Вылет задерживается. 2. Отец...

                ГЛАВА 2.
                ОТЕЦ.

      Рано утром следующего дня, после четырёхчасового перелёта, трёх автобусов и пересадок, вышли на остановке родного села, оглушённые и подавленные предстоящей встречей.

      Здесь, как и в Москве, март встретил оттепелью, развезя под ногами шугу, которая шуршала мелкими льдинками в многочисленных лужах с подтаявшей водой. В воздухе стоял густой, вязкий холодный туман, оседающий на лицах мелкой водяной пылью, покрывая одежду влажным покрывалом. Очертания близких гор были почти не видны, лишь угадывались, скрытые за плотной пеленой. Только запах выдавал их недалёкое присутствие: пахло стылой водой Оспанки, отсыревшим льдом, остывшим гранитом и… горными цветами. Запах, который не забывался никогда, где бы девушки ни находились. Аромат Родины и далёкого детства. Память и боль.


      К дому родителей шли молча, думая каждая о своём.

      Ванда беспокоилась о матери и свалившемся на неё горе, переживая о здоровье, работе и вечной непроходимой нужде. Невесёлый повод позволил сейчас, до отпуска, побывать дома и навестить обожаемую мать, поддержать и посочувствовать родному человеку. Отец Марины для неё был лишь отчимом, мысли о нём были у молодой женщины опосредованные, отстранённые.

      Для Мари всё было с точность наоборот.

      «Отец для меня был всем: наставником, советчиком, судьёй и лучшим другом. Любила по-настоящему, ближе никого нет! Даже с мамой не возникало настолько сильной духовной сильной связи, как с ним. Иду к дому, и не отпускает предчувствие, что проделываю эту дорогу в последний раз: путь к отцу, дорогу к тому, кто дороже жизни. Уйдёт – останусь сиротой при живой матери. Так уж выходит. Не по моей вине, клянусь душой, – тяжело вздохнула. – Сон так и не отступил, хоть и гоню от себя – рядом неотступно, как кара божья».


      Едва переступив порог родного дома и поприветствовав родных, пришлось опять уехать – пришла машина за тяжелобольным отцом, чтобы отвезти в больницу. Толком и не повидались, не поговорили.

      Взглянув на него, Марина не смогла сдержать слёз: «От сильного несокрушимого папы не осталось и следа!»

      Перед ней сидел сгорбленный худой старик с неузнаваемым сморщенным серым лицом. Тонкие иссохшие кисти рук тряслись и не реагировали на пожатия. Проплакала всю дорогу до клиники, не сумев удержаться от слёз.

      Ванда, поддерживая вместе с ней отца на сиденье машины, тоже не смогла сдержать рыданий, залившись горькими слезами.

      Мари задумалась: «О чём она плачет? Да обо всём сразу: о матери, которая теперь останется одна; о брате, что доучивается в училище и следующей осенью должен пойти в армию, чего, скорее всего, не дождётся отец; о тяжёлой доле одинокой женщины, остающейся практически без помощи в глухом горном селе. О том, что всё тяжелее сюда возвращаться – дом пустеет и пугает, нет той беззаботности и неги, что раньше. Так и потеряем скоро Родину вообще. Останемся без корней и их подпитки. Могилы – слабый притяжитель».

      Путь в районную больницу показался им вдвойне длинен и тяжел, чем обычно.


      Последующие три дня прошли в постоянных поездках в клинику, в разговорах с врачами и медперсоналом, в покупке и поиске нужных лекарств и продуктов.

