем более, мои родные живут в другом городе. А я – один. И меня никто не ждет.

- Странное желание, - докторша Вера на секунду остановилась в дверях. - Но ведь у нас больница, где не подают рыбу фугу.

"Вот и припрятанная насмешка, - подумал он. - Если бы она еще знала, что порция той фугу стоит двести пятьдесят долларов - столько, сколько, наверное, она получает здесь за целый месяц, то могла бы сказать что-то другое. Более едкое и издевательское. А может, она знает?"

Капельницу вынесли, он сходил вместе со всеми в столовую и позавтракал, а потом стал гулять по коридору, надеясь встретить доктора Веру. Просто, чтобы увидеть. Но она не появлялась. Зайти же в ординаторскую без причины, он не решился, поэтому снова пошел в палату и лег на кровать.

К обеду в палату шумно ввалился Кушнер.

- Ну что, чудила?- спросил он, кидая на тумбочку пакет с апельсинами и пачку сока в бумажной упаковке. – Заканчивай париться тут, на шконке. Надо портрет рисовать, а потом мы с тобой еще разок накатим в "Парусе". Фуганёмся. В первый раз оно всегда не в кайф. Мне так перебор не страшен, а тебе вот, не в масть пошло. Мог бы и ласты склеить. Ну, ничего, даже не опух, ха-ха ...

- Да пошел ты… - сказал Артем Лис.

- О-о, милок, вижу, что отошел.

И Кушнер хотел уже было сесть на табурет, но у него зазвонил мобильник, и он, перекинувшись с неизвестным абонентом несколькими фразами по-белорусски, с приличной примесью русской "фени", сразу стал прощаться. "Твой пеленг у меня есть, - сказал он Лису. - Так что скоро увидимся".

- Спасибо тебе! – вырвалось у того.

- А это ещё за что? – уже в дверях изумился Кушнер, но ответа ждать не стал и исчез так же стремительно, как и появился.

"За то, что именно здесь, в больнице, я, чтобы не сглазить, нашел свою женщину", - подумал художник Артем Лис. 

    *         *         *
Но найти любовь - это совсем не значит, сразу получить её в готовом виде. Доктор Вера ничем не отличала художника Артема Лиса от других больных, несмотря на то, что он несколько раз в день попадался ей на глаза и каждый раз старался заговорить с нею.

- Я завтра вас выписываю, - наконец объявила она ему. -  Если же вы не довольны нашим лечением, то, как человек состоятельный, сумеете продолжить его за плату. В другом месте.

- Я - не богатый, - возразил Артем Лис. - Я всего лишь художник. К тому же, официально не признанный.

- Но рыба фугу, которую вы так любите, стоит, как я узнала, больших денег.

- Да, - сказал он. – Но в «Черном парусе» я оказался случайно. А рыбу фугу я теперь люблю ещё больше, потому что благодаря ей, встретился с вами.

Она не отреагировала. Только взглянула с недоумением, повернулась и исчезла в ординаторской. Его усилия в тот последний день все-таки дали какие-то плоды. Подкараулив ее в конце смены, он увидел, как доктор Вера идет к выходу, одетая уже для улицы в простое платье и строгий пиджак темно-зеленого цвета. Темно-каштановые волосы свободно обрамляли ее асимметрично-птичье лицо. "Все-таки, если в человеке есть порода, ее не выведешь ничем и никак не скроешь", - подумал Артем Лис. Без какого сомнения - это была его женщина, его любовь.

Подкупленная кушнеровскими апельсинами санитарка Нина, которую удалось разговорить, сообщила ему, что врач Вера в их отделении - лучший врач, что она недавно замужем, и что муж у нее, по слухам, значительно старше её по возрасту, генерал-майор. Вот только генерал-майор чего – она не знает.

«А хоть бы и того, - подумал на это художник Артем Лис, - я от неё не отступлюсь, несмотря ни на что».

