Последняя капля. 10. Уроки терпения...

                ГЛАВА 10.
                УРОКИ ТЕРПЕНИЯ.

      В школе потекли привычные будни, но они уже не тяготили ребят так, как в прошлом, таком непростом учебном году. Теперь появилось желание учиться, чтобы понравиться Басе, чтоб гордилась ими и их успехами, доказать самим себе, что способны на лучшее и большее.

      Но настоящей причиной юношеских стремлений было совсем не это! Далеко не это.

      По-прежнему шумели и спорили с учителями, только все конфликтные ситуации старались отныне решать цивилизованными путями, а не бузотёрством. Из ершистых и неуживчивых стали превращаться в милых и покладистых парней и девушек, одержимых не столько учёбой, сколько… любовью!

      По школе стали ходить парочки, вовсе не стесняясь ни учеников, ни учителей!

      Танеевская, хватаясь за голову, в ужасе бормотала:

      – Час от часу не легче! Мне хватило и парочки Балков-Сабельникова! А тут новые Ромео и Джульетты. Боже! Да что творится вечно с этим несносным классом?! Кого на руководство ни поставь – что в лоб, что по лбу. Как об стену горох им наши осуждения и нарекания! Вольница и анархия! Революционеры пламенные… Бунтари безголовые…

      Восьмиклассники же поплыли в облаках первых чувственных переживаний, «лямуров-тужуров», свиданий, записочек, невинных поцелуев за углом школы.

      Пытаясь отвлечь от опасного увлечения, их всячески нагружали работой и поручениями по комсомольским и прочим линиям, а тем того и нужно было: чем дальше от школы – тем меньше глаз.

      Быстро управившись на каком-нибудь огороде сварливой старушки где-нибудь в Капайке, разбивались на парочки и разбредались. Пользуясь немногими минутами отсутствия надзора, принимали неловкие знаки внимания со стороны ухажёров, краснея и млея от переполняющего душу восторга.

      Чаще всего парочки собирались в парке, где их шум и смех не мешал никому, а от посторонних глаз было плотное укрытие в виде кустов и буйной растительности.

      Парни научились играть на гитарах и недурно пели, а девушки доставали всеми правдами и неправдами тексты новомодных зарубежных песен, зачастую переведённых Зоей-завклубом. В такие вечера парк оглашался юношеским пением, скорее старательным, чем виртуозным. Как выкаблучивались, соревнуясь в умении играть на гитарах! Целые конкурсы устраивали! А девушкам того и надо было – сколько радости и новых ощущений им дарили, как за них болели!..

      На скамейках рождались самые смешные шутки и розыгрыши, звучали красивые песни и стихи.

      На тенистых аллеях и дорожках звучали сокровенные признания в любви и дружбе, правдивые, как тогда казалось, клятвы в вечной верности и преданности.

      Сколько часов счастья и головокружения увидели качели и карусели парка? А его деревья и цветы поневоле становились заложниками влюблённых: цветы срывались и дарились любимым, а на деревьях вырезались сердечки и инициалы парочки.

      Где ещё, под благовидным предлогом, что у тебя замерзли руки, можно было забраться к парню под свитер или куртку, а самой, краснея и стесняясь, прижиматься, чувствуя, что его губы касаются твоих волос и щёк? Сколько таких волшебных минут тогда пережили!

      Высшим классом считалось невинное с виду занятие – погреться в одной куртке: с парнем обнимаешься и влезаешь в неё, всовывая по одной руке от каждого партнёра. Выглядит смешно, но приемлемо: сидят парнишка и девчонка вплотную и греются, продрогнув на осеннем ветру в прохладном парке. Но что происходило под курткой… Девушка могла, держа равнодушным лицо, пробраться шаловливой рукой и в джинсы, и под свитер, и под рубашку к парню, лаская и нещадно щекоча. Изысканно мстя за сладкую муку, он обнимал её всё выше сзади, медленно пробирался под кофточку, мог расстегнуть лифчик, или поверх него играть с напряжённой грудью девушки, а бедняжке даже вида нельзя было показать, что чувствует – вокруг друзья сидят, песни поют, анекдоты травят. Только и оставалось таким «сладким» парочкам терпеть до того момента, пока хватало сил, а потом только смех, и… сваливались на траву, катаясь, стараясь поскромнее выйти из такого далеко не невинного развлечения.


