История одной свадьбы. 16. Под занавес...

                ГЛАВА 16.
                ПОД ЗАНАВЕС.

      Последние титры фильма пробежали, высветилось слово «Конец», а люди всё сидели и чего-то ждали, рассматривая свадебную компанию в свете множества ламп, жадно следили за движениями их тел и рук, толпились кучками в проходах и у выхода в переходной коридорчик.

      Завклуб сумела выгнать из зрительного зала на танцплощадку жаждущую сенсаций толпу.

      Не приходилось и надеяться, что ребят не будут ждать на танцевальном круге, и что там уже не только зрители, но и набежавшие с дальних краёв села матёрые сплетницы и скандалистки.

      Собравшись вокруг гуру, артисты внимали речам, которые двигал с апломбом и наигранной артистичностью перед почитателями его организаторского таланта.

      – Вы слышите? – простирая руку в театральном жесте, указывал на стену зала. – Там, за этими хлипкими глиняными стенами, вас жаждет растерзать и съесть кровожадная толпа шакалов, стремящаяся разузнать у вас, несмышлёнышей, всю подноготную правду, высосать мозги, чтобы понять ваши поступки! – издеваясь над побледневшей от страха Карин, продолжил: – И это только начало! Едва вы покажетесь на площадке, они накинутся на вас, растащат в разные стороны, и ничто и никто больше не спасёт от кровавой расправы…

      – Слушай, пустобрёх! – прервала разошедшегося оратора Марина. – Ты конструктивно давай говори. И коротко – мы устали.

      – Короче, ребята, держитесь! Следите за моими действиями и ни шагу в сторону. Я всё уже продумал, и мы сможем проскочить свару сходу! Потом пусть лают нам в спины, – засмеялся, с озорством оглядывая войско. – Итак… Все вздохнули, и на штурм!

      Так и сделали.

      Осмотрев друг друга, поправив макияж и непорядок в одежде, расправив плечи, глубоко вздохнув, братия сцепилась руками и юркой «лодочкой» ринулась к выходу.

      Как оказались правы – танцплощадка была забита народом!

      Друзья шли с ослепительными и счастливыми улыбками, от которых уже онемели мышцы лица. Держались плотной кучкой, а впереди, как мощный ледокол, быстро шагал Сергей, разрезая ошеломленную напором кодлу, немилосердно расталкивая и отодвигая женщин, громко говоря и шутя безостановочно:

      – Люди добрые! Пропустите молодых! Им пора в супружескую постельку! Не томите счастливцев! Их время уже пришло, дайте насладиться друг другом! Если уж так хотите, можете пожелать молодожёнам счастья и успехов в постельных схватках! Да погромче, погромче кричите, а то они тут и уснут! Ну, все хором: «Горько! Счастья молодым! И деток побольше!»

      Забивая мозги ошарашенным сплетницам, протащил компанию почти до самого выхода с танцевального круга, и когда вошли в арку ворот, на них кинулась очнувшаяся толпа! Благо, арка узкая, получилось выскочить мгновенно на улицу, где ничто не сдерживало и не ограничивало стремительного движения прочь.

      Толпа застряла в пробке!

      В спины понеслись поздравления и пожелания. Люди стали хлопать в ладоши, радоваться внезапному молодёжному счастью.

      Ребята всё же убедили селян!

      Обернувшись, свадьба стала благодарить и кланяться, целоваться-обниматься под истошное: «Горько!», а потом быстро скрылась в тени аллей Центральной улицы.

      На танцевальной площадке без них разразилась маленькая драма.

      Неудовлетворённая, жадная до сплетен и подробностей, орава накинулась с расспросами на председателя сельсовета Пронину, окружив плотным хищным кольцом.

      Бедная Зоя Ивановна отталкивала от себя возбуждённую напирающую шоблу, нервно выкрикивая слова оправдания:

      – Отстаньте от меня! Не знаю я ничего об этом браке! Заявление не подавали! Нет у нас в сельсовете, в книге записи актов гражданского состояния, такой записи! Нет и не могло быть! Не знаю я, где они регистрировались! Выпустите меня!..

      Разозлённые женщины плевались сплетнями и гадкими домыслами, раздражённо и нехотя расходясь по домам в ночной мгле.