"А живут они, точнее она, не сказать, чтобы счастливо, - подытожила санитарка, - это сразу чувствуется, и здесь, в коллективе, между женщин мало что скроешь".

Последнее замечание простодушной Нины не только дало ему определенную надежду, но и вызвало чуть ли не эйфорию. До пятницы ему оставалось ещё двое суток, и - какое счастье – у доктора Веры по графику, который он исследовал в коридоре на стене, как раз с четверга было ночное дежурство.

   *         *         *
В четверг к вечеру художник Артем Лис лежал в палате, но не спал, а чутко прислушивался к звукам в коридоре. Там было относительно тихо, и он мысленно пожелал, чтобы не привезли какого нежданного больного на скорой - тогда дежурный врач была бы занята, считай, всю ночь. За окном палаты, на улице, монотонно шумели двигатели машин. Один из его соседей храпел, двое других что-то вяло обсуждали - он не вникал.

Наконец он поднялся с кровати и направился в сторону ординаторской. Доктор Вера сидела за столом одна и что-то писала. Художник Артем Лис набрал в грудь воздуха и начал говорить. Он сказал, что полюбил сразу, что не сумасшедший, а решение его быть всегда рядом с ней незыблемое и единственное, что он просит, - принять его слова всерьез. Даже более чем всерьез.

Он увидел, как доктор Вера вспыхнула и покраснела.

- Ну, вы атакуете меня так, будто интерпретируете некий вариант бунинского "солнечного удара", - сказала она. – А вы знаете, что я замужем? И вы серьезно рассчитываете на немедленное согласие? А что вы подумаете обо мне через месяц, другой, если я поверю и доверюсь вам? Что я - экзальтированная дурочка? Кстати, муж хорошо относится ко мне, у меня есть все, чего я хочу.

- Это не совсем то.

- А что – совсем?

- Любовь. На всю жизнь. Я знаю такие пары. Они – есть.

- Вы отвлекаете меня от работы. Своим разговором.

- Но я вам нравлюсь? Хоть немного? - задал нелепый вопрос художник Артем Лис.
Пауза длилась долго, ему показалось, целую вечность.

- Да, - неожиданно искренне сказала она. - Вы вызвали у меня симпатию, как только я вас увидела. Вы высокий, сильный, у вас открытое лицо. Вы напомнили мне отца. Таким он был в моем детстве. Но очень рано умер. Правда, все это ничего не изменит, и я не знаю чего-то такого, что могло бы это изменить.

"Зато я знаю", - мелькнуло в его голове.

Назавтра была пятница. И его выписали.

    *         *         *
К обеду художник Артем Лис приехал домой, в свою однокомнатную квартиру, принял душ и оделся соответственно: темный костюм, светлая рубашка и галстук как раз нашлись в его скромном гардеробе. Забрал всю наличку, которую нашел.

В «Черном парусе» до вечернего наплыва завсегдатаев ещё оставалось время и ему нашлось место. Он заказал суп и закуску из рыбы фугу, а к ним – полбутылки белого сухого вина.

- Фугу сегодня мало и только на заказ, - вежливо предупредил его официант.

- Плачу вдвойне. Он вытащил из портмоне и положил на стол три бумажки.

Официант кивнул и забрал деньги. Вскоре он появился снова, принес вино, попросил немного подождать и, наконец, выставил на столик его заказ.

Ощущения пришли через некоторое время и снова были угрожающе-удивительными. Сначала у него пошли по спине мурашки, потом отнялись ноги, все было как раньше, в тот раз, когда он ужинал здесь с Кушнером, потом он перестал чувствовать левую руку и тогда правой торопливо написал на салфетке адрес больницы скорой помощи и фамилию врача. Салфетку он засунул в нагрудный карман пиджака. Так, чтоб её увидели сразу.

Потом у него отнялась и правая рука, затем челюсти. Двигались только глаза. Он знал, что все должно оживать в обратном порядке. Если повезет. А возможно - нет. Лучше, чтобы оно было где-то посередине.