Глиняный главком полный текст

         Сколько она себя помнила, всегда боялась рисовать глаза. На фантастических портретах и керамических фигурках, которые с самого детства конвейером шли из-под ее рук, всегда. Когда открывались глаза, кто-то в них будто вселялся, и Джинсовка боялсь их настолько, что ночами запирала мастерскую на ключ, просто на всякий случай.
  Ее прозвали Джинсовкой за привычку носить одну и ту же куртку, свои же собратья-художники, керамисты, "Хера-мисты", кто же еще. По пьяни иногда обзывались :"эй ты, брезентуха"!
-"Брезентуха, тащи сюда Беломор, воскурим фимиам Каннабису Великому"! - Небрежно командовал Безумный Шляпник.
-"Дурак" -слегка обижалась Брезентуха, ой, Джинсовка, но Беломор вручала, и вскоре в струях дыма угадывались очертания Великого Каннабиса.
Безумный шляпник действительно носил безумную шляпу шире плеч. В общем, они были приметной парочкой.
    В кумаре оба видели, как подмигнула им инопланетянка с картины, но оба сделали вид. что ничего не заметили. А вот явную сдвинутсоть предметов в мастерской Джинсовка заметила уже утром. И еще, показалось или нет, но вроде бы кто-то мерзко хихикнул.



-"Пора завязывать тебе, всему свое время, все проходит, должно пройти и это"! -занудел по телефону шляпник.
-"Ну почему ты мне не веришь"?!
-"Да верю я, верю. Делай статуи в греческом стиле, с белыми зенками"!
-"Ты смеешься, да, смеешься"_ в ее голосе было спокойствие отчаяния.
-"Да не смеюсь же, нет, мне тебя жалко, ну сожги свои эти портреты неизвестных, переколоти свои статуэтки, в конце концов"!
-"Я не могу их убить, ведь это дала им жизнь"!
-"слушай, мама Карло, ну так же жить нельзя. бросай искусство к свиньям, иначе с ума сойдешь"!
-"И буду я никто"!
-"Ты будешь здоровая и спокойная ты"!
-"Эх, шляпа, Шляпа"!
-"Ну не реви, Брезентуха, не реви".
Джинсовка истерически засмеялась:"не реви, Брезентуха, не насмехайся, шляпа, не убегайте, сапоги! Просто вечеринка на складе какая-то"!

