Замороженная

Замороженная.
 
-- К сожалению, наше знакомство не будет иметь продолжения. Так что оставь своё красноречие.
-- Почему это?
-- Долго рассказывать…
-- У меня масса времени, - я взял её руку в свои, - я благодарный слушатель.
-- Ну, хорошо…, - немного помолчав, сказала она, - я из той серии, которые называются: «Холодные женщины». Всё ещё хочешь продолжения?
-- Ещё как! Я просто заинтригован. Мне такие никогда не попадались.
-- Хорошо, идём…, - она открыла дверь подъезда и мы вошли.
 
-- Расскажи: в чём это выражается – твоя холодность, - допивая чай, поинтересовался я.
-- Я никогда не кончаю, - просто ответила замороженная, - лежу, как бревно – ничего не чувствую. Вот хоть бы чуть-чуть защекотало в каком-нибудь месте, - она грустно улыбнулась.
Больше всего меня поражало в ней то, что она говорила об этом вот так, запросто, с малознакомым мужчиной, будто перед ней сидела закадычная подруга, с которой можно было обсудить любые женские секреты. Сей феномен я объяснял себе полной или частичной асексуальностью. Мне была интересна её природа. Была ли она психологического свойства или физиологической особенностью. Внезапно я задал вопрос, в надежде смутить её хоть немного:
 
-- Расскажи, в каком возрасте ты потеряла невинность и как это произошло.
-- Ты не священник, а я не на исповеди, - внезапно рассмеялась она, - с какого бодуна я должна тебе всё это рассказывать?
-- Я хочу помочь тебе; обрести то, чего у тебя нет: вкус любви, радость от секса.
-- Ты что сексопатолог?
-- Ну да типа того… Доморощенный. Позволь мне делать с тобой всё. Я почему-то уверен, что это какая-то психологическая блокада.
-- Хорошо, я отвечу на все твои вопросы и позволю касаться тебе себя…, но только выше пояса.
 
-- Прекрасно! Это даже большее, чем то, на что я рассчитывал.
Усадив её на стул, я подошёл сзади и, произнеся: «Закрой глаза и расслабься», стал осторожными касаниями массировать ей верхние части ушей. Она сидела напротив зеркала. На её лице отразились расслабленность и наслаждение.
-- Приятно?
-- Ещё как! Сказочно просто… Давно такого не испытывала…
-- Это и есть та небольшая частичка оргазма, который ты никогда не испытывала. Ну, типа если сравнить огонёк спички с огромным пионерским костром…
-- Да я понимаю. Я была в пионерлагере. И помню костёр. Он такой огромный с наш дом, наверное. А огонёк спички такой маленький… Но это же потрясающе! А ты не врёшь?! – она открыла глаза и резко повернулась ко мне.
-- Зачем мне врать? Я, - сел напротив неё, - просто я хочу пробудить твою чувственность, которую ты куда-то упрятала. Может от страха после первой близости, может - это было психологическим отвращением? Скажи: как часто ты рассматриваешь себя в зеркале голой?
-- Вот ещё?! – удивление отразилось на её лице, - Зачем мне?
-- Ну, хорошо, - я начал понимать, что она совсем не любит себя. Хотя она одевалась красиво, её причёска не оставляла желать лучшего. С макияжем, она тоже не перебарщивала, но и подчёркивала основные изюминки своего лица. От неё исходил чуть уловимый аромат каких-то тёрпких и в тоже время «лесных» духов. - Тебе придётся попробовать, в моё отсутствие, конечно. А сейчас тебе надо рассказать мне о своей первой близости. Постарайся полностью погрузиться в прошлое. Не смотри на меня, а рассказывай, будто самой себе. Сможешь?
 
-- Да смогу, наверное. Я только не пойму, как это, погрузиться в прошлое?
Она опустила глаза в пол, силясь что-то вспомнить. На её лице отразились маски: огорчения, злости, неуверенности, отвращения. Я всё более укреплялся в мысли, что она обладает гиперчувствительностью. И эта особенность загнала её же в клетку, которую она построила сама для себя.
-- Не знаю… У каждого это по своему. Кто-то вспоминает запахи, другие - те чувства, которые испытывали тогда, третьим надо почувствовать вкус или вспомнить прикосновения…
Она закрыла глаза. Её лицо, обладающее невероятной мимикой, сменялось массой разных выражений. Когда она открыла глаза и начала свой рассказ, казалось, что передо мной сидела совсем другая женщина. Рассказывая, она всё же изредка поглядывала на меня. Но я делал вид, что не замечаю. И слушал не перебивая.
 
