Даунтаун-бизнес True Refugee Stories

      По сути своего внутреннего содержания внешне красивый и ухоженный «Монтебля», был, что называется, фешенебельным притоном. По-русски  - «малиной». По-французски «бордель». В разрезе, начиная с «рэ дэ шоссе» и до самых роскошных пентхаузов,  билдинг  уснащали  проститутки по вызову и проститутки-надомницы. Была тут собачница Лизка, переспавшая со всеми  кобелями. Она их отстирывала, стригла, делала педикюр, употребляла, получая удовольствие и солидную мзду от содержателей. На пятнадцатом этаже проживал вместе с молодой красивой сожительницей широкозадый владелец дорогой «Акуры», полностью оборудованной навигационными приборами.  В апартаменте хитрозадого мужика размещался   мощный компьютер-сервер, с которого сожительница денно и нощно за бешеные деньги торговала по всему честному миру  божественными записками с  просьбами и заклинаниями, обещая доставить их в иерусалимскую «Стену плача».  В отсутствие сожителя баба, прикладывая палец к губам в сторону ночного портье, приводила здорового, как бык, любовника.  Были тут ещё другие занимательные индивиды: бармены, гораздые нюхнуть или уколоться, менеджеры ночных кабаков, стриптизёрши, ресторанные официантки, владельцы ночных депанёров и клубов, туманные арабы, торговцы наркотиками, оружием   и перекупщики-спекулянты, которых здесь уважительно называли коммивояжёрами. Особый почёт и всеобщее уважение оказывался главарям подпольных банд-формирований, вежливым и медлительным, как удавы заглотавшие дикого кабана. Всякий раз при встрече главари не забывали дать портье на лапу. И хоть в доме имелась видеокамера, они при этом обязательно интересовались сведениями о своих визитёрах в их отсутствие. Приятно иметь дело с истинно богатым человеком: рука руку моет, и обе белые живут! 
    По заведённому порядку, едва наступали сумерки, за молодыми девицами лёгкого поведения  по вызову, подкатывали к подъезду «Монтебля» мощные крадущиеся автомашины-развозки с тонированными стёклами и сутенёрами. Зато отглаженные и надушенные  старики-спонсоры, регулярно оплачивающие дорогие апартаменты «пассий» на дому, вальяжно заводили свои – пук, пук - «мерсы» и «ролсы» в подземный гараж. Прямого лифта в билдинге из гаража, однако,  не было. Шаркающие стариканы вынужденно поднимались в лобби по лестнице и, по-любому, оказывались в поле видения дормана. Держи десятку наготове!
    Понятно, что в скрытных условиях   у каждой  пассии-массии оказывалось сразу несколько «спонсоров». Но сведениями об их точном количестве да и, вообще, полной информацией о  ночной жизни «Монтебля»  располагал лишь ночной портье. 
    В самое последнее время это был высокий, сухопарый старик Александр Иванович, бывший «совок». Он старательно работал портье (по английски «дорман»), подкрасив бороду, в этом респектабельном двадцати четырёхэтажном билдинге «Монтебля».
   Эта современная жилая высотка в богатом Вестмануте, на северо-западном склоне горы Монт-Рояль была восхитительно  построена в лучших традициях фортификационного искусства средневековья. Архитекторы и строители соорудили  её, как  старинный замок,  на  уступе скалы и  фасадная стена здания неприступно вырастала прямо из горы. Крутизна   получалась такая, что выглянешь в окно: страшно, аж дух захватывает. Чувствуешь себя самолётом! Пышный парадный подъезд со стороны авеню «Виктория» примыкал таким образом к тыльной стороне «Монтебля», с бак-ярда.   
    На плоской по-восточному бесчердачной кровле билдинга располагался карликовый сколок с висячих садов библейской тётеньки Семирамиды. Здесь привлекали внимание пара сморчковых туй в бетонных кадках и объёмная прямоугольная клумба, обставленная круглыми столиками для посиделок под балдахинами. В ясную погоду с кровли этого здания превалирующего над городом, открывалась поистине великолепная панорама  на Монреаль и на его дальние окрестности за рекой Сан-Лоран, приглушенные сизой дымкой. 
    Двенадцать  часов кряду -  с семи вечера и до семи утра - в золочёных позументах и в эполетах старик стоял, как в цирке, за сверкающей витриной  фронт-сайда в глубине лобби на лакированном мраморе, картинно передвигая руки из положения «за спину» в положение «по-наполеоновски». То есть, «на яйца».