                ****




    Но уже в дороге выяснилось, что Джинсовка едет на похороны. Утонул ее младший брат. Джинсовка грызла ногти и рыдала всю дорогу в тамбуре, слегк постукивая затылком о заплеванную металлическую стену, тихонечко, чтоб не обнаружили и не замели в дурку. Старые шрамы от суицида на ее запятьях - прекрасный анамнез, ну просто великолепный.
    Нет, теперь она не хотела ни в дурку, ни на тот свет. Ее стремления стали уже абсолютно бредовыми -она решила воскресить брата, ни больше, ни меньше. Сумасшедшая, была такая и есть, скажете вы и будете в целом правы.
    Несмотря на осторожность, рану себе на затылке она рассадила порядочную, такую, что волосы слиплись от крови. Накинув на голову капюшон и всунув руки в карманы, она мужицкой походкой дошлепала по поселку до дома.
    Папашка в трениках спал, головой на столе, рядом с пустой поллитровкой. Джинсовка уже давно замечала сероватый оттенок лица у матери, теперь же мать была совсем серой, словно пыльной : серое лицо, серые мертвые глаза, серые волосы и некогда голубой халатик, тоже серый.
    Наутро Джинсовка двинула к моргу под вопль матери:"Марианна, ты куда"?
   Ее звали Марианной, а брата -Фомой. Видимо, пьяная фантазия отца. "Ну неспроста же уродилась у таких обычных родителей такая непонятно в кого, что-то в них изначально было, было, да сплыло" -думала порой Джинсовка. Брат Фома тоже был не прост:"вот родится у меня сын, назову его Петькой".
-"Почему Петькой"?
-"А все чтоб уважали его"!
-"Не поняла"?
-"Ну как же, Петр Фомич"!
В ответ юная Марианна брызгала брату в лицо водо из той самой речки, в которой он любил купаться, где и утонул в еще не прогретой воде в первое в этом году, майское купание.
     Теперь Фома, ее маленький, умненький-разумненький Фомушка лежал в морге на столе, холодный как эта речка.
-" Я не оставлю тебя, Фомушка, не оставлю, слышишь"! -горячо шептала Джинса-Марианна, прижав ладони к стене морга. И ей чудилось, нет, ей хотелось, чтобы чудилось, будто он ей отвечает.
   Но она знала, что лишь выдает желаемое за действительное. Было тихо в природе, не звучали никакие голоса в голове, не отзывался Фомушка с того света, а кирпичная стена была шершава, сыровата и незначительна -просто стенка. Стенка морга.
     Дома бродил похмельный папашка, жила, но не присутствовала с живыми опустевшая мать, приперлись громогласные родственники, с трудом заставлявшие сами себя говорить тише. Все это было словно параллельный мир для Джинсовки-Марианны.
    Она, как и мать, отсутствовала, только они очутились в разных мирах. В мире матери было пустынно, серо и безлюдно, а в Мире Марианны клубилось нечто, не то ее идеи, не то еще что.
     Марианна углубилась в братов дневник. Многое из написанного она знала.
Брата раздирали на части жуткие амбиции. Опять же, откуда что бралось?! Вся его мансарда была завешана портретами, тут были Сталин, Че гевара, Ленин, Троцкий, Саддам Хусейн, которого Фома особо выделял. "Мальчик из Тикрита"- называл он его. И отмечал, что родился с ним в один день -28 апреля.
    Несколько портретов Каддафи в траурных рамках и даже Пол-Пот. Компот, как, естественно,  обзывала его Марианна.
Она заново оглядела весь иконостас. Ни одного музыканта, ни одной голой бабы, впрочем, в компьютере все же обнаружилась и папка с "нюшами", и порновидео. И вот тогда Джинсовка наконец по-настоящему разрыдалась. "Он ведь был живым, живым"! -колотилось и билось в ее сознании.- "У него еще не было женщин и не будет, и не родится Петр Фомич"!
    Марианна выла и колотила кулаком по столу. Похмельный папашка влетел в мансарду и уволок рыдающую дочь вниз, на кухню, где и набулькал ей стакан водяры. А вот это было совсем лишнее.
    Косая Джинсовка двинула за пивом, налакалась в огороде, иногда заглядывая в дом, чтоб родичи не тревожились. А они и не превожились. Мать отправилась решать вопросы с похоронами, сначала взяла с собой отца, потом он вернулся один и уже пьяный.
      Марианна проспалась к вечеру и продолжила свой дикий запой. Она смотрела на зведы и тихо говорила:"Фомушка, где ты? Она моментально решила поскорее родить сына и назвать его Фомой. Она шептала:"маленький мой, маленький, прости, я так виновата, зачем же я уехала, зачем, я бы не пустла тебя на речку, я бы спасла тебя"? В общем, комплекс вины расцвел пышным цветом.
     Марианна отличалась от многих других тем, что не ревновала родителей к брату, а относилась к нему как мать. Да он и не был родительским любимчиком, так что детской ревности было не на чем расти. Марианне действительно приходилось заменять брату родителей.
     Отец уже тогда морально угасал, его художественные наклонности умирали и тихо умерли наконец, пуская самогонные пузыри. Однажды он, пьяный, залез на стремянку и начал расписывать потолок жар-птицами. Оступился, полетел вниз и сломал ногу. Недорисованные жар-птицы еще долго напоминали о несбывшемся, пока их не закрасили водоэмульсионкой.
     Мать же успевала работать на двух работах, но и только. Человеческие силы не безграничны. Марианна замечала, как она не то что стареет, а словно гаснет и подергивается пеплом. Теперь же это было ходячее пепелище.
     Весь следующий день Марианна проспала, а похороны словно и не отложились в ее памяти. Уже на другой день после того, как Фому похоронили, Марианна снова тряслась в электричке, повторяя мысленно:"ты просто утратил тело, не более того, тебе просто нужно новое, мы же покупаем новую одежду, сознание не в мозгу, мозг -только приемник волн, не более того, не более того, с тобой случилась неприятность, не более того, не более того"! И колеса отстукивали:"не более того, не более того".