-- Это было больно, очень больно. Было много крови. А мой партнёр счастливо смеялся: "Вот это дырочка! Мышиный глазик!"
Я, дура такая, в 10-м классе вдруг возомнила себя белой вороной в чёрной стае. Все мои одноклассницы давно были не целками, а я блюла нравственность. Для кого? Конечно же, для принца на белом коне, который увезёт меня в прекрасное далёко. Но принцев на горизонте не было. Зато были парни. Мускулистые и не очень. Красавчики или ботаны. Кажется, мне было всё равно с кем. Лишь бы, наконец, стать женщиной. Я попросила подругу, одолжить одного из своих парней, чтобы привести мой план в действие. Подруга с радостью согласилась и в один из осенних вечеров пригласила одного из них к себе на квартиру.
 
Я ожидала его в спальне. Подруга во всех красках описывала его, бесконечно повторяя: «Он такой нежный и ласковый и сделает всё по правильному». Ему она наплела, что я нежная и ранимая. И чтобы был со мной поласковее и понежней.
Когда он вошёл в спальню, сразу расстегнул брюки и вывалил на свет божий своё естество, я испугалась. Он был такой большой, что даже в размягчённом состоянии вряд ли уместился бы в моей щёлочке.
 
 
-- Как тебе мой поросёночек? – счастливо рассмеялся парень, - Хочешь его полизать?
-- Нет, он очень большой, - испугано ответила я, - он не поместится у меня во рту.
-- Ну, тогда снимай трусики, сейчас я насажу на свой вертел мою новую курочку.
-- Нет. Извините. Как-нибудь в другой раз. Вы мне не подходите. Я соскочила с кровати и стала быстро натягивать сапоги.
 
Но это только сильнее возбудило его. Он набросился на меня и просто изнасиловал. Ему было очень приятно. Закончив, он сказал: «Дырка самое оно, как раз в притирку…». Подруга застала меня в полуобморочном состоянии. Я потеряла много крови.
--Это я виновата, - сказала она, - будешь писать на него заявление?
-- Нет, не буду. Виновата не ты, а я, зато теперь  женщина…
 
Немного помолчав, она продолжила.
-- Вторым, почти через два года, был профессор. Этот старый козёл долго намекал мне… Наконец, я согласилась. Он взял меня прямо на экзаменационном столе. В тот раз мне не было больно, было просто противно. Он у него никак не хотел вставать. Я брала его в рот, пыталась расшевелить руками. Когда он чуть затвердел, я нанизалась на него и силой мышц своей вагины не давала ему упасть. К счастью, он кончил. А у меня в зачётке появилась удовлетворительная оценка. Потом были всякие люди. Отец одной моей подруги. Возможно, он был неплохим любовником. Разжигал меня почти полчаса, но я не успела разгореться, как он вошёл в меня и кончил через полминуты.
Он был ласковым и нежным и говорил всякие приятные слова, уже после того… Мне было приятно, но всё равно это было не то…
 
Я пробовала с несколькими молодыми людьми, которые мне нравились. И даже предупреждала их о моей холодности. Они пытались, как могли, расшевелить мою чувственность. Но ни один даже на миллиметр не приблизился к тому, что сделал ты, просто пощекотав мои ушки.
 
Я готова! Делай со мной, что хочешь! Я снимаю ограничение: «Только до пояса».
Женщина стала медленно раздеваться. Но я остановил ей движением руки.
-- На сегодня урок закончен. Нам не следует торопиться. Я приду завтра с утра. Часиков в 11. Надеюсь, ты выспишься?
-- Да, конечно, - кажется, она была расстроена, - я обычно встаю в 9. Даже в субботу.
-- Ну, вот и ладненько! – ласково улыбнулся я ей. - А пока домашнее задание: принеси зеркало из ванной, разденься и любуйся своим телом, трогай его, а потом, завтра, расскажешь мне о своих ощущениях.
-- Мне что, мастурбировать прямо перед зеркалами?
-- Не исключено, но я не уверен, что у тебя получится, всё же попробуй.
-- А ты точно придёшь? Я буду ждать.
-- Обещаю, только выспись, пожалуйста, хорошенько.
 
-- Цветы, мне… Но почему?
-- Я объясню попозже, а сейчас расскажи, как прошло с зеркалами.
-- Я принесла зеркало из ванной. Крутилась перед ним и так и этак. Трогала себя… но ничего… Если честно, чувствовала себя дурой.
-- Понятно. Феномен двойственности ощущений. Когда ты трогаешь себя, ожидаешь ощущения с двух сторон. Со стороны руки и со стороны куда касаешься. Нет фактора неожиданности, нет особенности других прикосновений. Тебе неизвестно, как бы это сделал мужчина, коснувшись тебя. Потому что этого никогда не было.
 