      …Для Марины эти прогулки очень быстро закончились.

      Ей удалось так «погреться» с Нурланом, что, увидев их счастливые, страстные, пунцовые лица и горящие, сияющие, возбуждённые глаза, только что пришедший Жора, ничего не спрашивая и не выясняя, накинулся на Сабиева с кулаками и чуть не убил!

      Тогда помогли растащить парни, удерживая двух забияк в сильных руках, но не всегда помощь оказывалась рядом. Часто в одиночку старалась усмирить, стоя между ними, расставив тонкие ручки и сдерживая напор двух разъярённых быков! При её-то сорока пяти килограммах! Это казалось даже смешным, если бы не было так страшно – становились невменяемыми, когда оказывались с ней наедине.

      То, что происходило с этой троицей, настораживало всех чрезвычайно!

      С горе-соперниками пытались поговорить и друзья из класса, и постарше парни, и даже взрослые мужчины, вызывая на серьёзный разговор и с глазу на глаз, и вдвоём – тщетно. Замыкались и отделывались одной фразой: «Сами разберёмся».


      Как-то к Марине в сумерках пришёл… дедушка Нурлана и прошептал коротко с болью:

      – Молю, дочка, не погуби внука!

      Тогда и поняла: «Ясно: пора вмешаться. “Сами разберёмся” уже не работает».


      Заведя однажды в укромный уголок парка, заставила присесть на скамейку, села между ними. Улучив момент, резко схватила обоих за головы и притянула к себе на грудь!

      – Так, парни, слушайте меня, – не знала в ту секунду, что сказать, но то, что сорвалось с губ, поразило не меньше их: – Вы мне нужны оба. Разом! Слышите?

      Два быка пытались вырваться.

      – Расслабьтесь. Вдохните. Ощутите, – успокоила, ласково поцеловав каждого в глупую голову, вжав лица в тепло и мягкость внушительной красивой груди, в аромат дорогих духов. – Нравится вам или нет – придётся пойти на мировую, стать братьями. Если не сможете этого сделать – потеряете меня. Сразу. Оба! Всё. Я предложила – решение за вами. А теперь замерли. Ни звука! Не дышать!

      Отпустила сначала Нурлана.

      Медленно выпрямился, тряхнул головой, словно очнувшись от наваждения, ошеломленно посмотрел в глаза, будто не веря собственным ушам.

      – Шутишь? – едва слышно, взволнованно и хрипло. – Играешь?..

      – Нет, – улыбнулась нежно и виновато, погладила пальцами его лицо. – Я серьёзна. Клянусь.

      Опомнившись, освободила из жёсткого плена Георгия.

      Вскинулся, резко вскочил на ноги, загорелся гневным взглядом, вскипел, заскрежетал зубами, сжал кулаки.

      – Ни за что!

      – Значит, мира не будет, – прошептала, в миг осипнув. – Жора, очень жаль, но иного выбора не остаётся: разрыв, общение лишь на людях, – тяжело вздохнула, грустно улыбнулась Нуре.

      Встала, остановила жестом порыв пойти следом.

      – Останьтесь. Последняя просьба: дайте спокойно уйти, – пошла домой, не оглядываясь.

      Прислушалась: за спиной ни разговоров, ни шума драки.

      – Ну-ну.

      Отойдя на небольшое расстояние, схитрила, осторожно выглянула из-за кустов: Нура стоял, повернувшись лицом к Жоре, и… протягивал руку в примирительном жесте. Молча. Настойчиво.