   В общем, Никита боялся и этого чертова истукана и Марианны, как-то исхудавшей, изменившейся, с лицом будто подсушенным и устремленным в неведомое. Так выглядела его одноклдассница, когда подсела на героин. Но тут было другое, впрочем. не лучше, судя по сухому блеску в глазах Марианны.
    Фигура в мастерской, закутанная в тряпки и полиэтилен, стала сниться Никите. Будто он бежит вверх по лестнице, а истукан гонится за ним на негнущихся ногах, просто подпрыгивая вверх и так преодолевая тупеньку за ступенькой, и от того, что он не шагал как человек было особенно жутко.
    Однажды вечером Джинсовка позвонила Никите и сообщила, что все готово, нужно везти на обжиг, она уже договорилась, но нужна машина и грубая физическая сила. Скрепя сердце, Никита согласился. Ему было страшно жаль, но он стал боятья Марианну, будто она враз стала ведьмой и связалась с чем-то потусторонним.
    -"Ну, где там твой "Томминокер"? -иронически спросил Никита.
-"Зря ты смеешься над ним, но он тебя простил, другой бы обиделся, а он добрый"!
И такие при этом были у Марианны глаза, что Фома прикусил язык, губу и все свои эмоции.
     После обжига, доставленный обратно в мастерскую, раскрашенный ангобом, Фома-из-глины выглядел совсем недурно. Никита даже поднял рюмочку в его честь.

     С этого дня Марианна заметно пошла на поправку, ее лицо разгладилось, и ощущение чего-то потусторонне-жуткого ослабло.
     На ее дне рождения не было никого, кроме Никиты-Шляпника. Впервые со дня смерти брата Марианна улыбалась. Дойдя до кондиции, они с Никиткой, взявшись за руки, плясали и горланили:
"..Шаровары Вячеслава,
шаровары Вячеслава...".

     Не понравилось ему только, что Марианна оставила в мастерской жареную курицу.
Еще больше не понравилось ему, что наутро курица было начисто обглодана.

   


   

 Никита не знал, что теперь делать? В голове назойливо застучало:"пригласить священника". Никита усмехнулся и отогнал прочь эти мысли как блажь. Это было явно не для него, смешно даже.  Но что тогда? Чеснок, как от вампиров? Никита усмехнулся.
    В конце концов, все это могло быть просто похмельной галлюцинацией. А Марианна, выпив не меньше, чем он, побеждала похмельный авитаминоз, уничтожая курицу на рассвете, пока Никита спал.
     Вот так стояла на коленках перед статуей брата и , давясь, уничтожала курятину, чавкая и оглядываясь, как дикая собака, а в окно лился серебристый свет и звуки сигнализаций, по потолку бежали тени, а она ела курицу и рычала.... Тьфу, бля, какой ужас!" А потом выпила чаю или газировки, нет, кефир, после чего рыгнула и с хамоватой рожей поковырялась в зубах.

      Природная трусоватость мешала ему оставаться там, в мастерской, постоянно. Здравомыслие нашептывало, что курицу Джинсовка-Марианна съела сама. Вот прямо так, как он себе представил - "рыгнула и с хамоватой рожей...."
      Но Никита понимал, что это не так. Марианна именно сейчас, как никогда нуждается в защите, ибо не ведает что творит. "Бедный лягушонок мой"! -расчувствовался Никита.

    Скрепя сердце, он ночевал с Марианной в мастерской. Хотел забрать подругу домой, но мать Никиты зашипела, как сковородка, нечто вроде: "этой....! В моем доме....! Духу ее....!"
    С матерью Никита поругался крупно и беспощадно и, плюнув на свой суеверный ужас, взвалив на плечо дорожную сумку, окончательно перебрался к Марианне.

    Мать через пару дней спохватилась и стала наяривать в мобильный:"Никитушка ( фальшиво-дребежаще), сыночек, чем хоть она тебя там кормит"?
-"Кормит, ма, кормит, вкусно, сытно, качественно".
-"Я себе представляю"!
-"Она отлично готовит"!
-"Ну-ну"!
-Ма, уважай мой выбор"!
-"Ну, сынок, ты не обижайся, я ведь тебе только добра желаю".
-"Как ты порой банальна, ма. Рассуждаешь как обыватель, а ведь прививала мне разумное, доброе, вечное".
-"Привила на свою голову"!

В общем, поговорили. Никита после этого разговора почувствовал себя будто облитым чем-то липким.

Марианна прибивала на стенку новый портрет. Среди обычного "иконостаса" он выглядел более чем странно, чужеродно как-то. Это было фото действующего министра обороны.
-"Брезентуха, мать твою, что это значит"?