-- Как это? Меня касались мужчины и много раз. Они пытались делать это нежно, ласково. Ну, я же помню, - она была немного расстроена.
-- Нет, они не касались тебя. Они касались стеклянного саркофага, в который ты себя упрятала. Ваша связь была односторонней. Им нравилось касаться твоей кожи, целовать твои губы, получать удовольствие, проникая в тебя. Но ты ничего не чувствовала. Не было обратной связи. Они не использовали принцип: «Нравится, не нравится», «Холодно, горячо». Они делали это ради себя. Делали то, что им нравится. А не о тебе, думая, что и тебе это нравится. Расскажи, что тебе не нравится?
 
-- Мне не нравится целоваться в губы. И ещё когда в рот язык засовывают. Мне противно брать это у него в рот и не доставляет удовольствия, когда он у меня там лижет. Там становится всё мокро и холодно, - рассказывая, что ей неприятно, она немного смутилась.
 
Это был классический случай именно физиологической асексуальности. Но мне всё ещё не верилось, что она холодная именно по своей природе и потому решил продолжить.
-- Сядь на стул напротив зеркала, но глаза не закрывай. Тебе нравится, когда гладят твои волосы?
-- Не знаю, ведь волосы не имеют чувствительности, когда обрываются не больно.
-- Верно, волосы не имеют нервных окончаний, но кожа головы имеет, - сказал я, - ты должна говорить мне, когда тебе приятно, а когда безразлично, а когда неприятно. Так я найду все твои точки чувственности.
 
Едва касаясь руками, я стал поглаживать её причёску.
-- Как странно… Ты почти не касаешься их, но я чувствую и мне приятно. Я хочу закрыть глаза, - не дожидаясь разрешения, она закрыла их. На её лице блуждала блаженная улыбка.
 
 
У меня были ногти непомерной длины. Одной из моих прошлых любовниц нравились «поцарапушки», как она их называла. И мы часто царапались, занимаясь любовными играми. В этот раз я решил воспользоваться этой моей нестандартной особенностью. Резко погрузив пальцы рук в её волосы, я неожиданно провёл всеми когтями по её коже.
Она широко открыла глаза и сильно прогнулась вперёд:
-- Ах! Как здорово! Сделай ещё так, только нежнее.
Я сделал и не раз. Ей это действительно нравилось. Нравилось ей и то, как я поглаживал её волосы. Затем я принялся за её ушки. Ей нравилось, когда их нежно покусывали, но было неприятно, когда их целовали или облизывали. Ей было приятно, когда я поглаживал указательными пальцами брови, но едва мне стоило коснуться её губ, как она тут же нахмурилась.
 
Я попросил её раздеться до пояса и взять один из цветков и попробовать поласкать себе грудь. Она делала это, будто чистила картошку. Потом, сознавшись, что ничего не чувствует, передала цветок мне. Тогда я попросил её оседлать стул, повернуться спиной к зеркалу. Забрав у неё цветок, стал осторожно проводить им по спине. Она склонила голову на руки и, сказав: «Так приятно…», поплыла по волне удовольствия. Отложив цветок в сторону, я резко провёл ногтями по позвоночнику от её шеи до пояса. Вздрогнув, она сильно выгнулась назад. Тогда я обхватил её за плечи и стал покрывать их поцелуями, сопровождая их нежными, а иногда сильными покусываниями. Она вздрагивала каждый раз и невольно ахала. Ей это определённо нравилось. Перестав покусывать, просто целовал ей спину. То, опускаясь ниже, то поднимаясь по уже проторенным дорожкам.
 
Теперь ей и это нравилось. Она опять вздрагивала каждый раз, когда я делал это. А делал я через неопределённые промежутки времени. Как бы играя. Поцелую несколько раз и замру…
Неожиданно даже для себя, я резко просунул руку в её трусики. Она была мокрая! Тогда я сказал, что на сегодня хватит и предложил ей повторить занятие с зеркалами.  Кажется, она была сильно расстроена, прощаясь попросила обязательно прийти завтра.