      – Девочки, милые! Да вы уж так не тратьтесь, не хлопочите. Что можно, мы всё делаем! – уговаривали врачи, медсёстры и сердобольные нянечки. – Вы ему уж ничем не поможете, – оглядываясь, тихо добавляли. – Рак пищевода, четвёртая стадия, терминальная. Идёт полное разрушение органов, – на удивлённые взгляды лишь доверительно кивали головами, покрытыми белыми шапочками или косынками. – Да-да! Ему осталось месяца два-три, не больше. Жить будет только за счёт соцнакоплений. Пока в организме есть жировая прослойка. Она и держит ещё несчастного, – вздыхая, прибавляли. – Сильные боли купируем, на это есть квота. Терпит, зубы стёр до основания, скрипя ими. Он уже не может ни есть, не говорить. Только жидкость ещё принимает организм. Крепитесь! Мы бессильны в таких случаях. Приговор…

      Что ещё оставалось делать?

      Только навещать больного, беседовать, держа за иссохшую руку, рассказывать о жизни, внуках и родных, передавать от них приветы и пожелания скорейшего выздоровления; о Москве и новостях в мире…

      Что бы Марина или Ванда ни говорили, ни рассказывали, ни на что не реагировал! Лишь смотрел чужими, удивлёнными, неузнающими глазами.

      Это и в правду был конец.


      Поддержав, как могли, маму, погостили три дня – больше никак нельзя было оставаться. Ждала работа, отпустили на короткий срок.

      Радовало только то, что брат Вик ещё был с матерью, и если что-то случится, будет рядом и поддержит в самую лихую минуту. Минуту ужаса и отчаяния.


      Дочь Мари Иветта, гостившая у бабушки с ранней осени до её отпуска летом, заметно подросла и стала по-особенному взрослая в свои четыре года.

      Ухаживая за гостьями, влезала на табурет, подливала чай из чайничка, подкладывала варенье в вазочку, пододвигала тарелку с толстыми ломтями местного ноздрястого белого хлеба.

      – Ешьте, ешьте, москвички. Вон, как в своей Москве исхудали. Кожа да кости! – ворчала, старательно подражая бабушке. – Мы с бабулей вареньев всяких наварили! С собой брать будете?

      – Нет, зайка, в самолёт стекло брать нельзя. Мы уж здесь отъедимся, – Ванда старательно прятала улыбку, налегая на любимое урюковое варенье. – Как вкусно! Сама варила? Даже с абрикосовыми косточками! Ммм…

      – Нет, бабушка не разрешила, – разочарованно ответила кроха. – Я ей только ягоды помогала собирать, – вздохнула тяжко. – И деду на блюдечке носила, а он не хотел кушать, отодвигал и мне протягивал. Вик лесенку сделал, и я сама сливы собирала для компота. Синие. На верхушку он сам лазал и мне в подол платья бросал, а попадал в нос! – рассмеялась. – И тёрн принёс из ущелья – вкуснющий такой!.. – закатила серые глазки, с любовью косясь на Вика. – Холодное варенье сделали, баба Нина подсказала, как. Язык оно щиплет! Так смешно и кисленько…

     За разговорами, посещениями родных и знакомых пролетело время.

     Пора было возвращаться в Москву на работу, до отпуска.

      – Мама, если с отцом что случится, уж и не знаю, сможем ли обе приехать вовремя? – Ванда нежно обняла мать напоследок. – Не обижайся, если не успеем, ладно? Деньги я тебе оставила. Звони, пиши. Постараемся, всё что нужно, достать.

      – Не надо ничо, доча! Поздно, – устало махнула рукой, обречённо вздыхая. – Дотянул до последнего. Всё на работу ходил. Скрывал от меня! А теперь чо поделаешь? Тает… – посмотрела на часы-ходики на стене, встала. – Пора вам. Езжайте, дочи, не беспокойтесь. Напишу, позвоню, если чо… Да и не одна я совсем – сын есть. Поможет, когда надо будет… До свидания, родные!

      Марине с Вандой предстояло лететь вечерним рейсом из Фрунзе, а до него путь неблизкий, надо спешить.


      Провожали брат Вик, мама и Вета до самого автобуса.

      Долго махали вслед, пока желанные и редкие гостьи не скрылись в плотном тумане непогожего дня.

                Февраль 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/02/09/406