Скворечник на... 10. Кладовщицы...

                ГЛАВА 10.
                КЛАДОВЩИЦЫ.

      Поняв, что ещё немного, и сойдёт с ума от карусельных мыслей, решила поменять жизнь кардинально.

      Не откладывая, отказавшись от запланированного отпуска в саду, взяла денежный эквивалент и уволилась из любимых яселек в один миг! Без отработки и возражений со стороны зава.

      На неё так «давили» родители Наталии Стрельниковой, жены Алексея, что Нина с радостью отпустила проблемную и неудобную сотрудницу восвояси.


      Через несколько дней после расставания с Лёшей, девушка ушла на завод-«ящик» на Семёновском валу, устроившись к Наде Надеждиной на склад готового литья на должность кладовщицы.

      За всю историю завода, Марина с Надеждой были самыми молоденькими представителями этой профессии! На них ходили смотреть, как на музейные экспонаты!

      Вскоре к складу была протоптана широкая дорожка, проделанная парнями и молодыми мужчинами, которые стали «водить хороводы» вокруг подруг.

      Ни первая, ни вторая в таких авансах внимания не нуждались: у каждой в душе зияла кровоточащая открытая сердечная рана; новым чувствам в них не было места абсолютно.

      Повздыхав, мужская кобелирующая часть цехов отхлынула, оставив лишь самых хитрых, настойчивых и «скромных».

      Женщины быстро пристроили ловчил к делу: помогли почистить захламлённую за столетие территорию склада, организовали вывоз мусора за пределы предприятия; оборудовали удобные места складирования готовой продукции; установили добротные съезды для машин, приходящих за деталями или привозящих их; расчистили маленький скверик под сенью часовни бывшего Симоновского монастыря, в которой теперь была компрессорная. Появилось место для удобной работы и достойного отдыха. Даже столик и скамейки мужики сварили из отходов цветмета.


      …Потекли рабочие будни.

      Время выявило одну невесёлую вещь: Мари находится в такой жуткой депрессии, что не может работать с точными подсчётами в документах.

      Начались неприятности.

      Старшая кладовщица Клавдия Степановна, злющая, но умнейшая женщина, делала едкие замечания.

      – Мне хватило месяца, чтобы освоиться, а ведь тогда только война закончилась, и мы почти не учились! Ты же окончила среднюю школу, – источала презрение и высокомерие к бледной до синевы, глупой тощей блондинке, – а путаешься даже в простейшем! – вскинув лохматую бровь, ехидно изрекала: – Придётся попросить начальника не выгонять тебя, а перевести в дворничихи…

      Надежда ругалась с вздорной бабой, увещевала, восхищалась непомерными знаниями…


      Однажды, к концу смены, Риманс вызвали в Инженерный корпус.

      Надюша, испуганно зыркнув на побледневшую девочку, заявила, глядя прямо в глаза старшей наставнице:

      – Клавдия Степановна, я забыла прихватить в обед чистые бланки приходных ордеров. Схожу за ними в отдел, да, заодно, покажу Маринке, где кабинет начальника.

      Не дав старшой и рта раскрыть, потащила прочь со склада растерявшуюся подопечную.

      – Я с тобой!

      – Я сама бы сходила, Наденька, чего ты со мной увязалась? Тебе захотелось неприятностей?

      Подруга, будучи старше на восемь лет, была отчаянной и бесстрашной: тащила молча и целенаправленно, не слыша увещеваний.

      – Не надо. Это мои проблемы…

      – Ха, меня начальством не испугать! К тому же оно, это начальство, очень даже ничего!

      Остановилась в тени лип, кокетливо поправила синий рабочий халатик, косыночку в горошек, подкрасила губы красной помадой, заглядывая в зеркальце старой пустой пудреницы.

      – Ну вот, причипурились. Идём к Бычкову. Увидишь его, наконец. Был на стажировке. А то Кальков, что тебя принимал, всех своими приставаниями утомил. Кобелина!

      Презрительно оттопырила тонкую губу, встав в позу Брижит Бардо!

      – Ален Делон нашёлся… Петух раскормленный ощипанный…

      Рассмеявшись оживающей подруге, Марина едва удержала слёзы от нахлынувшей волны отчаяния – Алексей так и не объявился.