-- Как прошло с зеркалами?
-- Да, я снова попробовала, но ничего не вышло. Я пыталась гладить себя и…
-- Что ты при этом представляла? – перебил я её.
-- Ничего… Я гладила себя и думала о том, как глажу и почему это у меня ничего не вызывает.
-- А надо было думать о другом.
-- О чём же?
-- Представить, будто тебя гладит мужчина. Какой-то киногерой, певец, понравившийся тебе неизвестный парень, ну не знаю… Кто-то особенный, с которым тебе бы хотелось оказаться в постели.
-- Может, мне нужно было думать о тебе? – она смущённо улыбнулась.
-- Может и обо мне… если это тебя возбуждает.
-- Чем будем сегодня заниматься? Мне раздеться? Сесть на стул перед зеркалом?
-- Нет… нет! Мы пойдём на улицу. Гулять. У тебя есть деньги? Давай сюда все.
-- Есть конечно… Как все? - Она посмотрела на меня испугано, будто я всё это затеял, чтобы ограбить её.
-- Так… все. Вот мои. Здесь почти две с половиной тысячи. Давай сюда свои. Ты ведь готова заплатить любую сумму, чтобы вернуть свою чувственность? Даже последнее.
-- Да готова! Деньги это то самое малое, что я готова отдать, чтобы вернуть, то чего у меня не хватает. Не хочу быть спичечным огоньком. Хочу полыхать от страсти пионерским костром! – На её лице отразилась решимость. Она была готова на всё, даже быть обманутой и обворованной.
 
Теперь у меня было почти 4 тысячи рублей. По тем временам деньги не малые. Поболе годовой зарплаты среднего строителя социализма
-- Куда идём. В ресторан?
-- Нет… В магазин запахов.
-- В парфюмерный, что ли?
-- Не совсем. Увидишь.
 
Я давно заприметил тот магазинчик. Цены всяких экзотических запахов были довольно кусачие. В нём не было очередей, как за колбасой или телевизорами по талонам. Редкий раз чинно прохаживались посетители. В основном женщины. Они скорее приходили на экскурсию, нежели за покупками. Не каждый был готов выложить пару сотен, а то и три за флакончик с сомнительным содержимым. Меня вообще не интересовали запахи. Меня интересовала продавщица. Но не как женщина, а как интересный собеседник. Она была набита всякими историями о любви и не только. Но в каждой из них присутствовал, какой то из божественных ароматов, который у неё имелся в наличии. И она с радостью мне их демонстрировала, как бы подтверждая, что рассказ вовсе не выдумка. А истинная, правда, хоть и произошло это три столетия назад.
 
Туда-то и привёл я свою ученицу.
-- Юра, здравствуйте. Вы сегодня не один, с дамой? Продавщица вышла из стойки, как обычно это делала и протянула мне руку для поцелуя.
-- Да не один, - приветствуя её, сказал я, - настало время приобрести, что-то для моей девушки. Вот только не знаю что?
-- Вы пользуетесь духами, -  Она назвала марку её духов. Конечно, я не помню каких, и тут же начала тараторить как сорока о том, что каждому аромату должен соответствовать цвет кожи, естественный цвет волос, о каких-то слоях. О том, что на работу, на романтическое свидание или на концерт, нужны разные, иногда совсем противоположные, - а вы для чего хотите? – поглядывая то на неё, то на меня поинтересовалась продавщица.
 
Я молчал как рыба.
-- Для романтического свидания с возможным продолжением, - чуть поалев, сказала моя спутница.
-- Предпочитаете восточные ароматы, тёплые, цветочные, насыщенные, пряные?
-- Я не знаю?! – растерялась моя ученица, - выберите сами.
-- Хорошо, сказала профессионал от парфюмерии и в мгновения ока принесла 4 флакончика, - Этот подешевле, демонстрируя первый, сказала она.
-- Мы не стеснены в деньгах, - подал голос я, - предложите лучший, пусть она выберет.
Убрав первый, она попросила девушку нанести капельку духов на внутреннюю часть запястья руки и, выждав положенное время, насладится ароматом. Затем другой, на другую руку. Третий она капнула на специальную бумажку и дала ей понюхать.
-- Я выбираю первый, - сказала чуть оттаявшая. Её глаза сверкали невиданным ранее мне светом, - то есть второй, ведь вы убрали первый, - она потрясла правой рукой, на которой был тот, так понравившийся ей запах.
-- 460, - сказала продавщица. По её глазам было видно, что ей немного жаль, но наврядли мы располагаем такой суммой.
-- С ума сойти, - Сказала моя спутница, она с сожалением посмотрела на флакончик духов, вмещающий в себя едва десятую часть того, чем она пользовалась ежедневно и стоившего в десятки раз дешевле.
Но деньги-то были у меня! Я с готовностью расплатился.
 
