Тук, тук, тук

Отрывок из воспоминаний  Дмитрия Моргачёва

В 1939 г. меня, одного, из лагеря ст. Тайга вызвали на этап.
Привезли в Кемеровскую тюрьму. Там уже был И.В. Гуляев. Мы были рады друг другу, обнялись, расцеловались. Дней через десять опять поезд, и привезли нас  в нашу кузнецкую (города Новокузнецка)тюрьму. Посадили нас с Иваном Васильевичем в одну большую камеру, по обе стороны которой были женские камеры. В одной стене была дырочка. Я спросил сквозь неё: есть ли у вас Ольга Толкач? Мне ответили, что она рядом с нами,  но с другой стороны, "постучите ей, она ответит".
Тут у меня началась работа соображения, как постучать Оле. Я вспомнил, как Борис (Мазурин) рассказывал, что есть такая азбука для перестукивания через стенку. Вспомнилось мне: писать буквы по 5 в ряду и так получится 6 рядов по алфавиту. Сначала стучат, какой ряд, а потом - какая буква по счёту в ряду. Для этого надо знать азбуку наизусть и тренироваться, и тогда дело пойдёт довольно быстро. В тюрьме времени хватает.
У меня был чёрный мешочек, я распорол его по- шву, расстелил на койке. Кусочком мыла сделал 30 клеток. Вместе с Гуляевым написали буквы мылом в клетки и, сверяя по написанному, выстучали: кто? Из-за стены ответ: Оля.
Иван Васильевич так и не выучил азбуки, но мне помогал. Я же навострился передавать так целые стихотворения и, что помнил, из "Круга чтения Л. Толстого.
В это время в Кузнецкой тюрьме было полно заключённых по 58-ой статье. Среди них - много хорошо грамотных партийных, некоторые научились стучать очень быстро. Особенно быстро и хорошо, как на телеграфе, стучал Курганов - секретарь Сталинского (Новокузнецк был переименован в Сталинск) райкома.
А вот как произошла встреча братьев Тюрк. Гитя (сокращённое Гюнтер)  около 2-х лет томился в душных, переполненных камерах, через которые непрерывным потоком проходили всё новые "жильцы", проходили и уходили, а он всё томился, надрывая своё и так не крепкое здоровье. И вот привезли с Дальнего Востока его брата Гутю и посадили в соседнюю камеру, но они не знали об этом. Вот стихотворение Гити:

Тук, тук, тук!
Где этот стук?
Кто-то стучит за стеной.
Кто-то назойливо хочет узнать,
кто я такой?
Тук, тук. тук,
отвечаю на стук.
Я из далека приехал, друг.
Я устал, хочу отдохнуть,
я приехал на новый суд.
Тук, тук. тук -
снова доносится звук.
Удар за ударом,
он имя моё выбивает.
В волненьи стучу я опять:
как можете вы меня знать?
Доносятся медленно стуки,
за дверью глушатся шаги,
дробятся, сливаются звуки:
-я брат твой, я здесь же, как ты.
Массивно повисли замки,
железом окованы двери,
крепки в стенах кирпичи,
но всё же они не сумели
замкнуть нас в свой каменный круг
Тук, тук, тук.