Марианна не ответила, лишь покосилась на Никиту, слезла со стремянки и отошла, любуясь. Показалось Никите-Шляпнику, или в самом деле в глазах "истукана" что-то блеснуло?

-"Мари, может, поживем у меня, а? Заказов у тебя сейчас нет, да если и появятся, не обязательно быть здесь все время".
-"Твоя мать меня терпеть не может".
-"Да нет, она привыкнет, просто у нее ревность, ее бесит, что ты для меня "душенька и цыпленочек" , а для нее "осталось только сухое "ма".
    
     Марианна издала короткий смешок :"так-то оно так, но ревность -испепеляющее чувство, а я не хочу жить на пороховой бочке. Пожалей мои нервы".
       Показалось Никите или в самом деле истукан скрипнул, будто пытался отворить свои керамические уста и ржаво хохотнуть. Никита нервно обернулся, и ему показалось, будто истукан старается придать своему лицу серьезное выражение, как расшалившийся мальчишка.

 -"Мариш, я понял. Ты просто не можешь отлипнуть от своего ненаглядного "Железного Феликса".
Джинсовка удостоила его молчаливым и очень злым взглядом.
"Глаза Василиска". -подумал Никита, -"Боже, за что мне все это"?!   

В этот вечер, укладываясь спать, он впервые повернулся спиной к Марианне и впервые в жизни вздохнул как-то по-стариковски, как-то совсем по-новому. Спал он в эту ночь плохо, беспокойно и слышал, как из мастерской доносились ржавые скрипы и какое-то постукивание.

Мать Никиты вспоминала, как познакомилась с его отцом, таким же, в сущности, безумным шляпником. Она поставила диск "Led Zepelin", потом  "Uriah Heep", вещь под названием  "Sympaty" в исполнении старого состава группы погрузила ее в события четвертьвековой давности.
      Да, погуляли они тогда неслабо, подвалы, квартирные концерты, зашумленные, скопированные по четвертому разу магнитофонные записи...Много наркоты, много смертей. Ее безумного Шляпника звали в Миру Сергеем, так что Никитка- тезка Хрущева.

    Когда тринадцатилетний Никита приволок в дом записи Башлачева, она поняла, что идет новый виток спирали. Бедный, бедный Сережа...
     Мать Никиты, она же "Степка", запускала снова и снова "Sympaty" и тихо напивалась. А напившись, завела "Def Leppard". Ну чтоб соседям мало не показалось, держитесь, скучные мещане!
    Уже много лет одинокая, этим вечером она не в первый раз за свою жизнь смотрела в одну точку и обращалась к невидимому собеседнику:"а чего же я хочу от Никитки? Чтобы он погиб, как его отец, деградировав и распавшись от вонючего "прокопана"? Или чтобы стал как все,спустив в канализацию свой идиоти..идеализм"? И жил как белковое тело. Чего я хочу для него"?

    Алкоголь прошел свой извилистый путь в ее организме, и она простила Марианну за то, что сама в свое время старалсь быть такой как она, но не хватило то ли таланта, то ли силы духа, то ли просто элементарной дури, победило здравомыслие. Оно и покрыло всю ее жинь серой пеленой скуки.
    Алкоголь дальше следовал своим путем в ее организме и нчал выходить слезами. Он бы вышел и агрессией, да она была одна, вот такая незадача.


    В одно из утр Никита-Шляпник проснулся, услышав грохот в комнате. Марианна, с потной и злой физиономией, тащила из общей комнаты в мастерскую телевизор.
    Никита вскочил, невзирая на жалобы прокуренного и от природы не очень здорового, такого нестрессоустойчивого организма. Ему бы сейчас полежать, пораскачиваться, никуда не спешить. Сердце взлетело бабочкой и крылышками своими трепыхнулось в горле, очень хрупкими крылышками.
    Очень хрупкому истукану не было никакого дела до больного сердца Никиты. Его керамическое сердце знало какую-то иную боль. Так подумал Никита, спросонья притащив и подключив телевизор в мастерской.