-- Это безрассудство! – Сказала моя женщина.
-- Именно этого тебе и не хватает. А теперь мы идём покупать тебе бельё, красивое и эротичное.
-- Мне?
-- Ну не мне же!
-- Но зачем?
-- Чтобы ты почувствовала себя женщиной, а не…, - я хотел сказать куском бревна. Но промолчал.
-- А не бревном? – она внезапно, порывисто взяла меня под руку.
-- Типа того, - я рассмеялся. К счастью чувство юмора у неё присутствовало.
 
Эскалатор в универмаге, по обыкновению, не работал, но я и не собирался там ничего покупать, мне было важно другое. Ступеньки. Много ступенек. Мы не дошли и до половины, когда я сказал:
-- Сейчас мы будем целоваться.
-- Как это? Вот здесь? Прямо на ступеньках? Нет, я так не могу, - Она остановилась люди обтекали нас, но пролёт был достаточно широкий.
-- Можешь!  - жёстко сказал я, - Более того это ты будешь целовать меня. Возьми мои щёки в свои ладони и целуй с языком.
--Нет, ни за что! Люди же смотрят. Нет, – она замотала головой.
-- Считаю до двух! Или ты целуешь меня прямо здесь с языком, или я ухожу навсегда от тебя. Твои деньги я верну.
-- Господи! Но почему?! Успокойся не нервничай, я…
-- Раз!
-- Нет, нет! Я сделаю это! Только не уходи!
-- Дв…
Она впилась губами в мои губы, обняв мои щёки руками, со стороны это выглядело несколько комично, уверен. Ведь она не растворилась в моих объятиях, а стояла чуть поодаль, сильно прогнувшись. Поняв свою оплошность, женщина приблизилась и стала меня целовать, уже чуть склонив голову вправо, ведь мешали носы. «Как же она целовалась до этого?», - пронеслась невольная мысль. Впрочем я помнил, что это ей не нравилось. Но без поцелуев мне никогда бы не удалось её разморозить. Как бы она почувствовала вкус губ мужчины, не касаясь их? Вкус его кожи? Внезапно отстранившись, я сказал:
-- С языком!
-- Да, да я помню. Хорошо…
 
Её поцелуи, сначала робкие, нежные, стали становиться пылкими и страстными. Она попыталась просунуть свой язык ко мне в рот, но я не давал - сжал плотно зубы. Она стала их облизывать и иногда робко постукивала им, как бы просясь впустить внутрь. Я открыл рот. Её язык проник ко мне, и мы стали щекотаться, играть своими языками, не размыкая губ.
 
Люди по-прежнему обтекали нас. Старые вешалки ворчали: «Вот нынешняя молодёжь! Совсем стыд потеряли!», молодые парни или девушки подначивали: «Давай помацай его!». Мне запомнилась фраза одного парня: «Я тоже так хочу! Поцелуй меня прямо здесь!». «С ума сошёл! Дома поцелую». Нет нас не принимали за сумасшедших. Но толи кто-то нажаловался, толи блюстителям порядка показалось, что мы посягаем на нравственность жителей города, мы услышали голос, рядом с нами:
 
-- Молодые люди, я конечно рад за вас и желаю вам семейного счастья, но может вы пойдёте на улицу и там продолжите целоваться и обниматься? Вы мешаете покупателям перемещаться по лестнице, - у милиционера, тоже присутствовало чувство юмора. К тому же он ярко улыбался. Она отлепилась от меня, и мы прошли на улицу. Мы не сделали и десятка шагов, как она вновь впилась мне в губы.
-- Достаточно, мы же уже не на лестнице.
-- А мне нравится! – И она вновь стала исступлённо целоваться.
 
Нацеловавшись вдоволь, мы пошли в другой маленький магазинчик, где тоже посетители были скорее экскурсантами, нежели покупателями. Там продавали женское и мужское бельё. С той продавщицей я не был знаком, но в моей безумной голове уже созрел не менее безумный план.
 
В помещение было тепло, даже, как мне показалось жарко. Продавщица, оглядев нас с головы до ног намётанным взглядом, вмиг определила «экскурсантов». Повернувшись к не потенциальной покупательнице, она сказала:
-- Так вы берёте или нет? Это единственный экземпляр.
Покупательница, женщина далеко за 40, окинула нас уничижительным взглядом, расплатилась и быстро покинула магазин.
 