   Опыта в занятии «портье» Александру Ивановичу было не занимать.  В молодые годы, не целованный ещё парень, он по закону о всеобщем и обязательном призыве с трудом отдавал свой гражданский долг Родине. Наказывая его за  неподходящую для службы скверность характера и  «пререкания со старшими по званию», отцы-командиры  чаще всего приставляли строптивого солдата  «дневальным  у тумбочки». Товарищи по ночам храпят, как суслики, а ты над ними - как шиш. Казуистика  такого наказания состояла в том, что ты как бы переполнен  заботой о полноценном отдыхе твоих однополчан, а по форме исполняешь наказание.
   Стоять всю ночь требовалось навытяжку, слегка лишь ослабив ногу.
    Где-то неделю спустя, как «совок» приступил к труду в билдинге, часа в три ночи к парадняку подкатили два полицейских. Слегка позёвывая, один из них с пассажирского сиденья спросил:
   -Новенький?
   -Йаа! First generation! Первое поколение.
   -Здесь портье часто меняются.
   -Да, мне говорили.
   -Русский, что ли?
   -Йаа!
   -Что-нибудь заметил особенное?
   -Насинг, офисэр.
   -Ну, пока!
   Однако Александр Иванович был не до конца чистосердечен с полицейскими. Глубокой ночью, например, заявился молодой араб с семнадцатого этажа. Наигранно помахивая полиэтиленовым пакетом, он попытался юркнуть в лифт, но от намётанного глаза Александра Ивановича не уйти.   
   -Что это у тебя там?- небрежно кивнул он.
   -Это антиквариат! – Забазлал молодчик.
   -Покажь!
     В пакете, уютно свернувшись калачиком, дремал семизарядный  пистолет-«бульдог» под два кило. Такой, если развернётся в руке, многих осиротит.
     -Есть сертификат?
     -Завтра обещали!
     В первую же ночную вахту до Александра Ивановича сразу  дошло,  куда он попал.
    Поначалу, симпатюшки по вызову и пожилые встрёпанные проститутки-надомницы благосклонно поглядывали на внушительного русака-старика лет шестидесяти. Мол, если что,  можем услужить. И пахнув на него дорогим французским «одуром» подмигивали. Мол, отблагодарим за молчание с дисконтом, со скидкой, то есть,..
   Но Александру Ивановичу, доблестно оттянувшему три  года отлучения от секса в рядах Красной армии, всё это не нравилось. Тем более, что он не заметил никакого притеснения или принуждения  женщин к постыдному бизнесу. Гёрлы вели себя оживлённо и непосредственно, выглядели довольными жизнью и держались надменно, как бы с превосходством по отношению к рядовым гражданам. 
    Смолоду привыкший к воздержанию и строгому образу жизни, старик чувствовал себя в «Монтебля» человеком с другой планеты.  Ого-го, он бы ещё как мог взорлить не хуже других!  Но на пути блаженного разврата, разгула и  пьянливого беспутства его  останавливала природная   брезгливость. Жаль ему было также кровно заработанных денег, за которыми через знойные пустоши пришлось с неимоверным трудом  прорываться «на запад». Жена у Александра Ивановича тоже ещё жива была. Слава богу, он ей ничего такого не рассказывал, а то бы по-русски забила мужика скалкой до смерти. Потом разбирайся. 
    Ко всему, срабатывал здоровый  инстинкт самосохранения здорового человека. 
   Есть ведь  люди, он даже не друг тебе, но от общения с ним обязательно вляпаешься во что-нибудь нехорошее, ввинтишься в его дела, запачкают тебя, завертят в афёрах, в подлогах, в шантаже и вымогательствах, в обманах, в подстрекательствах и угрозах. Наконец, в лжесвидетельствах. Как проституки-профессионалки. Они ведь не просто отдаются или берут. Они-лгуньи, правду от них и о них никогда не узнаешь. Они воровки, наводчицы, вымогательницы, шантажистки, стукачки, убийцы. Сделают тебе расчленёнку в мгновенье ока. Так и мужики есть. Или сам сядешь с ними или передачи будешь по обязанности носить. Не заметишь как влопался. Считай, пропал парень. Или девица.   
    Подлинно: повитые мишурой бесенята – неугомонные мелкие выкормыши  большой Сатаны.   
       Впрочем, ко всем «склизким» делам, какие заклеймлены богом и пророками  в Святом писании, Александр  Иванович с юношества   относился толерантно. Или, говоря по-горбачёвски,  плюралистически. Делаешь? Ну и делай, если нравится, а меня не замай. А то в ухо получишь.