      «С ума сойти! Согласен делить любовь с соперником! – перевела взгляд на оппонента. – Не повезло: он не собирается идти на мировую, смотрит с ненавистью, готов убить тотчас. Увы, моя миссия провалена. Прости, дедушка Биржан».

      Не дожидаясь предсказуемой развязки, обиженно скульнув, беззвучно ушла.


      Противостояние и стычки между Нуриком и Жорой становились всё чаще и ожесточённее, а остановить это могло лишь её вмешательство, поскольку была первопричиной вражды. Говорить: «Брэк! Разойтись по углам! Оставайтесь друзьями!» было бесполезно.

      Пришлось применить кардинальную меру – перестала выходить по вечерам. Вообще.

      Чего ей стоило, не рассказать. Их внимание и ласки нужны были, как наркотик, постоянно – начиналась настоящая психологическая «ломка», когда не получала «витамина обожания». Пришлось пожертвовать собой. Села на диету.


      Нурлан принял решение достойно и с пониманием, ограничиваясь беседами в школе, праздничными вечерами, кино и танцами в Зимнем клубе, где можно было касаться друг друга, смотреть в глаза и тихо разговаривать в уголке, принимая скромные поцелуи рук. Был терпелив и скромен.

      Не она, а он сдерживал пыл. Сколько раз на школьных вечерах, дойдя до отчаяния, убегала по тёмному коридору в укромный уголок. Найдя её в угловом корпусе возле библиотеки с прижатыми к губам искусанными в кровь пальцами, разжимал ласковыми и тёплыми руками, привлекал к себе, шепча: «Я с тобой, моя Машук…» Дрожа, вжималась в сильное юное тело и… теряла голову от запаха, начинала обнимать, ласкаясь, доводя до исступления!.. У Нуры оказалась просто титаническая выдержка. Шептала потом тихое «спасибо». Заканчивалось, бывало, и так: теряла сознание на короткое время от захлестнувших разум эмоций. Тогда сползал по стене на пол, держал на коленях, ждал, когда очнётся с судорогами и стоном, массировал мышцы и ни разу не воспользовался беспомощным состоянием. Если бы ни его строгое мусульманское воспитание и выдержка – быть бы им самыми молодыми супругами в селе, ещё в восьмом классе школы.

      Ей тоже было несладко, разрывало двойное чувство влюблённости: и в Жорку – с детства, и в Нуру – когда коснулся губами на водопаде. Так и мучилась, рвалась душой и телом.

      Первый тревожил беспокойную, ищущую, амбициозную, авантюрную, артистичную душу, заставляя мечтать о высоком, о достижениях, о славе, о том, что им всё по плечу, и мир будет у ног, вот только надо ещё немного подождать. Несколько лет.

      Второй разбудил тело, которое оказалось не просто неистовым, а неуправляемым, буйным и страстным, отчаянным, способным сорваться в такой виток чувств, что никто и ничто не удержит! С ним не хотелось смотреть куда-то вдаль и мечтать о далёких радужных перспективах, а хотелось уже сейчас постоянно быть рядом и тихо, а может и не очень, сходить с ума, получая новую дозу адреналина.


      Жора принял демарш болезненно, с негодованием на Марину и Нурлана.

      Прекрасно понимала – была отдушиной, единственной возможностью укрыться от тотального контроля матери, от постоянного давления с её стороны; вольным, захлёстывающим разум ветром: весенним, будоражащим, пьянящим и желанным! И вдруг, по личному желанию, по волевому решению девушки, его этой «форточки» лишили! Вот и «понесло» буквально: стал раздражителен и несправедлив, вспыльчив и драчлив, обидчив и… слезлив, за что себя презирал, за это же злился на несговорчивую упрямицу.

      Непоследовательность в действиях смешила и печалила её. Старалась сгладить юношеские порывы, зная обидчивость и ранимость, несмотря на нарочитый, показной мужской характер. На самом деле, Жорик нежен был, как девушка! Жалела всеми фибрами души. Но и это не спасало – лез в драку по любому поводу.