Зачем я помещаю в рассказ о своей жизни стихи? Да потому что они, хотя и написаны не мною, но отражают то, чем все мы жили в эти годы неволи. Недаром Толстой и многие мудрецы Востока говорили:" Одна душа во всех", и то, что переживал один из нас, близко чувствовал другой.
За время пребывания в тюрьмах и лагерях я испытал и насмотрелся столько дикости, жестокости, что становился в тупик: где я? Кто же это делает? Неужели это делают представители власти коммунистов, идеал которых - безвластие, безнасильственное общество - дорог одинаково и им и мне? Неужели это делают те, кто так возмущался произволом и дикостью царских властей над людьми из народа?
Письма родных, которые тебе так дороги в заключении, отбирали, несмотря на то, что они были проверены, когда получались. Нет никакого основания их отбирать, но у того, кто делает над тобой обыск, власть неограниченная, а ведь известно, что самовластие развращает не одних царей. Не было в этих людях ни стыда, ни совести, ни разума, а были они пропитаны грубой бессовестностью, матерщиной и нахальством.
Вот и приходилось каждое важное событие, каждый стих из нашей жизни прятать и хранить в мозгу, куда не достигают ревнивые блюстители "порядка", где не могут они копаться в твоих переживаниях и не найдут, даже если бы череп вскрыли. Чудесное там Божье хранилище!
И так, нас собрали вновь для повторного суда. Собрали, но не всех - двоих уже не было: Якова Драгуновского и Анны Барышевой, о которых следователь мне сказал, что они отправлены в "туманные дали". Я тогда вздохнул и понял, куда они были отправлены, и следователь понял, что я его понял.
Суд над нами уже был ранней весной 1940 года. Приговор мы обжаловали, и пока мы были кассационщиками, нас держали всех вместе в Мариинском централе, хорошем, крепком, ещё царском. Несмотря на то, что тюрьма была обнесена высокой кирпичной стеной, во дворе  ещё были выгорожены маленькие дворики, огороженные высокими досками. Туда нас выгоняли минут на 5, а иногда и меньше - на прогулку. Руки назад и ходи по кругу гуськом, пока часовой не скомандует: повернись! - и идём в обратную сторону, чтобы не закружилась голова. Об этих двориках Гитя Тюрк сложил такой стих:

Пахнут утренней сыростью доски,
и сегодня здесь, как вчера,
две скупые зелёные слёзки -
две травинки в углу двора.
Утро каждое, грустный и робкий,
после всех пережитых мук,
рад я встретить в тюремной коробке
наш сомкнувшийся братский круг.
Как мне дороги бледные лица,
их улыбки и бодрость слов...

После утверждения кассации нас из Мариинска опять стали рассылать - кого куда. Меня послали в с/х лагерь в Орлик, Гитя с Гутей после некоторых скитаний по лагерям встретились в одном, что было для них счастьем. Гуляев и Пащенко остались где-то в системе мариинских лагерей, Оля Толкач попала в лагерь под Новосибирском, а Бориса отправили опять на север.
Как-то я получил от него письмо, в котором он писал:"Дмитрий, я радуюсь, что ты не попал сюда вместе со мной. Ты бы не выжил. У нас здесь за одну зиму в нашей колонии в 1200 человек умерло 500 человек, а во всём усть-вымьском лагере умерло 36%. Дай Бог тебе здоровья на долгие годы, пережить тебе всё это и вернуться к семье и оставшимся в живых друзьям."


Примечание: Гутя - Густав не писал стихов, поэтому о нём очень мало текста. В "Мемориале" хранятся 5 неизданных тетрадей его воспоминаний. Коротко о нём: Густав со своей женой Соней закончили МГУ физико-математический факультет и в школе коммуны они преподавали математику, географию, ботанику, биологию (Гитя вёл физику, историю и нем. язык). В школе шли занятия в три смены, а ещё вечером предлагался ликбез. Когда проверяли их школу из местного гороно, только к Густаву не смогли придраться. За что же его осудили? Или тогда в деревнях учителей было навалом? Таких учителей? Бедные родители! Хотя судьба отца - великолепнейшего и популярнийшего московского детского врача оказалась ещё ужаснее. Он имел смелость быть членом общества изучения русских усадьб, за что был сослан на Соловки, где в 1937 году и погиб. Бедные, бедные жена-мать и сестра Гити и Гути!   


Рецензии
Рита, ты делаешь колоссальную работу!
С искренним восхищением, твоя Зинаида.

Зинаида Палеева   21.02.2013 18:29     Заявить о нарушении
Зиночка, Борис Моргачёв - вот кто проделал колоссальную работу. Он дважды в тяжелейших условиях приводил коммуну к успешной жизни. К нему тянулись замечательные люди. О них он вспоминал ещё в шестидесятые годы. Издать воспоминания в несокращённом виде удалось лишь в 1989 году.

Маргарита Школьниксон-Смишко   22.02.2013 12:27   Заявить о нарушении