      В садике оставалась приятельница, иногда спрашивала о Мише и о том, как перенёс её отсутствие больной ребёнок. Но Вале обрадовать было нечем – мальчика перевели в другой сад, специализированный.

      Теперь тяжело вздыхала, вспоминая: «Бедное дитя. Потеряв сразу двух любимых людей, полностью ушёл в себя, став асоциальным. Специнтернат неизбежен. А у меня пропала последняя ниточка, связывающая с Лёшей! Конец».

      – Не киснуть! – вернула с небес на землю старшая подруга. – Вытри слёзы, подкрасься и пошли, – наставляла и ворчала, взирая озабоченно, как мать или сестра. – Ну, если уж так фигово – съезди к Игорьку, подлечись! – смеясь, нахально посматривала свысока на покрасневшую девочку. – Это ж, как анальгин – горько, а помогает. Выпей таблеточку от одиночества и радуйся жизни!

      «Мне бы её лёгкий характер, – виновато вздохнула. – После клятвы, данной на пике любви, не могу преступить эту черту. И никогда этого не сделаю, пока не узнаю, где Лёша и что с ним. Даже если придётся ждать годы. Судьба такая».

      Александр, Дмитрий, Игорь присутствовали в её жизни короткими звонками, редкими встречами, но она никак не могла их приблизить к телу и душе, преодолеть стойкую внутреннюю преграду – отчаянно любила своего неистового мальчика-бунтаря! Особенно теперь, спустя два месяца…


      – Здравствуйте, Пётр Владимирович!

      Надя просунула голову в приоткрытую дверь кабинета, держа подругу за руку крепко и надёжно.

      – Мы пришли с Мариной, – втащив её, поставила перед столом начальника. – Знакомьтесь, а я пока схожу в отдел за ордерами и вернусь – есть разговор.

      Таинственно посмотрела на босса, обернувшись, одобрительно зыркнула на Мари и ушла.

      – Присаживайтесь, пожалуйста, Марина Владимировна.

      Тихий, спокойный, низковатый, бархатистый голос её удивил, заставив поднять глаза и рассмотреть оппонента: высокий, худой, с харизматичным зрелым лицом, хотя, по сообщению Нади, ему только тридцать; приятен, не без привлекательности, ранние морщины и красивые руки. Осмотрев мельком, деликатно опустила взгляд.

      – Я просмотрел Ваше личное дело. Вопрос один: как решились прийти на склад? Только ли к подруге?

      Внимательно всмотрелся в её лицо: бледное, худое, с сине-розовыми подглазниками от постоянного недосыпа или частых слёз. Отметил пухлые растрескавшиеся губы («Кусает в кровь?»), собранные в низкий «старушечий» пучок светлые волосы, скромно прикрытые рабочей косыночкой в мелкий горошек. Увидел тоненькие пальчики, мнущие нервно носовой платочек: дрожали сильно. Маникюр отсутствовал, как и макияж на лице.

      «Рублёв! Икона!» – охнул, к горлу вдруг подкатил ком острой жалости, не давая дышать! Сдавленно вздохнул, осип, прокашлялся.

      – Не отвечайте, пожалуйста, Марина. Я понял. Приношу извинения. Теперь о работе. Я ничего не вижу страшного в Ваших трудностях. Кто-то сразу втягивается, кто-то позже. Если поймёте, что больше не можете находиться среди молчаливых железок, помогу Вам подыскать другую работу…

      Старался не смотреть в лицо, негромко беседовал, успокаивая какой-то особой тональностью, что отвлекала девушку от близкой истерики и слёз.

      У Мари от неё на душе становилось светло и тепло, как от огня в зимний ветреный вечер: мягкого, ласкающего и желанного. Поразившись мыслям, очнулась и только тут поняла, что лицо залито безмолвными слезами – нервы совсем не держали.

      Бычков прошёл в угол кабинета, налил стакан воды из графина, достал из упаковки несколько салфеток, всё расположил на столе перед ней.

      – Я в курсе, что у Надежды Владимировны зимой погиб муж, – сев на место, отвлекал разговором, понимая, что в таком состоянии её нельзя выпускать на территорию. – Вы были тогда рядом? – поняв, что пока не ответит, продолжил. – Теперь она рядом. Молодец.

      Вновь встал с кресла, обошёл стол, взял Марину за руки, сжал, заставив поднять взор. Дождавшись, спросил напрямик, не сводя серых прозрачных глаз.