-- Что желаете…, - из уст продавца полились рекламные речи о том, что у них есть и что мы должны обязательно приобрести.
-- Стоп! – прервал я её велеречивость, - нам… моей девушке нужно бельё. Что-нибудь эротическое, вызывающее, возбуждающее мужчину, ну типа для соблазнения.
Глаза работницы торговли выражали этюд в шокирующих тонах, задняя дверь открылась. Оттуда вышел дородный мужчина в пиджаке и галстуке. Вероятно, он такого не слыхивал ни раньше, не сейчас и может, никогда не услышит более.
 
Оттаяв, она резво принесла 7 или 8 комплектов. И наклонившись к моей будущей любовнице, стала что-то нашептывать ей на ушко.
-- Говорите громче! Я ничего не слышу, – возмутился будущий любовник.
-- Но это же интим, - поразилась продавщица.
-- Но я-то в нём непосредственный участник, - подивился я, - и, кстати, где у вас примерочная?
-- Её нет, - глаза продавщицы вновь окрасились в шокирующие тона, - бельё не примеривают и оно не подлежит возврату.
-- А если размер не подойдёт?
-- Наши покупательницы знают свой размер, - она сделала губки домиком или куриной попкой, выражая презрение к покупателям, не знающим своего размера.
 
-- Ладно, - сказал я, - ты что-нибудь выбрала?
-- Да вот это, это и… пожалуй, вот это.
-- Хорошо. Уверена, что это твой размер?
-- Ну. Вроде, да.
-- Раздевайся, - я повернулся к продавщице, - сколько?
Та назвала сумму, около тысячи. Я расплатился. Она стояла не шелохнувшись. Её глаза будто бы молили о пощаде.
-- В чём дело? Я сказал, раздевайся?
-- Но зачем?
-- Раз!
Она резво стащила с себя кофточку и стала раздеваться дальше.
-- Для того, что если размер не подойдёт, мы купим, другое: или больше или меньше, - надеюсь это не эксклюзив, - обратился я уже к продавщице.
-- Нет, есть и другие размеры, - заворожено разглядывая быстро раздевающуюся девушку, - зачем вы это делаете?
-- Но вы же сами сказали, что у вас нет примерочной и что бельё нельзя мерить?! – принимая вещи у подруги, пояснил я.
 
В это время открылась дверь и вошла парочка молодых людей, спутница парня, готовая рассмеяться, закрыла рот ладонью. Тот был просто ошарашен.
-- Здесь не примерочной, - пояснил я, - и возврата нет.
-- Поэтому мы решили примерить, а если не пойдёт купить другого размера, - сказала совершенно голая девица и стала натягивать на себя один из предметов туалета.
 
-- Ну, как? – крутясь и так и эдак передо мной, - поинтересовалась она.
-- Как считаете. Поинтересовался у незнакомки. По-моему как раз?
-- Да. Да! – сказала та, - самое оно! – и стала раздеваться.
-- Ты что делаешь!? – зашипел её спутник.
-- Раздеваюсь, - совершенно спокойно ответила его подруга, - раз тут нет примерочной…

- А теперь куда? - Вновь беря меня за руку, поинтересовалась моя спутница, - в ресторан?
-- Дался тебе этот ресторан. Ты что голодна?
-- Нет… но куда же?
-- Ко мне домой, там нас ожидает неплохой обед, я сам приготовил, надеюсь получше ресторанного.
-- Не знаю, я тоже надеюсь.
 
Подойдя к своей двери, я не стал открывать её ключом, а нажал кнопку звонка.
-- Ты живёшь не один? С женщиной?
-- Нет.
-- С родителями?
-- Нет, я живу один. Скоро всё узнаешь…
 
