Скромный низвергатель

А это –
памятник Ленину
на площади Ленина
у станции «Площадь
Ленина» Ленинградского
ордена Ленина
метрополитена имени
Ленина,
поднявшего пролетариат,
и в честь которого
переименован в Ленинград
город,
который построил Пётр…


Только в Москве, по самым скромным подсчётам на 1990 год, три десятка памятников Ленину. Кроме того, установлено свыше семидесяти мемориальных досок в заповедных ленинских местах. В Москве имеются Ленинский район, Ленинский проспект, Ленинский проезд, Ленинская площадь, Ленинские горы, Ленинская слобода… Некоторые места столицы названы по настоящей фамилии Ленина – Ульяновская улица и переулок; по его отчеству – площадь Ильича, Ильичёвский проезд; по именам его родственников – улица Дмитрия Ульянова, улица Марии Ульяновой, улица Елизаровой. Имя Ленина присвоено Московскому метрополитену, крупнейшему спортивному комплексу в Лужниках, главной библиотеке страны, сельскохозяйственной академии…


Отрадный, необратимый процесс развенчания дедушки Ленина начался постепенно, в конце восьмидесятых годов. Официального разрешения сверху спущено не было, и кружили иные публицисты, как терпеливые коты вокруг кринки со сливками. Принюхаются, жамкнут, не поминая имени, да и отпадут до следующего наскока посмелей. Нет-нет, да и мелькало в периодике сообщение о переименовании чего-либо, о демонтаже памятника Ленину иль споспешнику, об имевших место фактах осквернения. Последнее – дичь возмутительная, но само желание проредить неразумно возведённый частокол ленинских статуй протеста не порождает, хотя бы по той причине, что зачинателем выступил и дурной пример показал, собственноручно приложась к глумлению над изваяниями, сам Ленин, едва прибрав к рукам долгожеланные вожжи власти. Действовал сноровисто, с мужицкой сметкой. (И откуда взялась?) Не сообразил только, тщеславный, что запускает бумеранг, который через семьдесят лет вразлёт ударит уже по нему, бронзово-каменному.



1 мая 1918 года. Члены и сотрудники ВЦИК и Совнаркома сошлись утром перед зданием Судебных установлений, в красно расцвеченном флагами и транспарантами Кремле. Спустился с третьего этажа на древний булыжник и проживающий здесь Владимир Ильич.


«Он был весел, шутил, смеялся. Когда я подошёл, Ильич приветливо поздоровался со мной, – читаю в записках коменданта Кремля Малькова, – поздравил с праздником, а потом внезапно шутливо погрозил пальцем:
– Хорошо, батенька, всё хорошо, а вот это безобразие так и не убрали. Это уж нехорошо, – и указал на памятник, воздвигнутый на месте убийства великого князя Сергея Александровича.
Я сокрушённо вздохнул.
– Правильно, – говорю, – Владимир Ильич, не убрал. Не успел, рабочих рук не хватило.
– Ишь ты, нашёл причину! Так, говорите, рабочих рук не хватает? Ну, для этого дела рабочие руки найдутся хоть сейчас. Как товарищи? – обратился Владимир Ильич к окружающим.
Со всех сторон его поддержали дружные голоса.
– Видите? А вы говорите, рабочих рук нет. Ну-ка, пока есть время до демонстрации, тащите верёвки.
Я мигом сбегал в комендатуру и принёс верёвки. Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан верёвками со всех сторон.
– А ну, дружно! – задорно командовал Владимир Ильич.
Ленин, Свердлов, Аванесов, члены и сотрудники ВЦИК и Совнаркома впряглись в верёвки, налегли, дёрнули, и памятник рухнул на булыжник.
– Долой его с глаз, на свалку! – продолжал командовать Владимир Ильич.
Десятки рук подхватили верёвки, и памятник заскользил к Тайнинскому саду.
Владимир Ильич вообще терпеть не мог памятники царям, великим князьям, всяким прославленным при царе генералам. Он не раз говорил, что победивший народ должен снести всю эту мерзость, напоминающую о самодержавии, оставив в виде исключения лишь подлинные произведения искусства, вроде памятника Петру в Петрограде. По предложению Владимира Ильича в 1918 году в Москве были снесены памятники Александру II в Кремле, Александру III возле храма Христа Спасителя, генералу Скобелеву. На месте памятника Скобелеву против Моссовета был воздвигнут обелиск Свободы.
Москва, говорил Ленин, столица Советского государства, государства рабочих и крестьян, и её улицы должны украшать памятники не царям и князьям, а великим революционерам, борцам за народное счастье. Мы снесём весь этот хлам, заявлял он, и воздвигнем в Москве и других городах Советской России памятники Марксу, Энгельсу, Лаврову, Бакунину, Марату, Робеспьеру…»