    Теперь истукан мог смотреть сериалы старых времен, абсолютно не отражавшие старые времена. Просто люди современного мира напялили винтажную одежду, нашли старый дом, где не делали ремонта лет семьдесят, натащили туда старой мебели, зеленых ламп, плюшевых скатертей и ламповых телевизоров, но совершенно забыли поменять  выражение лица.
     Никита не заметил, как привык, что их в мастерской трое. Однажды, проснувшись ночью, он услышал, как в соседней комнате играет музыка. И он не удивился и не испугался. Сознание и подсознание его было готово к этому.

  Не готов он был к тому, что по новостям сообщат об исчезновении министра обороны.





В Истукане оставалось все меньше сходства с глиняной статуей. Он становился все живее, обрастая плотью и обретая душу, личность и что-то еще. Что-то такое он зацепил в загробном Мире.
    Так подумал шляпник, увидев, что портрет министра обороны проткнут дротиком, а по телевизору в это время шли новости, где сообщали о его отставке, этого самого министра, Шляпник так и не запомнил его фамилию.
    Переводя взгляд с телевизора на прозенный дротиком портрет, затем на розовые кости от сырой курицы, с костей - на Истукана, смотревшего телик в позе Родэновского "Мыслителя", только с ехидной такой улыбой, Шляпник офигевал. Да нет, это еще мало сказано. Он верил и не верил. А Истукан все давил и давил лыбу глиняного своего лица. Будто мысли читал. Шляпник поежился.
-"А новый министр чем тебе лучше"?
-"Я только начал, потом исправлю, все и всех исправлю". И Истукан дробно засмеялся, будто камушки посыпались.
-"Ну-ну, Мессия, валяй".
-"Я не Мессия, я не тщеславен. И зови меня лучше Адам Второй, а то задолбали твои мысли про истукана и Галатею! я мужик, Адам Второй, запомни это своей костяной башкой".
Шляпник решил пойти ва-банк:"Адамыч, а давай нажремся"!
Адам-Второй был очень "за". Они истребили подаренное когда-то "Брезентухе" за надгробие виски. Помянули того незнакомого, как сказал Адам, "чувачка", для которого Брезентуха проектировала памятник. Обнаружили зотолканную глубоко в антресоли бутылку абсента, Адам сказал потом, что нашел абсент телепатически.

-"Сестрица моя запаслась рыгаловом на случай ядерной зимы".
Шляпник пытался удержать предательское и, как ему показалось, угодливое ржание, чтоб не предавать несчастную подругу. Но не сдержал и сам на себя разозлился. Напился в стос с этим, с Этим...
-"Слушь, Адамсон, а чего ты не пьянеешь ни фига"?
-"Дак я же керамический"! - Адам заржал мощным, рокочущим, эдаким окладистым басом. Шляпнику сразу пришло на ум что-то сытное, купеческое, старомосковское, вроде слова "расстегаи", и он обозлился окончательно:"слушай, ты хренов артист потусторонний, ты в себя в одной стороны вливаешь, с другой -выливаешь, не пьянея, ты -керамический, то есть ты, Адамс - человек-канализация".
В голове Шляпника раздался страшный треск, и свет померк.

    Когда же свет снова забрезжил, сначала неуверенно, потом побольше, и Шляпник смог навести фокус, он увидел трезвого и страшно злого Адама, который развесил по стенкам портреты всего кабинета министров и самозабвенно метал в них дротики.
    Среди министров попадались и некие поп-везды, про которых Шляпник понятия не имел, кто они и что конкретно делают, знал только, что они мельтешат по телевизору и говорят противным прыгающими голосами.





    В двери прошоркал ключ и вошла Мариша -Брезентуха.
-"Мальчики, вы тут как"?
Ответ был написан на лицах мальчиков. Керамический Фома, злой как черт и Никита с подбитым глазом.
- Вы подрались"?
-"Да, сеструха"! Фома, он же Истукан сохранял все тот же тон.
-"Ладно, я и правда сказал ему гадость". Никита отряхивался будто ничего не случилось.
-"Фомуша, ты бил НИкитку"?
-" А чего он обзывается?
-"что значит обзывается? Мы же не в детском саду"!
-"Нет, это детский ад, взрослый ад, зачем ты меня воскресила, зачем ты сделала из меня зомби, зачем, Маришка, зачем?
- " я лишь хотела тебя вернуть"!
-"Вернуть глинянным Франкенштейном? А меня ты спросила? Ты меня спросила хочу ли я быть исполнителем воли"?
- чьей воли?
- Каждый глиняный должен исполнить волю высшую! Ты меня воскресила и впутала в политику"!
- "Я?!"
- "Да, ты"! Вспомни как ты не могла рисовать после того как научилась рисовать глаза"!
-Да, я помню, я сама боялась этих глаз"!
-ТАк высшие запретили тебе и не давали рисовать, пока я не умер"!
- "А в чем я виновата"?
-"Я не хочу быть марионеткой, не хочу, мне больно, пойми ты это, чертов ты кукловод"!