    Например, Ники Ли из Великобритании, ставшая божественным  идеалом  для сосучек из «Монтебля». Кто ей запретит и кто с ней что сделает, если начав с шестнадцатилетнего возраста, девчушка так приохотилась, что к двадцатипятилетию стала чемпионкой мира в неофициальном зачёте, переспав с пятью тысячами мужиков. Вторые и третьи ходки - не в счёт. Только новьё.
   Старясь избежать расставленные соблазнительные тенёта, русский портье напускал на себя излишнюю суровость. Типа, мол, смотри у меня, никшни! На каждого в этом мире расставлены силки, а я возьму и обойду.
    Подъехали как-то на «Чероки» раскрашенные смеющиеся  девицы арабского пошиба, за рулём – огромный зубастый, как акула, негрило. Александр Иванович поспешил спуститься со ступенек, чтобы ручку, видите ли подать, а девка непотребная высунулась из кабины с гарбичным кульком в руках и приказывает:
   -Выбрось это в урну. Мне некогда.
   А урна-то  внутри, в лобби стоит.
   Александр Иванович и говорит, указывая на свои блистающие эполеты:
   -Нет, милая, мне запрещено чужой мусор в билдинг вбрасывать. Террористы кругом. Если хочешь, пойди, брось сама.
  Девка не пожелала. Так они и уехали со своим гарбичем. И Александр Иванович раз и навсегда перестал демонстрировать свою Санкт-Петербургскую деликатность.
  Вскоре весёленькие проституточки-щебетуньи из «Монтебля» попривыкли к необщительному русскому АлександЭру и отстали от него со своими  сомнительными предложениями по****овать. Хоть они нигде, никогда и не учились, но  по их  компетентному непогрешимому диагнозу практиков-сексуалок,  выходило, что портье им попался на этот раз или мастурбатор, или импотент. Либо сделанный деревянным вуем. Одним словом, русский – что с него взять? И перестали обращать на старика внимание. Лишь иногда нет-нет да спрашивал кто-нибудь:
    -Что ты здесь делаешь, бля, бля, бля?
    И Александр Иванович любезно отвечал:
    -Ничего, мэ-эм. Я стою здесь для вашей безопасности, мэ-э-эм. А вы каким бизнесом занимаетесь?
    -Даунтаун-бизнес! – Непринуждённо хохотали собеседницы.
    Красивый «Монтебля» являлся совместным владением сразу нескольких  лендлордов. Никто никогда   не видел владельцев в лицо, а тех никак не интересовал социальный фейс их владения.  Эксплуатация и всё. Нравственное воспитание – задача общества, а не какого-то частного лица. Главное, чтобы жильцы и жилички вовремя и сполна рассчитывались за крышу над головой.
   Со своей стороны преступнички «Монтебля» свято чтили главную заповедь их нелегальных  профессий – не сри там, где живёшь. Это считалось зазорным. Как должно быть стыдно  некоторым гражданам  срать на свою Родину-мать, еле-еле выкормившую  своих неудачливых ребятишек тощей грудью.      
   Но, бывало, кидали. Воры! Поживут месяцев шесть на одних обещаниях расплатиться, возьмут и – киданут хозяев. Имущество за собой никто не таскал, жильё снимали со всей  обстановкой, для жизни годилась лишь толстая банковская карточка. 
     Русский образовался  в билдинге как нельзя  кстати. Накануне ночью,  глотая слёзы, самовольно слинял с ночного поста прежний портье-иранец, запутавшийся в долгах и в отношениях с жильцами. А за неделю до этого из горемычного неохраняемого гаража с автоматической дверью злоумышленники избирательно  увели пять самых роскошных и дорогих автомобиля. Бордель он и есть бордель. Хоть и «свой». Поэтому-то  русский старик вполне устраивал хозяев как портье. Он степенный и статный, в солидном возрасте, не сексуальный шалун, внушительного роста и веса, имя у него приемлемое, не Иван, выглядит решительным и бесстрашным. Он – настоящий кадр: служил в Ред Арми, а в стране промежуточного проживания, зарабатывал на хлеб тоже  охранником. Ко всему,  старик обладал и канадской пластиковой карточкой о прохождении курса в местном сюртэ. Конечно, хозяева и не подумали облачивать услуги нового портье как секюрити гарда, но им нравилась его строгость и профессиональность.