Робеспьер, по сравнению с ним, примерный мальчик. Думается, первым, а не последним в этом перечне имён с преобладанием иноземцев видел Ульянов себя. Приевшиеся ссылки на два истёртых примера якобы величайшей скромности большевистского вождя на деле несостоятельны. Он иногда позволял себе пожеманничать:


«Я – жертва нашей партии: она заставляет меня позировать художникам… Я ведь только скромный журналист…»


Но это черта наносная. При жизни Ленина имя его носили заводы, полки, бронепоезда и поезда агитационные, детские дома, города, деревни… Завод бывший Михельсона с сентября 1922-го имени Ленина, деревня Кокушкино под Казанью, где изгнанный из университета дворянчик Ульянов самозабвенно штудировал сочинения Маркса, переименована в Ленино в декабре того же года, безо всяких на то возражений с его стороны. А два Ленинска появились и того ранее, в 1918 и 1919 годах. В конце 1922 года Ленин получил от ткачей отрез сукна и письмо:


«Дорогой наш Ильич! К пятой годовщине пролетарской революции мы, рабочие Стодольской суконной фабрики, решили назвать нашу фабрику твоим именем. По этому случаю, мы посылаем тебе к празднику наше сердечное поздравление и скромный подарок нашей выработки…»


Что же ответил вождь? Проявил воспетую скромность, категорично возразил против возвеличивания личности? Ничуть! Ответ Ленина краток:


«Дорогие товарищи! Сердечно благодарю вас за приветствие и подарок. По секрету скажу, что подарков посылать мне не следует. Прошу очень об этой секретной просьбе пошире рассказать всем рабочим».


Не страдали ложной скромностью ни Крупская, ни ленинские сёстры, напротив, словно стремились во множестве запечатлеть свои имена. Что говорить, если с 1923 город Гатчина был переименован в Троцк, в 1924 появился Зиновьевск…


Монументы прославленным русским людям Ленин и, правда, органически не терпел, своим же иконописным изображениям потворствовал. Прочтём, как упомянутый комендант описал хозяйственные приготовления:


«…16 марта 1919 года я заканчивал уборку помещения круглого зала в помещении ВЦИК, где через день должен был открыться VIII съезд Российской коммунистической партии (большевиков). Ну, что ж, кажется, всё готово. Стены увиты гирляндами зелени, празднично алеют знамёна, плакаты, тяжёлыми складками свисает со стола президиума пунцовая скатерть. В глубине сцены – бюсты Маркса и Ленина…»


Разглядим попристальней полную фотографию, запечатлевшую Ленина на первомайской демонстрации 1919 года. Обычно публиковали фрагменты. Отшагнув от масс, Ильич эдаким фертом (правая кисть в кармане пальто, левая – в брючном; пронзительный прищур; самоупоение) стоит на приступках Кремлёвской стены, на фоне вывешенных на стену, перевитых алыми лентами монументальных портретов – своего и марксова. На пять ступенек ниже – Крупская. Оборотясь, смотрит на супруга умильным взором. И восхищение в нём, и гордость (всё-таки, мой!), и даже раболепие. Как же проигрышно непохож упившийся властью и кровью человек малого росточка на свой канонический образ, сурово глядящий в спину. Таким, непохожим на самого себя, другим и запомним по школьным букварям.