Ошалевший от их перебранки НИкита рылся в древностях, так любимых Брезентухой-МАришкой и отрыл таки виниловую пластинку Вертинского:"


"А когда настанет утро,
я бреду бульваром сонным,
где в испуге даже дети
убегают от меня.

Я - усталый старый клоун,
я машу мечом картонным
и в лучах моей короны
умирает светоч дня.


Маришка и Фома обернулись в сторону проигрывателя и замолчали. В каждом он пробудил что-то больное, неспящее, печальное...

А пластинка пела:

"....На башне бьют куранты,
уходят музыканты
и елка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи,
 давно умолкли речи
и я уж не могу не могу
 поднять лица.

И тогда с потухшей елки
тихо спрыгнул желтый ангел
и сказал:" маэстро бедный,
вы устали вы больны,
говорят что вы в притонах
по ночам поете танго!
Даже в нашем добром небе
были все удивлены".

Никита-Шляпник поднял глаза и увидел, что Фома, он же Адам Второй обнимает свою сестру и горько-горько плачет.





 Когда Никита узнал, что одна из телезвезд родила ребенка-дауна, замахнулся на Глиняного. Тот лишь усмехнулся:"то ли еще будет"?
-"Ребенок-то чем виноват?
-"Он и не виноват и никогда ни в чем не будет виноват".
-"Он никогда ни в чем не будет виноват" - пропел Никита, пробуя на вкус новую мелодию и озлился, -"меня тошнит от твоих проповедей, понимаешь, ты, фаянсовая рожа"!
-"Я здесь ненадолго. Меня убьют скоро".
-Кому ты нужен, убивать тебя"?!
В ответ истукан завел "Наутилус" "Мне снилось, что Христос воскрес и жив как я и ты..."
-Ну, ну. давай-давай, строй из себя, фаянсовая рожа".
На телеэкране замелькали знакомые лица с "иконостаса".

"...Мне снилось он мне позвонил,
когда искал приют.
И ненароком обронил
что здесь его убьют...".

Никита приостановил музыку и сделал громче телевизор. Речь шла об отставке министров образования и здравоохранения. Никита встретился глазами с истуканом и обменялся с ним молчаливыми посланиями.
"Я это сделал и буду делать дальше, пока живу". - говорил взгляд истукана.
-"Это -ты"?
-"Я".

Новости перешли на другие темы и Никита снова включил музыку:

"...Мне снилось, что он пил вино
в подъезде со шпаной,
и били до смерти его
 цепочкою стальной.

Звучал его последний смех,
 переходящий в стон.
Мне снилось я один из тех,
с кем пил в подъезде он..."


Истукан вновь заговорил:"эти стихи написал Илья Кормильцев. ОН умер в хосписе, а я умру на мятежных улицах и будет дух мой умирать снова и снова. Но до этого я кое-что успею.
-"Ты себя вообразил гибридом Христа и Че Гевары"?
-"Ты, Никита, набитый дурак, извини за откровенность.
-"Ну хорошо, я набитый-никитый дурак, и скажу больше, я хоть и дурак, как ты изволишь выражаться, но где-то как-то я тебя зауважал. В чем-то. Что ты планируешь дальше"?
-"Государственный переворот".