На пороге стояла женщина лет 40-ка. Поздоровавшись и сделав приглашающий жест, она скрылась в комнате.
-- Юра, я уже проголодалась: жду, не дождусь, когда ты нас порадуешь изысканным обедом, - крикнула она оттуда.
-- Кто она? Твоя любовница? – с удивлением поглядывая на меня, спросила ученица.
-- Нет, но могла бы стать, если бы захотел. Она мой учитель. Не торопись, скоро всё узнаешь.
-- Учитель, чего?
-- Пойдём в комнату…
На столе красовались разнообразные яства, которые я сам приготовил. Не буду утомлять читателя описаниями гастрономических изысков. Но во главе стола было мясо во всех его проявлениях и разнообразные овощные, и фруктовые салаты.
-- Познакомишь нас? – поинтересовалась учитель.
-- Да, да, конечно. Ирина, - обращаясь к ученице, представил ей Валентину.
-- Очень приятно…
-- Мне тоже…
Женщины пожали руки и стали рассаживаться за столом. Какое то время стояла тишина, прерываемая вздохами восхищения и звоном вилок, ложек и бокалов. Тосты не произносились. Немного насытившись, Валентина спросила:
-- Как прошло на мосту?
-- На каком мосту? – ничего не понимая, посмотрела на меня Ира.
-- Мост что ведёт в парк развлечений, пояснил я, - нет, он на ремонте, к тому же мне показался узким. Я использовал лестницу в универсаме, точнее эскалатор. К тому же он никогда не работает. Мы остановились на середине…
-- Ах вот оно что! – Рассмеялась девушка, так это была Ваша идея?
-- Моя, - подтвердила женщина.
-- А раз, два, – тоже Вы его надоумили?
-- Что такое: «раз, два»? - непонимающе воззрилась на меня учительница.
-- Я попросил её поцеловать меня, но она отказалась, тогда я сказал, что досчитаю до двух, и если она не сделает этого, то уйду от неё.
-- Почему не до трёх?! – рассмеялась Валентина.
-- Так быстрее, - улыбнулся я.
-- Это был приказ, а не просьба, - начиная злиться, сказала Ирина, ей начало казаться, что её использовали в какой-то игре. Я ожидал этого. Её реакция была предсказуема.
 
-- Но ведь это было приятно? Да или и нет? – поинтересовалась женщина.
-- Да, очень, - созналась ученица, - и ещё мне нравилось, что проходящие мимо люди восхищались нашим поведением. Не все, но многие. Я чувствовала себя как бы обнажённой перед ними. Не физически, а как-то по-другому. Ну не знаю морально, что ли. Но вы же не думаете, что я склонна к эксбиционизму? – обратилась она к нам.
-- Нет, конечно, - ободряюще улыбнулась Валентина.
Её реакция была ожидаема. Стекло саркофага трещало по всем швам, и уже было готово осыпаться. Оставалось совсем чуть-чуть.
 
-- Что ещё он тебе приказывал на счёт раз, два?
-- Он приказал мне раздеться в магазине белья, чтобы примерить покупки, - кажется, она чуть покраснела.
-- Юра! Ну, это уже слишком! – Осуждающе посмотрела на меня Учитель, - там ведь люди, как они к этому отнеслись?
-- Это маленький магазинчик, - пояснила моя будущая любовница, - там почти никого не было, кроме продавщицы и пожилого мужчины. Но потом вошла парочка молодых людей… Мужчина, он таааак на меня смотрел!
-- Это доставило тебе удовольствие: его взгляды?
-- Да, я смущалась и в тоже время мне было приятно. Я почувствовала себя женщиной.
-- И где вы ещё были?
-- Это всё. - Подал голос я. Но сначала мы зашли в магазин ароматов.
Ирина тут же стала живо описывать, как мы выбирали духи. У неё была прекрасная память. Он сыпала неизвестными мне терминами, будто профессиональный парфюмер.
 
Обед подошёл к концу. Валентина распрощалась с нами, заметив, что её знания мне больше не потребуются, я и так прекрасно со всем справился.
-- А чему она тебя ещё научила? И кто она по профессии? – немного хмурясь, спросила девушка.
-- Психолог, точно не знаю, но связано с сексологией и паталогическими явлениями. В отличие от меня не доморощенная. Я давно её знаю и упражнение с зеркалом не сам придумал, а слышал от неё. Но так как она отказалась мне помогать, больше мы её не увидим.
-- Ты расстроен?
-- Вовсе нет! Я уверен, что у нас всё получится, раз она самоустранилась, - ласково улыбнулся я ей.
-- Ты сказал: «Нас». Почему? Ведь это ты пытаешься меня разморозить?
-- Ошибаешься. Мы оба пытаемся. Всё зависит от твоего желания. А оно у тебя есть! Ты победила почти все свои страхи. Осталась мелочь – победить отвращение и познать радости любви.
-- Ты разожжёшь из моей спички костёр, обещаешь?
-- Обещаю! А теперь иди в ванную, на кухню, куда угодно. Начинай показ мод.
-- Как это? Я ничего не поняла?
-- Придумай что-нибудь, включи фантазию, а я включу лирическую музыку. Что тебе нравится?
-- Эдит Пиаф,  - сказала девушка и, прихватив купленные нами в магазине комплекты, убежала в ванную.
Послышались звуки льющейся воды
-- Я принёс тебе полотенце, - просовывая руку в открывшуюся дверь, сказал я.
-- Но ты же меня видел, почему сейчас отворачиваешься?
-- Это другое. Тогда был урок, а сейчас жизнь.
 