   Александр Иванович тоже был доволен. Опотъюнити, счастливый случай, наконец-то, подвалил! После того, как суверенитисты переломили власть в провинции Квебек, от англо-кричащего старика  домогались знания французского на гораздо высшем  уровне, чем он владел.  На изысканные языковые  притязания Александр Иванович обычно отпускал коммент, что будь он совершенным     билингвэлом, то в России давно бы уже в академиках ходил. И в знак несогласия с постановкой вопроса громко хлопал дверью.
    В «Монтебля» работать можно было - это же не камни таскать? Даже после того как федеральное правительство отобрало велфер,  башли выходили хорошие. Он зарабатывал столько, что ежемесячных такс хватало на содержание среднестатистической канадской матери-одиночки. В отличие от других, боссы платили экстра-мани за экстра-тайм, ночные, оплачивали проезд на автобусе и метро, униформу имели гусарскую... Да, вообще, кто бы его и куда взял, старика?! Нога только, вот, правая после стародавней вивисекции вены грубо наливалась синюшной непроходимой кровью и  опухала в первые же полчаса. Неотступная ломота  гнездилась в спине  между лопатками  от  позвонков со сбитыми остевыми отростками. Мозжили к плохой погоде оголённые нервные окончания в локтях  от переломанных по жизни и криво заживлённых лучевых косточках.  Хроническая зубная боль сверлила организм до мозгов. Это были крупные  недомогания в стариковском теле, не говоря о таких, как постоянные запоры и частое  мочеиспускание.
   Старик-трудоголик соскучился по работе и решил потерпеть. Ради интереса, что ли? Ради испытания, выдержу или нет? Или ради тренировки?  Так, на всякий случай. Может, всего лишь потому, что в своей жизни не привык Александр Иванович  отступать. Назвался груздем – полезай в кузов.
    Но вот в  билдинге объявился землячок. Из России. Молодой. Хорошо одетый. Пружинистый. Из новых. И тут же к Александр Иванычу, мол,  как поживаем, то да сё...  А потом ни с чего наседать стал.
   -Мы, современное поколение. Мы гораздо жёстче вас, «совков». Вы слишком вежливы. Вас кинули прямо в котёл капитализма и вы сварились в нём. А мы выжили путём селекции, естественного отбора из тех особей, кто оказался  наиболее приспособленным.
  -Нашли чем гордиться. «Жёстче»! Вы – поколение контрреволюционеров, предавших дело своих отцов. Современные Гайдары и Плохиши. Оттого и злобствуете, что пятно ренегатства на вас.– Резко, как свойственно его характеру, дискутировал Александр Иванович.- Ренегат это вместо пошлого предатель... «Совки» отнюдь тоже не все были так уж вежливы. Тоже с обрезами суетились. Да наказания были устрашающие. Я вежлив всего лишь оттого, что из Ленинграда. Там была несколько иная культура общения между людьми. Да вот и вы, молодой человек, хоть и из Москвы, и из новых русских, а называете меня по имени и отчеству. Не кричите, как здесь принято: «Эй, бой, иди сюда!». Да вас-то хоть как зовут?
   -Сергеем зовут! – доверительно и смиренно отвечал парень.- Мне кричать не пристало. Да и вы, как я понимаю,  не всю жизнь портье были, чувствуется интеллигентность. Я – антрепренёр дома моды Missiа. Мы вам сюда в Монреаль коллекцию модной одежды привезли. Сначала в Париж заехали, а теперь и сюда. Будем распродавать. Скажите супруге, пусть приходит. С большой скидкой - ради уважения.
   -Шурик!- тотчас мелькнуло в голове у  Александра Ивановича.- И уже по-французски бля-блякает! И грамотный, и начитанный. Настоящий прохиндей...
   Но старик совершенно не догадывался на какой предмет, на какой резон молодой жилец клин подбивает. Полагал, что скучает паренёк по общению на родном языке.
   -Вот я вам только скажу, - заявил однажды антрепренёр. – Мы можем проверить кто из нас, людей двух поколений жёстче.
   -Да мне это соревнование совсем ни к чему. Кто это вам наплёл, что «жёстче», значит, лучше, достойнее? Эти качества в советском обществе не поощрялись.
   -Да ладно!- не слушая, напирал Сергей.- Договорились.
   И – в лифт, и -  на свой этаж... Или в свой «Сатурн» и – по газам. Вскоре Александр Иванович совсем забыл о странном разговоре. Но льстило ему общение, так сказать, с «молодёжью».
