Восхождение. Часть 8. Глава 5

   Вечером пришёл Себастьян, внезапно, без звонка. Мы не виделись с ним несколько месяцев. Я очень обрадовался и, крепко пожав ему руку, пригласил войти. В зале играли дети, Наташа с Мариком за учебниками занимались французским. Видеть надо было лицо Себастьяна, когда перед ним появилось живое воплощение той, которую он лицезрел до этого на памятнике! Я даже почувствовал, как холодок невольно пробежал по нему ознобом.
   Представил всем гостя, а ему - наше семейство. Конечно, о Себастьяне все наслышаны, но пока не знают о нашем с ним общем расследовании и открытиях.
-  Может на кухне будет поспокойнее?
-  Да, конечно, как тебе удобно.
-  Заодно напою тебя чем-нибудь горячим.
-  С удовольствием...
   Мы прошли на кухню, в духовке готовится ужин, и уже так вкусно пахнет очередным кулинарным шедевром моей супруги. Себастьян шумно вдохнул аромат, и я почувствовал, как он голоден.
-  Обязательно поужинай с нами!
-  Не смогу отказаться, к тому же, у меня сегодня свободный вечер. Прости, что так долго не звонил, замотался совсем, то одно, то другое, дел невпроворот. Вот даже не оповестил тебя о своём визите.
-  Ничего страшного, здесь тебе всегда рады.
   С большой паствой бесконечная беготня и перенапряжение, постоянная нехватка времени и сил, уж я-то помню, что это такое, и хотел бы помочь, да не могу.
   Забежал Даня и с серьёзным видом забрался ко мне на колени, разглядывая нового для него человека.
   Знакомая папка открылась.
-  Значит, ещё что-то удалось разыскать?
   В кухню заглянула Эрика, в поисках братика.
-  Ах, вот ты где, вредный мальчишка! - она попыталась стянуть его за руку, но тот ни в какую не поддавался, мотая во все стороны головой.
   Себастьян отвлёкся на ребятишек, с застывшей улыбкой на губах. "Чья возьмёт?"
-  Эрика, детка, дай нам поговорить.
-  Он не идёт со мной играть!
-  Не заставляй его, пожалуйста, если он не хочет.
   Пока Наташа не позвала дочь, оба упёрлись на своём, и не хотели отступать. Когда сестра ушла, сын с облегчением вздохнул, он выиграл и на этот раз.
-  Серьёзный у тебя мальчик!
-  О, да, и всё время молчит, привыкай.
-  Какие-то проблемы с речью?
-  Врачи говорят, всё в порядке. Ещё несколько месяцев назад он неплохо говорил, а потом вдруг замолчал.
-  Смена языка? Так бывает.
-  Это случилось после нашего с Наташей отъезда.
-  Если что, у меня есть знакомый ортофонист*...
-  Спасибо! Посмотрим, как будут продвигаться дальше наши дела. Ну, что там у тебя? Не томи!
   Он бережно достал несколько листочков, пожелтевших от времени, исписанных аккуратным, классическим почерком, каким писали когда-то уже очень-очень давно.
-  Сможешь прочесть?
-  Попытаюсь!
   Невольно задрожали руки. Даниил почувствовал моё волнение и прижался ко мне ещё сильнее, словно пытаясь поддержать и успокоить. Время от времени он поглядывал на Себастьяна, изучая его пытливым взглядом, как маленький экстрасенс.
   Это было письмо, написанное рукой Эдуарда, уже после первых строчек я начал проваливаться в воспоминания.

   Кабинет, тускло мерцает керосиновая лампа. Я вернулся домой после изнурительного дня, в котором было несколько похорон. Отпив горькой настойки из лекарственных трав, достал нужные мне бумаги и несколько чистых листов. Обмакнул перо в чернильницу и начал писать, пытаясь максимально сосредоточиться на деле, но мысли мои постоянно возвращались к ней.  Сегодня я узнал, что вдова с сыном остались в огромных долгах, на грани полного разорения. Глава семьи, судя по всему, был заядлым игроком, хоть и занимал хороший пост в Париже.
   Хрупкая фигурка женщины в чёрном, прижимавшая к себе сына, напоминала лик Богородицы. Она резко выделялась из толпы родственников мужа и местных зевак фасоном столичной одежды. Прямая, как струна, расправленные плечи, потупленный взгляд, слишком яркий и красивый цвет глаз, чтобы остаться незамеченным. Полуприкрытое вуалью, без единой слезинки, мраморно-светлое, как у фарфоровой статуэтки, лицо.
   Я вновь и вновь пытался избавиться от навязчивого образа, углубляясь в приходские дела. Что так тронуло меня, давно привыкшего к человеческим бедам на этот раз? Её какая-то нездешняя беззащитность, хрупкость тонкого стана, в лёгкой накидке, трепещущей на бретонском ветру, словно крылья чёрной птицы, отчуждённость от всех, какая-то внутренняя сила? Она не выглядела безутешной и сломленной горем женщиной, оставшейся без покровителя и кормильца. Нет, вдова стойко принимала очередной удар судьбы, как уже привыкла это делать, с высоко поднятой головой. Не было между ней и усопшим любви, отравлено всё и выжжено в сердце, ещё до его гибели. "С чего такие выводы, Эдуард?! Не знаю. Словно чувствую её, как самого себя. И эта просьба навестить их, как тайное послание королевы: сердце моё воспламенилось надеждой, которую я не смею озвучить, но не в силах преодолеть..." Я и не заметил, как чёрная клякса испортила текст.