Всю ночь истукан сидел за компьютером, непонятно чем он там занимался. Наутро Никита глянул. Форум вялотекущих шизофреников,какая-то абсолютная дурь. Некто Серопчег переговаривался с человеком по имени Басанатом. Скажи людям да скажи людям и все время эта дурацкая подпись "похмели кота, сцуко".
"Ерундой страдаешь, братишка"? -спросила Брезентуха, выразительно глядя почему-то на Никиту.
-"Дура. Я не страдаю, мне замечательно".
-"А кто эти люди с такими блатными погремухами, особенно Серопчег, он мне уже заочно омерзителен"?
-"Народный фронт".
-Я начинаю понимать. Ты их выдумал и все пишешь за них"?
-"Да. У меня богатая фантазия".
Истукан глянул на нее так строго, каменно, без улыбки, что она слегка попятилась и не рискнула спросить что означает "похмели кота, сцуко". Означало это полную боевую готовность народного фронта, который еще вчера вечером существовал только в голове истукана.
   А истукан задумал ни много ни мало взбунтовать спецслужбы. Ленин брал телеграф? К черту телеграф, времена нынче другие.
    Форум этот он нашел, абсолютно брошенный и приспособил под себя. Можно было просто создать новый, но так его магия могла не подействовать. Нужно было такое место в Интернете, куда все-таки забредают люди, где хоть какой есть эгрегор. Множество умных голов - тоже Сеть.
   Никита засел с больным зубом, а истукан-братец продолжал свою подрывную деятельность, создавая все новые персонажи с новыми легендами и вовлекая все больше народа в Сеть -Народный фронт. Пару раз он ошибся и герои не ожили, но основная масса легенд совпадала с реальностью.
Выдумывая лейтенанта Васю Пупкина или там Киреева, допустим, он не сомневался, что таковой Вася существует, маму его зовут Алевтина Михайловна Киреева, она пухлая такая, с пучком волос и ходит в библиотеку. Недавно прочла Бернара Вербера и была потрясена. Хорошая мама у лейтенанта Киреева.
  А сам Вася добрый малый пока не довели, если обозлится Вася, в гневе страшен он. Лицо его делается темнее белобрысых волос и идет Вася убивать крепкой левой рукой, поросшей беленькими волосками.
    Вася - левша, так и не переучился в детстве, да и незачем. Он хорошо стрелял как есть, со своей левой рукой.
    Это выглядело игрой, баловством, но оживали, оживали под его рукой Васи, Сережи, Эдики и даже девушка Маргарита, слегка лишняя но для озверения Вась тоже пригодная. Впрочем, Маргариту он зачеркнул и она опала как воздушный шарик. Троянская Елена, ну ее.

    Никита к обеду застрадал зубом, стал полоскать рот дешевой водкой, которая пахла подмышками и совершенно не пьянила. Рот горел, но зуб постепенно онемел, значит, водка убивала нерв, а что не пьянила, так и хрен бы с ней.
    На компьютерный бум никто не обращал внимания. Никита пил водку, зажав нос, Брезентуха что- рисовала.
    Истукану даже нравилось, что его не принимают всерьез. День валился к вечеру, Сеть ожила. Особенно удался полковник Воробьев Николай Петрович, эдакий багровый господин с еще неотжившей совестью. Истукан создавал его под свои цели, и реальный Воробьев недолго чесал в затылке.
     Генерал-майор Деревянский тоже был хорош. Нет, он был великолепен, такой породистый красавчик с хорошо развитой нижней челюстью. Жестокй, аморальный, очень властный. На него истукан возлагал большие надежды.
"А потом я тебя сотру из игры, опасный ты мужик, Деревянский" -думал истукан и самозабвенно колотил по клавишам. Самым трудным было сочинять за них шифровки. Показалось ему, или в эфир полез кто-то еще? Нет, не показалось. Этот кто-то был одним из его созданий и этот кто-то уже "бил копытом".

    Когда Никита допил водку, в Москве сухо застучали первые выстрелы.



                ****


-"Ну что, главком, взбунтовал войска"?
-"То ли еще будет"!
-"А если отключат свет, газ и Интернет"?
-"Не успеют. У нас - блицкриг".
-"У Гитлера тоже был блицкриг".
-"Ну я ж не Гитлер".
-"Ну-ну. А кто ты?
- "Я - спаситель, множественная личность".
-"Это -такая душевная болезнь"?
-"Нет, Никитушка. Быть одновременно Лениным, Че Геварой и Христом - не болезнь а вид здоровья".
"Танки идут"! - крикнула от окна Брезентуха.
-"Черт, вот черт, заварушка"! Никита даже подпрыгнул, но тут же бросился звонить маме, звонил долго, потом ушел к ней.
Брезентуха  и Истукан ринулись в центр города. Было на что посмотреть. Шли танковые колонны. Народ орал и шумел, потрясая растяжками с очень новыми надписями вроде "ЖКХ -жираф козел хорек".
     Была растяжка "ЖКХ - жопа, красный ***, но туда сразу бросились люди в форме и смяли колонну. Началась драка. На тротуар вымелось несколько человек с разбитыми носами, в штатском и в форме и граждане с полицейскими делились салфетками.