      – Погиб?

      – Пропал без вести, – только и выдавила.

      – Господи… Тогда всё понятно, – вздохнул, выпустил ручки из плена, положил ладони на худые плечи, ласково пожав, поддерживая, придавая силы. – Это ещё страшнее – неизвестность. Помощь примете? Я могу посодействовать. У меня друг – зам начальника областной милиции.

      – Спасибо. Нет. Будет бессилен. Замешана Контора. Никто не поможет…

      – Какая контора? Не совсем понимаю, простите, – смотрел наивными глазами ребёнка, даже не подозревая, с чем имеет дело! – Поясните, пожалуйста, Марина Владимировна.

      Движением плеч освободилась, взяла трясущимися руками авторучку на столе и маленький клочок бумаги, написала три большие заглавные буквы, поднесла к его светло-серым глазам, подержала три секунды. Потом резко разорвала бумагу в мельчайшие клочки и выбросила в почти полную корзину сбоку стола, позаботившись, чтобы просыпались внутрь, рассеялись, затерялись – Лёшина школа.

      Пётр замер, смотря потрясёнными глазами, рассматривая девушку, словно только что появилась в кабинете. Дышал часто, хлопал по-детски глазами, кусал губы от растерянности и беспомощности.

      С горечью усмехнулась безмолвно: «Просто выбила из колеи! Невинный и чистый, хоть и взрослый. Жаль марать в этой скверне. Как уберечь? Увы, сам влезет. Я бессильна. Ещё один агнец на заклание. Проклята. Убей меня, Боженька…»

      Очнувшись, обошёл стол, сел в кресло, придвинулся, совершая какие-то замедленные движения, будто заканчивалась батарейка в теле.

      – …Спасибо, что дали мне время, Пётр Владимирович.

      Вздохнула, справилась с эмоциями, заговорила, давая теперь ему время опомниться.

      – Я Вам искренне признательна и благодарна, но о нашем разговоре и какой-либо помощи забудьте, как можно скорее. Это, к сожалению, не в Ваших интересах. Не пытайтесь вмешаться! – повысила голос, чтобы очнулся и прислушался. – Ни мыслью, ни действием! Даже просто по-приятельски говорить об этом опасно! Нигде, никогда и никак: ни по дружбе, ни по родству, ни по знакомству, ни дома, ни по пьянке, ни во сне, ни под наркозом. Вычеркните из памяти услышанное – дружеский приказ. Вы старше по возрасту, но в этом вопросе у меня значительный перевес, поверьте, – смотрела, не сводя взгляда, жёстко контролируя его душевные порывы и незрелые поспешные эмоции. – За глупость на работе простите. Не сработаюсь с Клавдией Степановной. Терпелива и спокойна, с любым могу поладить, даже с противоречивым и вздорным, но с ней никак не выходит. Я пыталась честно – тщетно. Мне откровенно жаль.

      – И Вы даже не подозреваете, почему? – искоса посмотрел, залившись краской смущения, став каким-то беззащитным и молодым. – Марина, Вы же молода и красива! Она просто ревнует Вас к молодости. Да, характер у неё отвратительный, но, как специалисту, нет равных на заводе.

      Придя в себя, открыто любовался её ожившим лицом, алыми зовущими губами, слабым румянцем и мерцающими зелёными глазами-омутами. Переведя горящий взгляд ниже, задержался на тонкой нежной шейке и острых ключицах, выглядывающих из расстёгнутого сверху халатика синего цвета.

      «Даже он ей так к лицу! – задохнувшись, опустил глаза на столешницу.

      Стиснул зубы, помолчал, взял чувства под контроль. Тайком вздохнул:

      – Чёрт, кажется, я сыт по горло одиночеством и независимостью. Не потому ли так сжало сердце, и вдруг захотелось её обнять? Как хороша!.. Эта трагическая красота манит неудержимо, как магнит!»

      Опомнился, продолжил разговор.

      – Даю Вам два месяца. Не сможете с ней поладить – приходите без вызова. Поговорим. Решим.

      – Можно и не ждать. Готова сейчас же уйти, если прикажете. Написать заявление?

      – Нет. Моё предложение остаётся в силе. За это время я найду Вам другое место на заводе, обещаю.

      Вскинул глаза и, что-то припомнив, облегчённо вздохнул: «Отвлекись-ка!»

