Отдалённые последствия. 2. Окончательное решение..

                ГЛАВА 2.
                ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ.

      Слух о Варвариной покупке и скандале в магазине облетел всё село.

      Вскоре прибежали девчонки, подружки Марины, и попросили её мать показать ткань.

      Польщённая таким вниманием, счастливая и важная, Варвара стала поспешно и суетливо разворачивать свёрток и, подражая продавщице магазина, широко раскинула по кровати злополучный отрез…

      Марине даже не надо было смотреть на любопытных подруг, чтобы узнать реакцию на покупку – стояла и смотрела в тёмное окно, а в стекле отражалась вся сцена, развернувшаяся за спиной. Не только видела, но слышала всё.

      Если бы ткань была восхитительна, какой бы довольный визг подняли девчонки, сколько бы слов полилось и восклицаний в её адрес! А за спиной стояла подавленная тишина, которую разрушал только заискивающий голос матери, расхваливающий отрез дешёвого, вонючего, «стреляющегося», «липнущего» искусственного псевдошёлка.

      С трудом выдавив из себя несколько неискренних слов одобрения, одноклассницы поторопились покинуть их дом.

      «И без слов всё понятно – это конец. Через час всё село будет ехидно посмеиваться и над недалёкой ограниченной матерью, и надо мной, – грустно усмехнулась Мари. – А почему им не посмеяться? Яблочко от яблони, как известно… И не отмоешься вовек от клейма дочери глупой матери, хоть кричи на всё село, что это совсем не так, что ты перечитала все библиотеки района, что твои сочинения и доклады сразу исчезали из школьного архива и уходили куда-то на конкурсы, но ни разу до тебя дипломы и похвальные листы не дошли, а лишь осели в сейфе директрисы, потому что выданы не на твоё имя, а на имя школы…»

      Варвара, ещё возбуждённая и счастливая от похвал подруг дочери, накинулась на Марину с новой порцией ругани.

      – Вот, видела? Даже твои подружки от восхищения дар речи потеряли! А ты – неблагодарная тварь! Ничего не ценишь! Копия папа! Хамка и дармоедка! Только и заглядываешь в мои руки: всё дай, да купи! Сама и покупай – заработай!

      Чтобы не нагрубить и не ввязаться в бесполезную дискуссию, спешно покинула дом, ещё долго слыша вдогонку ядовитые выкрики. Гадкие, несправедливые и обидные слова звучали и бились в ушах, не хотели отпускать из липких мерзких лап.

      Она всё ходила и ходила по вечерним улицам села, ничего не видя от слёз.


      – …Ой, Мариш, постой! – окликнули из темноты.

      Подошли: мама Риты Лебедевой и её соседка, Зорина.

      – Хорошо, что мы тебя встретили! Только что услышали про магазин…

      Тётя Габи, которую все звали Галей, внимательно всматривалась в девочку, и она поблагодарила темноту, что так надёжно скрывала опухшее от слёз лицо. Женщина помолчала, потом оглянулась по сторонам.

      – Послушай меня, девочка. Хельга, как окончила школу, так больше ни разу и не надела своего выпускного платья. И вот что я подумала…

      Этого Марина уж никак не могла вынести! С трудом сдерживаясь, стараясь, чтобы голос не дрожал, перебила:

      – …Тёть Галь, спасибо! Я не возьму ни вашего платья, ни чьего другого, поймите меня правильно. Всю жизнь хожу в чужих вещах! Хватит. Спасибо большое, честно… Но не надо… Не волнуйтесь, со мной ничего не случится. Я сильная, справлюсь и с этим. До свидания!

      Быстро ушла от неё во тьму, от душевной, простодушной, но такой невыносимой доброты. Была искренне тронута заботой мамы близкой подруги и одноклассницы, но что-то брать из их гардероба, когда самой Рите предстоял выпускной, было бы нечестно, неправильно, понимала это хорошо.

      Платье, что предложила, прекрасно помнила. Ещё бы. Хельга дружила с её сестрой Вандой, и ещё свежо было в памяти воспоминание, как наряжались у них дома, вертясь перед трюмо, красясь и укладывая волосы в волшебные причёски. Платье то было такое же сказочное: светлое, из плотного кружева, на атласной подкладке цвета слоновой кости. Наряд принцессы. Как тогда Мари, совсем салага, восхищалась!..

      Вот и захлебнулась горечью и обидой на несправедливую жизнь. Только на жизнь. Никого не винила, просто отчего-то стало невыносимо жить здесь, среди тех, кто видел её лишь нищей и забитой, полуженщиной, получеловеком, жалким существом в обносках. Потому и отказалась от щедрого дара. Что рядиться в чужие перья?