   Да, вот она и сейчас здесь, поэтому письмо не было отправлено и, видимо, затерялось в других бумагах. Я пришёл в себя, пытаясь сосредоточиться на сюжете, речь шла о каком-то прошении к епископу, но язык был совсем другим, устаревшим, и я не понимал до конца всего смысла.
-  Угадай, где я это нашёл?
-  Не знаю.
-  Вчера перебирал кое-какие вещи на чердаке и наткнулся на коробку вековой давности. Рука так и потянулась. Видишь, в левом верхнем углу: Жан-Эдуард Боссе.  Значит твоей рукой написано, ну или тем, на кого ты так похож... - он смутился, вновь пытаясь подобрать подходящие слова. 
-  Я был там и помню этот вечер. В тот день я впервые увидел Мирабель Прижан.
-  Это была любовь с первого взгляда? - в глазах Себастьяна появился горячий интерес.
-  Похоже на то, я никак не мог избавиться от мыслей о ней.
   Даниил заёрзал на моих коленях, словно узнал всё, что хотел, и его терпение на этом закончилось. Я отпустил его и он поспешил к маме. Такое чувство, что ему не терпелось обо всём ей поведать, но никто не умеет читать его мысли, кроме меня и Агнешки.
-  Что-то ещё вспомнил?
-  Я писал это письмо и думал о ней, ничего особенного при этом не происходило.
-  Если честно, у меня нет времени перебирать старый хлам на чердаке. Хотел было вызвать "Еммаус"**, они бы забрали, всё что годно, а остальное свезли на свалку, но всё руки никак не дойдут.
-  К счастью, иначе бы ничего не нашли.
-  Вот я и пришёл тебе предложить, если есть такое желание, покопаться у нас в пыли... 
-  Спрашиваешь? Что может быть интереснее?
-  Да, поколение за поколением священники сменяют друг друга, но ни у кого руки не дошли навести порядок. Старые вещи просто сбрасывали наверх, возможно, с надеждой, что когда-нибудь пригодится.
-  Получается так. Спасибо им за это!
-  Ну, пока благодарить особенно не за что.
-  Ты так много сделал для меня!
-  До сих пор не знаю, хорошо ли то, чем мы занимаемся. Ты себе душу растворил, меня убедил в вещах, о которых лучше не думать...
-  Для чего-то же Бог допустил подобное. Ты сам вспомнил про снимки, оттуда всё и пошло.
   Наташа тихонько постучала, боясь помешать нашей беседе.
-  Простите, нужно проверить блюдо, - она открыла духовку, и оттуда пошёл просто божественный запах готового тушёного мяса с овощами.
-  Ты нам не мешаешь, мы уже всё обсудили.
-  Всё готово, - она улыбнулась, извиняясь, что помешала нашему разговору. - предложи Себастьяну поужинать с нами.
   Тот ничего не понял по-русски, однако услышал своё имя.
-  Жена моя просит тебя остаться, - перевёл я. - Он уже согласился, Наташа.
-  Можем накрывать на стол. Где сядем, здесь, или в зале?
-  Думаю, что там будет просторнее... - она кивнула и, уходя, мельком взглянула на пожелтевшие листы в моих руках.
-  Супруге рассказал? - Себастьян ощущал неловкость, складывая бумаги.
-  Ещё нет.  Не знаю, стоит ли её так беспокоить.
-  Я бы тоже сто раз подумал, меня это вроде бы конкретно не касается, но чувство такое, что весь мир перевернулся.
-  Вот и я не спешу.
-  А кто этот парень, что сидел там с Наташей?
-  Марик, муж моей сестры, - назвал Агнешку сестрой так, как само собой разумеющееся, даже сам удивился.
-  Хорошо, когда семья большая, у меня тоже есть три сестры.
-  Тоскуешь по ним?
-  Привык уже, хотя, конечно, племянники растут, а я их так редко вижу. На праздники собираемся, когда есть возможность.
   Мне известна вся глубина его одиночества и этот невольный вздох, только подтверждает, как мы похожи. Вера в Бога заполняет эту пустоту, но не может заменить простого человеческого тепла родных и любимых людей. Жертва, которую  добровольно приносят будущие пастыри, так ли необходима Всевышнему? В глазах Себастьяна живёт та же неисправимая тоска по чему-то безвозвратно утерянному.
   Услышал, как открылась входная дверь, голос Агнешки звонким колокольчиком зазвучал в прихожей. Мы вышли, я представил их с Себастьяном друг другу. Он почему-то густо покраснел. Да, моя сестрёнка никого не оставляет равнодушным. Я еле сдержался от улыбки, пытаясь ещё больше не смутить его.
   Агнешка прекрасно знает, какое сногсшибательное впечатление производит на мужчин, и где-то это греет её женское самолюбие. Она протянула Себастьяну руку и отвела свой взгляд как-то даже по-монашески скромно. Марик зато, без всяких комплексов жарко поцеловал её в губы и обнял. Всё его поведение говорило: "Она - моя! И я её никому не отдам! И хватит уже глазеть на мою жену!"

ортофонист*(фр.) - логопед
"Еммаус"** - во Франции известная благотворительная организация. Куда все желающие бесплатно отдают ненужные вещи (одежду, посуду, мебель, книги, и прочее), которые потом продаются за небольшую цену, и на эти средства живут те, кого приютила организация, люди в тяжёлой жизненной ситуации: оставшиеся без жилья и работы.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/02/12/1310