      – У Вас есть дочь. Где она? На пятидневке? В заводском саду?

      – Нет. В свете последних событий моей жизни, отправила к маме на юг. Не хочу, чтобы трёхлетняя кроха стала заложницей ситуации, – шёпотом, глядя сквозь стену.

      – Это настолько серьёзно? – так же тихо, неприятно дёрнувшись телом. – Как Вы?..

      – Водил в мою группу сына…

      Смогла выдавить лишь эти слова – спазм стянул горло и грудь невыносимой болью! Стиснув губы, старалась не стонать, только сильно побледнела, потеряв все краски с лица, задрожала листиком осенним…

      Заметив это, не выдержал, встал из-за стола, подошёл, взял её ледяные руки, сжав мягко и нежно, грея и поддерживая хотя бы малым.

      – Всё проходит. Боль тоже. Мне это известно не понаслышке – пережил сам.

      Грустно смотрел на поникшую, низко склонённую головку несчастной и потерянной женщины, такой юной и такой убитой. С грустью подумал: «Дааа, Петя, это тебе не капризная и недалёкая жена бывшая. Вот, кто может называться настоящей супругой – Марина: чистая, стойкая и преданная. Немудрено, что офицер не упустил такую красоту и сокровище, за что, вероятно, и поплатился».

      Погладил кисти, успокаивая, уговаривал:

      – Вам нужно время. Только оно притупит боль потери и невосполнимость утраты. Жаль, что всё сложилось так, и дочь от Вас далеко – не может заставить отвлечься и жить через силу.

      Бездумно наклонился, несколько раз поцеловал её застывшие руки, прижав на мгновенье к своим горячим щекам.

      – Держитесь, милая. Может, это и к лучшему, что смотрите сейчас только на холодное равнодушное железо? С детьми Вам не справиться, а вот они, наверняка, скучают по Вас, – мягко отпустив, вернул руки на место: на колени.

      Сев вновь в кресло, тепло улыбнулся, отчего взрослое лицо стало молодым и светлым.

      – Не навещаете их?

      – Хотите знать, не вижусь ли с его сыном? – с грустной понимающей улыбкой посмотрела в глаза.

      Смутился от мудрого всезнающего взгляда, отвёл взор и покраснел: «Раскусила! Умница проницательная. Да… Развита не по годам. Чудо и есть».

      – Это невозможно: у мальчика тяжёлая форма аутизма. Я его почти вытащила из самосозерцания, но когда произошли эти события, и мне пришлось уйти из сада, он полностью замкнулся. Теперь его участь – специнтернат. Жаль, такой умный мальчик. Гений! Бесконечно и самозабвенно любящий отца… Он без него просто умирает. Физически и морально.

      – Беда не приходит одна. Мне это тоже знакомо, – окунулся мыслями в прошлое. – Когда с отцом случился тяжёлый инсульт, жена ушла от меня, заявив, что не собирается ухаживать за живым трупом. Будто болезнь убила в ней и человечность, и совесть, и любовь, и элементарную порядочность, – смутился внезапной откровенности и того, что открылся малознакомой девушке.

      – Зато, сразу стало понятно, с кем жили, разве не так? – смотрела с грустным прозорливым пониманием. – Болезнь – увеличительная линза. Душевное чистилище. Лакмусовая бумажка сущности человеческой. Катализатор.

      – Как странно Вы смотрите на вещи! Не с той стороны, словно изнутри, но так верно! – восхищённо смотрел в лесные глаза, откровенно любовался. – Говорят, светловолосые женщины не могут быть умными – не так работает голова, – задорно рассмеялся. – Врут! Бессовестно!

      – …Ну, поговорили? – в приоткрытую дверь просунулась голова Надежды. – А меня в отделе девчонки так заболтали! Они там что-то ругались, кому печатать заявки, всё перекидывали и спихивали заказы друг другу!

      Вошла, рассмеялась, стреляя голубыми глазами и забавляясь покрасневшим лицом парня.

      – Пора вмешаться начальственной рукой, Пётр Владимирович! Или принять срочно на работу машинистку, – покосилась на Марину. – Она бы заодно и табеля на себя взяла, и Вашу переписку, да и на склады с описью бы ходила – не справляются ваши толстозадые инженерши! – хохотнула, кивнула сотруднице в сторону двери. – Ну что, пошли на рабочее место, Маришка. Пусть начальник немного поработает, разгонит свой ленивый бабский легион! До встречи, шеф!