      Потом Мари лишь хмыкала: «Конечно, откуда в сельсовете могла взяться такая запись? Свадьба-то фальшивая, вот и досталось председателю “по первое число”, ни за что, ни про что».


      …Зайдя в тень густой аллеи, укрытые кустами и заборами от любопытных взоров, ребята бессильно повалились на остывшую подушку из трав спорыша, клевера и перечной мяты. Силы внезапно закончились, как отрезало. Переводя дух, только бессильно вздыхали, нервно хихикали и старались сдержать дрожь в ослабевших вдруг ногах и руках.

      Подбежал «начальник» и стал всех без разбора пинками поднимать с повлажневшей земли.

      – С ума посходили! Ни на минуту нельзя вас одних оставить!

      Разъярился, рывками ставя их на ноги и толкая прочь, в сторону от клуба, вверх по улице, домой.

      – Обязательно что-нибудь не так сделаете, блин! Быстро канайте отсюда! Я сказал людям, что вы пошли в постельку, значит, в постельку!

      Ловко рассовал по парам, сцепил им руки, продолжая возмущаться:

      – А уж кто с кем, в чью постель – меня не касается. Это не моя забота. Я вас поженил, свёл – наслаждайтесь, дети мои! И размножайтесь! Плодитесь на счастье и здоровье!

      Ворча, продолжал толкать, тянуть, тащить, напирать…

      – Это не ледокол, а мощный безжалостный бульдозер!

      – Не приведи Господь упасть – затрёт!

      – Ага, закатает, затрамбует в землю, не отковыряешь, останется только закрасить!

      Друзья стали хохотать, видя его стремление стать во всём совершенством, контролировать и быть за всё в ответе, а ради этого превращался из всемилостивого гуру в диктатора!

      – Ты, «Железный Бисмарк», блин. Отпусти нас!

      – Серж, можно я не пойду домой, а? – Мари прикинулась дурочкой. – Не хочу ещё в постельку, – надула губки в капризе и деланной глупости. – Может, пойдем потанцуем?

      Хлопала глазками, строила уморительные просящие рожицы, завлекала, чертя крохотной ножкой в красивой туфельке по песку.

      – Разгулялась я что-то… Растревожилась…

      Парни включились в игру, стали скулить наперебой:

      – Не заснём ведь! Это он нас втянул в такую аферу!

      – А мы, бедные, никогда бы сами на такое не пошли!

      – И чтоб мы…

      – Да больше никогда…

      – Ни при каких обстоятельствах…

      – Ни Боже ж мой…

      – Ни за какие коврижки…

      – Ни-ни…

      Сергей не «купился».

      – Вы-то известные трусы и слабаки, – проговорив сурово, презрительно смотрел на опешивших пацанов, – а вот Маринка точно чего-то такого хотела с самого начала. А, Мариш?

      Обернулся к ней, стоящей в позе «я у мамы дурочка»: косолапя, слабоумно улыбаясь, скосив к носу зелёные глазки.

      – Да-да, все твои уловки и прыжки я знаю с детства! Талантлива до безобразия! Не то, что вы, бездари! – расхохотался, оглядывая бандитов. – Мариша хотела большого «бума», и она его получила!

      Радостно потёр руки, весьма довольный исходом дела.

      – Большой «бум»? – в ней проснулся бессмертный чёртик противоречия. – Это ты называешь «Большим Бумом»?.. – презрительно оттопырила мизинец, поправляя сбившийся завиток в безупречной причёске. – Фиии… Разве это «бум»? Так, мелкая шутиха взорвалась, петарда, хлопушка с конфетти, марганцовка под шваброй. Теряешь квалификацию, Серёженька! Я ожидала большего, право…

      Потерял дар речи, а зараза московская изо всех сил старалась не рассмеяться, что с лихвой наверстали мальчишки.

      Стали ржать, подсмеиваясь над беднягой, так выложившемся на этом «танце смерти», что даже Мари стало в какой-то момент жутко, словно и вправду постояла на пороге вечности.

      Серж пыхтел, возмущённо сопел, сжатые губы пытались разомкнуться и что-то ей сказать. Наконец, мстительно глядя на всех, поставил кулаки в бока и расставил короткие ноги по ширине плеч.