      Разошёлся не на шутку: то впивался глазами, сопя негодующе; то набрасывался с опасной любовью в тёмном закоулке; то отворачивался, пытаясь скрыть выступившие слёзы, злясь из-за этой слабости ещё больше; то игнорировал неделями, делая вид, что увлечён другой…

      Фыркала в спину, полыхая зеленющими глазами:

      – Хозяин – барин! Вешаться не собираюсь – этот пройденный урок усвоила на «отлично»! Разбирайся самостоятельно – большой мальчик уж вырос.

      «Надоело видеть твою хмурую и злую физиономию, – прибавляла про себя. – В своей дурацкой мести зашёл слишком далеко – застала в весьма пикантной ситуации с одноклассницей в тёмном кабинете НВП. Парочка даже не заметила, что дверь приоткрылась. Не собираюсь больше терпеть выходки. Баста. Переключаю внимание на учёбу. Нужно исправить рухнувшую успеваемость».

      Чем больше приходилось для парней быть буфером, тем хуже становилось. Твёрдо решила: «Отстранюсь. Пусть сами разбираются! Разборки – не единственная проблема в жизни и школе».


      …Марину почему-то стала «есть» большая часть учителей, придираясь к любой мелочи, к малейшему промаху.

      Такого раньше не было! Не блистала, но уж твёрдая «четвёрка» всегда была заслужена, а по ряду предметов и «пятёрка» не редкость! А что творилось теперь, не понимала. Что-то происходило вокруг, совершенно непонятное для разума. На уроках было по-прежнему, и дома так же занималась, но…

      Как говориться, нет ничего тайного, что не стало бы явным. Вот и её загадка стала понемногу проявляться. Только разгадка эта, ох, как не понравилась. Да и кому мог понравиться тот факт, что «на тропу войны» вышла… мама Жоры! К этому точно готова не была. Да и кто бы мог? Воевать с матерью парня, который для тебя так много значит, было сродни самоубийству.

      Стало совсем трудно.

      Лишь забавные происшествия не давали скатиться в бездну отчаяния.

      Очень насмешили её переулок и всех домашних одноклассники, два Борьки: Поваляев и Воронский. Вдруг воспылав к Марине любовью оба и сразу, поняв, что больше не будет выходить на прогулки в парк, Бори, сдружившись в горе, стали приходить к её дому. Вызывая своими так и не сломавшимися тоненькими детскими голосами, до слёз веселили и семью, и соседей!

      Несколько раз вышла, поговорила, но стали подсмеиваться соседки:

      – Что ж ты, Маринка, не впускаешь в дом таких видных женихов?

      – Ты не смотри, что они такие маленькие, подрастут со временем.

      – А то мы их себе разберём – в хозяйстве всё сгодится!

      Отсмеявшись, сказала Борькам, чтоб больше не приходили, общались в стенах школы, на школьных и клубных вечерах и киносеансах.


      Старшая соседка, баба Катя, однажды отозвав в сторону, так и огорошила:

      – Маринка, не моё дело, конечно, только вот, что я видела вчера. До ночи убирала в огороде, припозднилась, подняла глаза в сторону вашего дома и увидела – стоит Жорка под урючиной. Ну, думаю, сейчас ты выйдешь, пойдёте гулять, а потом и сообразила – какой гулять? Время-то второй час ночи! Прислушалась, слышу: всхлипывает и на твои окна глядит. До чего ж ты его довела…

      Опешила Мари, рот раскрыв: «Вот это новость! И кто он после этого? Слабак? Эгоист? Или просто запутался? Попался в свои же сети лжи и непонятных поступков, а обвиняют меня, как всегда. Нет, выпутываться предстоит самому. Не виновна в ситуации, в проблеме не помощник. Наберусь терпения. Урок не нов. На этот раз его задачка, как и решение. К доске, Сироткин!»

                Февраль 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/02/07/1699