      Метнув в Петра кокетливым взглядом густо подведённых глаз, потащила девушку прочь, едва позволив попрощаться.


      Вернувшись на склад, обе попали под презрительные и торжествующие взгляды начальницы.

      – Скоро переведут тебя в подметальщицы? – была просто неприлично ядовита. – Прогнали?..

      Марина вздохнула тайком: «Петр прав – пошлая банальная бабская зависть. Мерзко».

      – Что Вы, Клавдия Степановна! – «закусив удила», «держала лицо» и улыбалась. – Он нас очень хвалил за последние изменения на складе! Обещал на благоустройство семян выписать для клумб, – видя позеленевшее лицо старухи, с наслаждением добила сердечным доверительным тоном: – А меня к себе скоро возьмёт в отдел, пообещал единицу выбить в ближайшее время.

      – Точно-точно, Клавочка Степановна! Там девки совсем без машинистки «зашились»! Только что так лаялись, как шавки, кому заказы печатать – сама была тому свидетельницей! – Надеждина, озорно поглядывая на Мари, «заливала соловья» и радостно гадила «любимой» занозе! – А там, глядишь, и мне найдётся потеплее местечко!

      После таких слов настроение у старушки испортилось.

      Подругам было глубоко начхать – притерпелись к ядовитому тону в разговорах и вечным придиркам, к несносному характеру.

      Два дополнительно проведённых субботника их помирили.

      Клава даже принесла со своей дачи рассаду подросших цветов для устроенных вокруг склада новых клумб. Туда был специально завезён чернозём. Цветов хватило и на клумбы в скверике у Симоновской часовни.

      Мари потом часто сидела в тени и покое, плача и скуля, прося у намоленных стен силы и стойкости в свершившихся и ещё предстоящих бедах и несчастьях.

      Проходящие мимо работники не решались подойти и успокоить – столько скорби было в девичьей сгорбившейся худенькой фигурке. Только перешёптывались, сочувствуя: «Овдовела».


      Всё вошло в привычную рабочую колею, притёрлось и успокоилось.

      До поры, пока в конце августа Риманс не вызвали звонком в корпус к замдиректора Васильчикову.

      Сильно удивившись, явилась в назначенное время в приёмную зама и тихо спросила у старенькой секретарши, по какому вопросу вызвонили. Она лишь зло покосилась и презрительно демонстративно отвернулась, чем ещё больше удивила девушку.

      Через пару минут в приёмную вошёл начальник отдела, и сердце Мари замерло: «Господи, у него из-за меня начались проблемы? Да что же я за Иона такая: где бы ни появилась – несу только беды людям! Проклята, точно…»

      Увидев панику во взоре, Пётр подошёл и тихо заговорил, заглядывая в зелень глаз похорошевшей девочки, ставшей такой женственной, манящей и желанной! Старался держать эмоции в кулаке, лишь немного осип голосом.

      – Сам не в курсе, но у меня такое чувство, что новости для тебя хорошие, – шептал, перейдя вдруг на «ты», улыбнулся странно, не в силах отвести взгляд. – Наберись терпения, Мариш.


      …Через полчаса стояла у Петра в кабинете. Долго поражённо молчала.

      «Ну и денёк выдался! Сначала, предложение поработать секретаршей у самого зама. Потом, его разговор с Петром и, нехотя, начальственное благословение на мою работу в отделе Кооперирования и Комплектации в должности инженера-экономиста с обязанностями учётчицы, табельщицы и машинистки. Не просто шаг в карьерной лестнице – гигантский скачок: без высшего технического образования, на полную ставку инженера-экономиста! С ума сойти! Что будет…

      Ужас был связан не со сложной работой, не с новым коллективом прожженных оголтелых взрослых баб, а с тем, что она абсолютно… не умела печатать.

      – Что делать? Печатную электронную машинку близко только в отделе и увидела! Хорошая же столичная секретарь-машинистка из меня выйдет…»

      – Не радуешься, не скачешь. Стоишь с таким видом, словно я поставил тебя обнажённой на эшафот, на обозрение неистовствующей улюлюкающей толпы, – грустно проговорил, дав ей несколько минут для принятия окончательного решения. – Что так тревожит, Марин? Поговори со мной, пожалуйста. Поделись проблемами.