Писали часто, что не любил фотографироваться?! В добром здравии и бодром духе позировал с охоткой, – и фотографам, и художникам, и кинооператорам. Масса ленинских фотографий – при тогдашнем-то дефиците и громоздье аппаратуры! – красноречивей слов.


«Первая годовщина Октября. На Красной площади ещё нет оборудованных трибун. Ленин выступает с высоких деревянных подмостков, на которые приходилось взбираться по лестнице. Оператор А.Ф.Винклер тут же, рядом с оратором, водрузил свой съёмочный аппарат. По окончании речи, Владимир Ильич сочувственно замечает ему: «Вероятно, у вас плохо вышло – очень уж неудобное место…»


Схожий случай с оператором Э.Тиссе:


«Я стоял возле Кремлёвской стены, – рассказывает он, – и не мог пробраться вперёд, чтобы видеть лицо Владимира Ильича. К аппарату была обращена его спина. Я чуть не плакал от обиды и отчаяния. Такая неудача! Мне казалось всё пропало – я не успею заснять Ильича… Но он помог мне сам. Обернувшись на секунду и увидев мою страдающую физиономию, Ленин сочувственно улыбнулся и повернулся так, чтобы я его видел и мог снимать».


Известный американский писатель Джон Стейнбек, побывавший в 1947 в Музее Ленина в Москве, верно заметил,


«что в мире не найдётся более задокументированной жизни. Ленин, по всей вероятности, ничего не выбрасывал. В залах и застеклённых витринах можно видеть его записки, дневники, манифесты, памфлеты; его карандаши и ручки, его галстуки, одежда – всё здесь. А на стенах развешаны большие картины, на которых изображены эпизоды из его жизни, с самого детства. Каждое событие революции, в котором он принимал участие (и даже не принимал, добавил бы я), также отражено в гигантских полотнах…
В музее приходит в голову мысль, что Ленин сам сознавал, какое место в истории он занимает. Он не только сохранял каждый клочок своих мыслей и записей, здесь были ещё сотни его фотографий. Его фотографировали везде, в любых ситуациях, в разном возрасте, будто он предвидел, что в один прекрасный день будет открыт музей, который назовут Музеем Ленина.
Здесь царит тишина. Люди разговаривают шёпотом, а гиды с указками говорят нараспев, будто читают молитву. Потому что этот человек перестал быть для русских просто человеком. Он уже не во плоти, а в камне, бронзе, мраморе. Лысую голову и остроконечную бородку можно видеть повсеместно в Советском Союзе. Прищуренные глаза внимательно смотрят с холста и гипса…»


Вот бы удивился американский писатель, узнай он, что как в музее Ленина в Москве, так и в музее Ленина в Ленинграде висели пальто, простреленные эсеркой Каплан! В одном он ошибся: интимных дневников Ленин никогда не вёл. Вождь был до того скрытен, что о многих эпизодах личного плана не ведала и четверть века прожившая бок о бок с ним Крупская. По словам Валентинова, она узнала об отце Ленина как педагоге лишь после появления в 1925 сборника статей, посвящённых Илье Николаевичу Ульянову.


Пока был жив, Ленин пассивно творил свой культ и сам. Позднее, в этом активно преуспели заинтересованные другие. Да и разве бывало иначе в среде партийных честолюбцев, где каждый тщеславно стремился как можно скорее увековечиться. Кажется, не было в Советском Союзе города, где бы ни нависали над вами знакомые с детства каменные лики большевиков, в названиях улиц которого не звучал бы полным списочным составом Совнарком, вкупе с Политбюро и Коминтерном.




1990.