41-вый квартал

Отрывок из воспоминаний Д.Е. Моргачёва

Из Черемошников нас зимой погнали пешими в лесозаготовительный лагерь: 41 квартал, километров за 40 от Томи (река)....
В этом лагере был ужасный деспотизм, казалось бы недопустимый в стране рабочих и крестьян. Зимой в мороз,  на работу выгоняли до света, в темноте держали во дворе у шахты, не менее 2-х часов, пока начальство ходило по всем баракам и углам, разыскивая и выгоняя на работу тех, кто заболел и не хотел выходить.
Наконец, тронулись, больные отстают, их бьют, гонят. В лесу заходим в огромный участок, обведённый конвоем свежей лыжнёй; шаг за лыжню считается побегом.
Все расходятся по бригадам, а там по звеньям, человека по два - четыре, и начинается повал леса. Бывает снег до 2-х метров, идти по нему невозможно, тогда становятся на четвереньки и ползком расползаются по лесу, каждое звено ко своему месту.
Кто работает, кто мёрзнет у костров и доходит.
Уже в сумерки рабочий день кончается. Идти домой в барак километров пять-семь. Снег по дороге сыпучий, конвой требует порядка в рядах, больные падают, не могут идти, их опять гонят, бьют.
Мы с Борисом (Мазуриным) просим разрешения нести больного на плечах. Конвой разрешает, тогда просим товарищей поднести наш инструмент: пилу, топор. Приносим больного в лагерь, сдаём в стационар. Утром заходим узнать о его здоровье, а он уже умер.
В лагерь приходят все мокрые и замёрзшие, и спешат по баракам, а тут крик: "на поверку!" И опять выходят на мороз, стоят в рядах, иногда по полтора-два часа, пока конвой всех пересчитает, редко с одного раза, а то два и три. Наконец, кричат: разойдись! На ужин! А ужин - миска жидкой баланды и 600 грамм хлеба при выполнении нормы, а кто не выполнил - 300 г.
Летом нас, 400 человек "контриков" перегнали из барака в овощехранилище под землёй. Сырость, мрак, плесень, дым от железных печек и от коптилок, а сверху сыплется песок, ни одной ложки не сьешь без песка. Здесь люди быстро доходили и умирали. Иногда за одну ночь в лагере умирало от 8 до 19-ти человек....
Вот так бывает в жизни: кажется, что я в самом плохом положении, дальше некуда, но это оказывается неправда. Всегда может быть ещё хуже. Так было и с нами. В Прикопьевске - погрузка угля в вагоны днём и ночью, весь грязный, пыли наглотаешься и надышишься, и плюёшь сажей. Думаешь: хоть бы перевели куда в другое место. Переводят в в Черемошники, таскать на плечах доски и шпалы по 10-12 сасов: куда нибудь бы ещё? А от туда на 41-й квартал - ещё хуже. И, наконец, попадаем в Нарым, осенью во время дождей, жить под светящейся крышей из одного мата.
Но на 41-м квартале было хуже всего.

Воспоминания взяты из книги "Воспоминания крестьян - толстовцев 1910 - 1930-е годы, Серия "Время и судьбы" М. "Книга", 1989, их можно почитать и в интернете в библиотеке М. Мошкова