   Брезентуха упустила глиняного брата, когда уже стемнело и кто-то пустил фейерверк.
Орали и галдели люди с транспарантом "Верните алкоголь в магазины" и "Дайте выпить вашу мать, ваша мать -жидкая". Под их знамена перестраивались фашисты и гастарбайтеры. Хаос был полнейший.
    Брезентуха заметалась. Керамический братец, много ли ему надо, такому хрупкому? Или он уже - человек? Но ведь человек еще более хрупок, такой мягкий, мясной, кровью налитый. Брата нигде не было. Кто-то сунул ей в руку листовку и растворился.
"Верните СССР" -было написано
-"Боже, он взбунтовал всех"! Стройной колонной шли коммунисты, сметут и не заметят. Брезентуха едва успела отскочить на тротуар.
-"Прямо похороны Сталина какие-то"!
-"Кредит -это смертная казнь" -вывернулась из переулка колонна.
 Люди из колонны "Дайте выпить вашу мать" начали швырять по Кремлю бутылки с зажигательной смесью. Ненавистники ЖКХ моментально снесли все кордоны и перевернули несколько десятков машин.
    "Кредитные бесновались вместе со всеми и были, пожалуй, наиболее опасны. Им если и препятствовали, то слабо. Полицейские - тоже люди и платят то же ЖКХ и те  же кредиты. Толпа ревела. Разнесся слух, что правительство во главе с президентом в полном составе смылось. Толпа взревела единым духом и пошла на штурм.

Брезентуха почувствовала, что ее трогают за ноги. Она увидела истукана с кровавой дыркой во лбу.
-"Сестричка, я готов".
-"О, боже"!. Она кое-как поставила его на ноги и потащила домой, успев попутно увидеть и выходное отверстие на затылке.

      До дома добрались уже ближе к утру - транспорт не ходил. За спиной ревела толпа как больное обиженное животное, щелкали выстрелы, но на месте убитых появлялись новые. Дракон отращивал головы. Похоже, истукану удалось взбунтовать спецслужбы. Ключевое слово - ЖКХ. Народ еще никогда не был так един.

Брезентуха волокла на себе брата, чувствуя, что у него поднялась температура. Он был горячим как печка и живым как никогда. Он бредил, волоча ноги:" я умер, но дело мое живет! Будет суд и процесс, грабь награбленное, эспрропрпр...." - запнулся.
     Брезентуха не слушала, думая о насущном. Нужно позвонить одному человеку, он знает врача, который хренову тучу народа лечил после огнестрелов и вопросов не задавал. Женя-доктор, нужно позвонить байкеру Китайцу, попросить позвать Женю-доктора. Байкер - Китаец - якут по бабушке имел весьма характерную монголоидную внешность и чудесный характер. Он понимал всех. И все понимали его. Ему звонить, срочно.

      Никита сидел под дверью:"я ключ забыл". У Брезентухи даже не было сил поддеть "конечно, так ринулся к маменьке, сынок"!
      Она молча открыла дверь, заволокла истукана и впустила Никиту.


     Через три недели истукан поправлялся на даче Никиткиной матери. Мохнатились огурцы и алела клубника, а в доме орала музыка. Deep Purple. Мать Никиты была верна себе.
     Временами она появлялась на крыльце и спрашивалал, не нужно ли чего. Женя-доктор, сказал, что пуля прошла навылет между двух полушарий. "Между двух полужопий" - вредно подумал Никита, но промолчал.
    Истукан грелся в кресле. Никогда раньше он не чувствовал себя таким пустым, а все дело было в том, что он после выстрела утратил силу.
      Больше никогда не создавать ему клонов в эфире, и если даже он будет метать дротики в очередной портрет, ничего больше не произойдет. Пуля вынесла из него его основу. Дело было сделано и дальнейшая жизнь - лишь существование.
     Теперь его интересовало только, будет ли металлическая пластинка в башке ловить радиоволны. И он посмеивался над собой.
    Как наполнен я был, как силен, каким я был неизвестным героем, только для того, чтобы сидеть в шезлонге и жрать клубнику. Но эта клубника и этот шезлонг - высшая тишина, которую у нас теперь не отнимут.