      – Я? Квалификацию? Как бы ни так! Это ещё не всё, и вы кое о чём не знаете…

      Принял развязную позу, засунув руки в карманы брюк, довольно раскачивался на ногах с пятки на носок, нахально глядя на притихших ребят с высоты небольшого росточка, словно это они были коротышками, а не он! Забавлялся, смотря на насторожившихся пацанов, ожидавших от него какого угодно подвоха.

      – Ну, что притихли, шакалы? Погодите, вот завтра ваши родители утром с ночных смен пойдут домой, и прямо у проходных их будут ждать потрясающие, захватывающие и таакие интересные новости! Готовы к встрече с родаками лицом к лицу? Приготовьте зады и спины! Ох, по кому-то швабра, а то и оглобля плачет!..

      Чем заливистее смеялся взъерошенный Сергей-воробей, тем тише становилось в рядах друзей.

      Тут-то до них дошёл весь смысл и слов начальника, и значимость их проделки.

      Молча взвыли, пряча глаза: «Вот ведь мы, идиоты! О родителях, за всё время подготовки к спектаклю, хоть один из нас подумал? Как на них отразится наша забава? И кто мы после этого? Да кто угодно, только не взрослые люди. Дети, подростки, малолетки, сопляки, дегенераты, дауны, слабоумные и есть».

      Мари подслушивать не требовалось – написано на застывших лицах.

      «Воспитание и азиатский менталитет сказывается и на нас, не мусульманах. Мы только что допустили непростительный проступок: опозорили родителей и родичей. Ради чего? Ради шутки, развлечения и адреналина, удовлетворения собственных амбиций. Эгоисты», – грустно вздохнула.

      Радость померкла. Торжество от успешного окончания тяжёлого спектакля сменилось нечеловеческой усталостью и полной апатией.

      Измотанные долгим, суматошным и нервным днём, соучастники вакханалии с трудом попрощались, прошептав: «Пока! Спасибо за всё…», и расползлись по домам.

      Борис поддерживал Мари, обнимая за плечи, страстно целовал висок, но она не отзывалась.

      Проводив их с Кариной домой, он ещё долго сидел на камне возле перекрёстка, курил и о чём-то усиленно думал, думал…


      «Словно прожила полжизни! И стала чужой. Для меня больше нет здесь места! – странное ощущение и осознание посетило уставшую до предела голову. – Я исчерпала себя в селе: как дочь, явно раздражающая мать; как подруга, что стало заметно по нервозности приятельниц; как член сугубо мужской банды по вполне объяснимым причинам, которые пока не могу раскрыть никому; как друг. Для всех! Почему? Как вышло?..

      Знала ответы, но была не в силах озвучить даже в уме, не то что вслух. Придя к столь неутешительному выводу, сдулась. Внутри тела трепетала полнейшая пустота, один горный студёный воздух, пропитанный запахом тающего льда и знаменитых эдельвейсов – неуловимо-щекочущий запах умирающего снега.

      – Будто приехала в отпуск для того, чтобы вот так, громко хлопнув дверьми, покинуть дом навсегда, содрогнув его до основания!

      Поражаясь мыслям, осмотрела спящих племянников и дочку, поправила одеяла, тихо открыла форточки, задвинув шторы – всходила луна. Пройдя по тёмному и безмолвному дому, постояла у громко стучащих старинных ходиков – объект любви и заботы покойного отца. Всмотрелась в невидимый во тьме циферблат и картину над ним. Не нужен был свет, с младенчества знала, что там изображено: “Мишки в сосновом бору”, классика.

      – Сколько же они отмерили минут под свою возню на старом поваленном дереве? Сколько ещё будут слышать тиканье маятника, скрип шестерёнок и перестук анкера? Что отмерят? Чью радость? Или?..

      Передёрнувшись от неприятного предчувствия, что впереди ожидают лишь потери, медленно подошла к часам, протянула руку и… остановила маятник. Тишина оглушила и успокоила.

      – Если бы всё время мира можно было так остановить!

      Задумалась, усмехнулась и… пошла спать. Неслышно легла рядом с Кэр. Закрыла глаза.

      – Да… Вот натворили мы дел! “Что день грядущий нам готовит?” Боюсь, завтра будет настоящий “бум”. Кулаком. Только бы не по голове…»

                Февраль 2013 г.                Продолжение следует.

                Фото из личного архива: водопад, вода ледников.

                http://www.proza.ru/2013/02/09/369