      – Эшафот и есть, Пётр Владимирович…

      Смотрела невидящим взглядом перед собой, холодея от того, что придётся отказаться от такого заманчивого предложения.

      – В попытке помочь, Вы упустили одну деталь…

      Вздохнула тяжело, сжала губы, чтобы не дрожали. Подняла тревожные зелёные глаза на напрягшегося парня.

      – Я не умею печатать. Совсем. И никогда не умела. Простите.

      Замер, пытался что-то сказать…

      Смотря в мужские глаза, догадалась: «Наденька! Ввела его в заблуждение, солгала в отчаянной попытке оставить меня под боком, чтобы помогать и опекать!»

      – Надя… – шепнула с ужасом, посмотрела умоляюще. – Не наказывайте её, молю! Так хотела помочь мне, вытащить из бездны отчаяния, что явно зашкалили эмоции. Всегда была страстной, пылкой натурой, за что и любит Виталик, муж… Любил…

      Подошла, взяла его за локоть, призывая очнуться. Подняла личико, распахнула глаза, заставляя посмотреть в зелень, улыбнулась виновато и стеснительно.

      С радостью утонул!

      Не отпускала, добивала наверняка, сияя и топя в малахитовом омуте с головой, согревая теплом цвета, маня в мерцающую глубину за золотыми искрами вокруг зрачка, туда, откуда ещё никто не выбирался без ощутимых потерь.

      – Выход только один… – прошептала низким, хриплым, чувственным голосом.

      Приблизила ещё больше заалевшее личико к напряжённому мужскому лицу.

      Инстинктивно склонился, словно хотел поцеловать…

      – …научиться печатать, и срочно! – странным голосом закончил её мысль.

      Резко покраснел, выпрямился. Смолкнув, взял женские руки, ласково поцеловал, закрыв вспыхнувшие пожаром глаза.

      «Трясина. Топь. Бочаг!» – безмолвно застонал.

      Горя телом, с трудом успокоился, еле сдержал желание поцеловать пухлые губы, что были так близко! Очнулся, приложив невероятные усилия, буквально окрикнул себя резко и нехорошо.

      – Вы настоящие подруги! – сдавленно произнёс.

      Вновь смутился, заметив её забавную рожицу, какую-то девчоночью, как в далёком детстве! Будто хотела согласно кивнуть головой, мотнув бантиком на макушке: «Угу!» Лишь сейчас заметил на носике несколько наивных конопушек, а на пунцовых щёчках очаровательные ямочки. «Хохотушка от природы. Жаль, мало поводов даёт жизнь».

      Вздохнул с сожалением, сильно сжал её пальчики, с неохотой отвёл глаза от зелёного плена, мягко отпустил руки. Отступил на шаг, спасаясь телом и душой от чего-то такого, что не мог объяснить. Просто испугался, и всё! Панически! Едва справился с ледяной парализующей волной, с трудом вспомнив тему разговора.

      – Когда сможешь поупражняться в машинописи, Марина? Здесь, в отделе? У знакомых есть печатная машинка, чтобы дома тренироваться?

      Позорно сбежал к столу, сел, укрывшись за спасительной дубовой надёжностью: «Так-то лучше. Что происходит? Чертовщина какая-то, ей-богу! Силки».

      – Сегодня после работы и попробую. Вы с Надей покажете основные приёмы, переносы, границы и формы. А машинка найдётся у друзей, Егоровых. Глава семьи недавно писал диссертацию, я проверяла на грамотность – она у меня врождённая, на уровне интуиции. Рита, его жена, математик, но далеко не словесник, – улыбнулась мягко, тепло, по-домашнему. – Остальное – дело техники и времени. Потренируюсь дома у Нади. Постучу с удовольствием! Надоем всем!

      Заметила, как помолодел, улыбнувшись в ответ на её смех. Оборвала веселье, стремительно подошла к столу, посмотрела прямо в глаза и тихо с хрипотцой произнесла:

      – Всё будет хорошо, Петенька.

      Полыхнув-полоснув по сердцу и душе ядовитым изумрудным клинком-лезвием, быстро вышла из кабинета.

      Замер, побледнел, заворожённо смотря на закрытую дверь. Осел-оплыл в кресле, с содроганием смежил глаза, выдохнув со стоном: «Пропал…»

                Февраль 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/02/10/879