      Встряхнулась, оглянулась, села на холодную скамью ночного парка, передёрнулась от сырости тоненьким худеньким тельцем, поёжившись в старом, вылинявшем, заношенном до дыр спортивном костюмчике из хлопка. Вздохнула тяжело, заканчивая невесёлые рассуждения:

      «Довольно горьких воспоминаний и нищеты! Больше никогда не надену чужих вещей. Точка. Пора начинать новую самостоятельную жизнь вне дома, подальше от матери. Её ненависть зашкаливает за здравые границы, а вспышки непонятной агрессии ко мне уже ничем не объясняются: ни плохим настроением, ни неприятностями на работе, ни ссорой с отцом. Разочаровавшись в нём, что не оправдал её надежд и желаний, возненавидела всё, что с ним связано, что схоже по внешности и характеру. То есть меня, дочь, которая выросла его копией. Что точно такой же копией является его сын и мой младший брат, её нисколько не раздражает, куда там – любимчик, свет очей, последыш! Я – другое дело. Я – стрелочник. Нет смысла мозолить глаза. Отец с ней справиться, помирится, а мне это родство и временный мир вредят. Пока не стала, как мать, нужно бежать. Лучше создать собственный ад, чем брать взаймы чужой с древними демонами. Своих бы не породить! С другими просто не совладать. Пора удалиться в пустыню, аки дервишу бездомному и презренному, попытаться найти если не Рай, не Землю Обетованную, то хотя бы уголок, где будет покой. На счастье даже не надеюсь. На любовь тоже. Не в этой жизни».

      Решив, придя к неутешительному, трудному и пугающему выводу, вздохнула с облегчением.

      Дело было за малым: выполнить намеченный план действий.


      Вернувшись домой, твёрдым голосом заявила матери, чтобы та даже не пыталась отдать отрез в пошив – зря потратит деньги.

      Варвара напряглась, но почему-то послушалась.

      Злополучный кусок так и остался лежать в углу на стуле, завёрнутый в коричневую бумагу.

      Видимо, женщина надеялась если не сшить, так вернуть его в магазин по-тихому.

      В доме наступило опасное затишье.


      Мари ждала удобного случая.

      Наконец, представился: пришло письмо от подруги Розы, в котором она приглашала на выпускной бал их десятого класса. Он намечался 20-го июня, на три дня раньше вечера Марины, это стало сигналом: «Пора уезжать, не дожидаясь собственного».

      За день до сельского выпускного вечера, 22-го, всё и свершилось.


      …Утром мать ушла на дежурство на проходную на сутки, а отец пришёл с них и, позавтракав, собрался лечь, поспать пару часов.

      Марина вошла в его комнату, чего раньше никогда не делала.

      – Папа, мне нужно тебе кое-что сказать… – начала, но продолжить не смогла: слёзы навернулись на глаза.

      Посмотрел и, не спрашивая больше ни о чём, полез в сумку-балетку. Покопавшись, достал маленький кошелёк и протянул.

      – Езжай. Поживи пока у своих любимых казахов, а там видно будет.

      Удивлённо уставилась на него.

      – Мать встретил. Поговорили, – хмуро проворчал, с силой и негодованием пихнул кулаком подушку. – Дура, – тихо прошептал под нос.

      Всё поняла: родительница встретила его на дороге к заводу и, конечно, не преминула пожаловаться на неё, такую неблагодарную дочь. Но просчиталась, совсем не зная и не понимая мужа: никогда не выносил суждения о людях, слушая только одного оппонента. Тем более, её.

      Бесконечно благодарная, подпрыгнула от радости!

      Избегая бурных восторгов, отец пробурчал:

      – На автобус не опоздай. И не пропадай там надолго, – и… повалился спать.

      Приготовив сумку поскромнее, чтобы не бросаться в глаза посторонним, поехала в райцентр, вздохнув от радости, что никого из приятелей не встретила.

      Никто не видел её на остановке из подруг или соседок. Там стояли только двое незнакомых мужчин, явно из командировочных. Само провидение тогда не толкнуло ни одну известную душу в центр села.


      Когда приехала в казахскую семью, Розы уже дома не было – накануне уехала поступать в Томск в институт. Это было только на руку.

      Конечно, хотелось бы погулять на выпускном, всё-таки десятый класс! Одноклассники Розы, привыкнув, относились к Мари отлично, опекали и баловали. Но был среди них парень-турок, давно «положивший глаз» и серьёзно решивший её «украсть», как только закончит школу. Теперь они стали выпускниками десятого класса, и девочка очень надеялась, что он тоже уехал поступать куда-нибудь подальше. Или нет?

      Родители подруги этого не знали наверняка, поэтому попросили некоторое время без сопровождения по селу не гулять.

      Семья Турсуновых была для Марины второй семьёй.

      Подружившись с самого младенчества, они с Розой иначе и не считали друг друга: сестры. Её семья воспринимала русскую девочку, как приёмную дочь, часто приезжающую в гости и недалеко от них живущую.

      У старших братьев подруги рождались дети, и ни один малыш не минул её заботливых любящих рук. Как она их обожала! Ухаживала, подтирала, мыла попы, чего так чуралась Розка, развлекала, напевая русские песенки, рассказывала русские народные сказки… Так и росли малыши со знанием сразу двух языков и культур.

      Смешение культурных основ таких разных народов не претило старшим родителям – только поощряли её педагогические потуги, посмеиваясь.

      – Ээээ, Мыринка! Ты луче нас их учишь русский язык! Карашо! Они скора идут детсад, как там говорить с дети другой будет? Учи их – станет умный!

                Февраль 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/02/07/1748