   А через несколько дней из поездки в Америку вернулся тот башибузук, кого называли коммивояжёром. Машинёшка у него был бандитский кабриолет БМВ с брезентовым верхом   цвета «крутого бордо». Из поездок он возвращался обычно пьяным «вдугаря», бросал у парадного крыльца свою пропылённую в великих американских пустынях тачку, вываливался с недопитой бутылкой «Черри» и, крикнув «Эй, бой!» затаскивал тело под самую крышу билдинга.
   Однажды, коммивояжёр самостоятельно завёл-таки машину в гараж, но уснул за рулём, забаррикадировав проезд. По вызову возмущённых жильцов Александр Иванович попытался вытащить коммивояжёра из-за «баранки», но тот яростно отбивался. В горячке борьбы вежливый до этой поры портье, подзабыл английский и вместо «релакс», мол, расслабся  выпалил грубое «шарап», то есть, заткнись! И коммивояжёра понесло.
   -Да как ты смеешь! Ты кто такой?! Ты - насынг! Ничтожество. Я полицию вызову за оскорбление!
   Взбешённый Александр Иваныч, не помня себя, сжал кулак и поднёс его под нос коммивояжёру, сопроводив свой жест речью по-русски:
  -Будешь много пизззеть – получишь!
  На следующий день коммивояжёр спустился в лобби с  тяжёлой квадратной бутылкой рома «Кэптан Морган», благодарил старика за хороший сервис и предлагал выпить, потом притащил свои альбомы, товары показывал, но ручку так и не позолотил.
   К этому-то ковбойскому парню и подвалил вежливый Серёжа. Задним числом, анализируя ситуацию, Александр Иванович догнал, что у Серёжи все ходы  было просчитаны заранее, он и жильё снял на одном уровне с коммивояжёром. И на французском он ни в зуб ногой, а говорил, что из Парижа. И мосты наладил с портье. Приём-то жульнический так и называется "уболтать". Когда и как они с «комми» стакнулись, как эти ребята познакомились, чем занимались, на каком языке общались – ничего не известно.
   Только однажды за полночь вывалились они в лобби сверху из лифта, обнявшись и чуть ли не лобызаясь. А с ними ещё два молчаливых русских парня: громилы, чурки-чурками, потому что ни на одном языке ни в зуб ногой. Два парня эти, точно, были кривые. И коммивояжёр. Серёжа, видно было, лишь притворялся. Компания уселась на дорогой кожаный диван и бурно заговорила. Александр Иванович хотел было сделать собутыльникам замечание, подошёл к базару.
   -Ду ю траст этому олдмэну?- вдруг вопросил Серёжа у коммивояжёра, указывая на портье.
   -Кому? Этому? Да! Ай траст ему!
  -Тогда покажи ему наши бумаги. Там всё записано как мы обусловились и как я говорю.
    И к портье:
   -Не будете ли вы, дорогой Александр Иванович, так любезны рассмотреть в бумагах этого чудилы и подтвердить, последний пункт в нашем деловом соглашении с ним. Оно звучит так: «Настоящее соглашение составлено на основе Международной Женевской торговой конвенции. Это вас, практически, ни к чему не обязывает.
   -Но ведь такие вещи должны заверяться у адвоката!
   -Безусловно, будут.
   Зашелестели бумаги коммивояжёра, напряжённо придвинулись два русских уголовничка,  у Александра Ивановича защемило под ложечкой. «Вот оно!»- Запульсировало  в голове.- «Не уберёгся всё-таки!».
    Текст был на английском. Коммивояжёр, по-видимому, в нём не петрил.Колесил себе по франко-говорящим Американским Штатам.
    -Здесь написано,- выдавил из себя заплетающимся языком честный старик,- что соглашение составлено на основе Международной Женевской торговой конвенции.
  Резко развернулся и отошёл, в тайне надеясь, что пьяный коммивояжёр забудет с похмелья весь этот вечер. Впрочем, он и сам забыл этот досадный эпизод.
  Лишь через неделю к нему специально подошёл Серёжа.
   -Ну, вот и всё, дорогой мой бывший земляк, Александр Иваныч, деньги через банк получены. Я, считайте, съехал с апартамента. Советую и вам побыстрее рассчитаться с этой работы. Пока коммивояжёр не спохватился. Адью, мон ами! До свидания, мой друг. Спасибо за помощь! Я же сказал, что мы – жёстче.

                ---------------------
На снимке Никки Ли... ("Да, она всегда мила. Но полюбит ли она?")