Через несколько минут она вошла в комнату, не дойдя до середины, стала раздеваться, опять, будто чистит картошку.
-- Стоп, стоп! – Чуть не закричал я, выключая музыку и делая букву «Х» перекрестив руки, - Как ты двигаешься? Как раздеваешься? Перестань, чистить картошку!
-- Я не чищу?! – удивилась она.
-- Вернись в ванную и повтори снова. Почувствуй себя женщиной, но не на кухне. Ставь ноги не рядом, а одна после другой. Ты ведь на каблуках?
-- Да, но они не очень большие.
-- В другой поход по магазинам купим тебе туфли. Я упустил это из виду. Каблуки сантиметров 15, думаю самое то.
 
После не знаю, какого по счёту раза, ей удалось пройти, как надо. Она даже очень эротично вихляла бёдрами. Но с раздевание не получилось. Тогда я заставил тренироваться её перед зеркалом в ванной.
-- И следи за лицом. Оно должно что-то выражать - твоё желание перед тем, кому ты хочешь подарить любовь этой ночью.
До ночи было далеко, но наступил вечер. Я проводил её домой и пообещал встретить после работы, чтобы пройтись по магазинам – купить ей туфли.
Она была немного огорчена, что у нас пока ещё ничего не случилось, но  пообещала, что будет серьёзно заниматься перед зеркалами.
-- И заведи себе календарь.
-- Какой календарь, - не поняла она.
-- Всех своих дней. Конечно, мы будем предохраняться, но первый раз должен быть в идеальный для этого день.
-- У меня есть такой календарь, просто я не вешаю его на стенку, - немного смутилась она, - наиболее благоприятный для этого будет через три дня.
-- Ну вот и прекрасно! У нас ещё есть время! – Нежно целуя её в щёку, сказал я прощаясь.

У ангела были огромные крылья, почти как у самолёта, но формой, как у бабочки. Она медленно приблизилась ко мне, аккуратно ставя прелестные ножки одна перед другой,  покачивая при этом довольно эротично своей прелестной же попочкой, скрытой одеянием снежного цвета. Её грудь также скрывала белоснежная полоска ткани. Выставив перед собой указательный и средний палец правой руки, она осторожно коснулась моего лба и произнесла не совсем понятную мне фразу: «Прими моё напутствие ко вхождению. Благодатствуй и блголепствуй. Пусть возгорится пламя костра из маленькой спички». Различного рода токи пронизали все мои члены. То я горел оглушающей страстью, то тлел всепрощающей радостью. Иногда меня пронизывала вселенская грусть от волос до кончиков пальцев на руках и ногах.
 
Пока я разбирался в своих чувствах она исчезла. Зато из тени вышел Демон. Это было существо мужского обличья, но без рогов, хвоста и копыт. Его лицо европейского вида, однако, имело абсолютно чёрный цвет. Чёрного же цвета одежда состояла из подобия пиджака и брюк. В левой руке он держал маленький стеклянный стаканчик, наполненный почти доверху красной жидкостью, напоминающей кровь.
-- Ты продал её душу Дьяволу! – сказал Демон, потрясая стаканчиком, - осталось дело за малым: подписать договор её девственной кровью!
Несколько капель жидкости выпростались из стаканчика и полетели  на пол. Едва коснувшись, пола они яростно задымили, кое-где даже заполыхали пламенем.
Картина сменилась. Теперь я сидел за большим металлическим столом напротив Демона. Прямо передо мной лежал длинный лист бумаги с непонятным текстом, который я силился прочитать. Там вроде были русские буквы и слова, но смысл написанного совершенно не доходил до меня. По правую руку лежало огромное страусинное перо из одеяния Ангела. Я ничуть не сомневался в этом. По левую -  стаканчик с кровью.
-- Где ты это взял? – показывая взглядом на предметы, спросил я у Демона.
-- Это кровь твоей женщины, я украл её в её первую брачную ночь. Там было много очень много… А перо мне дал Дьявол. Она вырвала его из своего крыла…Продай её душу! Подпиши  это её кровью, - существо чуть наклонилось, пытаясь, приблизится ко мне. Из теперь уже открытой пасти с огромно отточенными жёлтыми зубами капала отвратительная слюна. Жидкость, достигая металла стола, заставляла его дымиться и прожигала в нём дыры.
-- Подпишшиии… вновь произнёс не человек.
Меня обуял страх. Трясясь всеми своими конечностями, я протянул руку и взял в неё перо… и проснулся. Быстро соскочив с постели, убежал в душ, чтобы смыть противный липкий пот страха. Я как бы и не проснулся, силясь вспомнить, что за текст был написан на том листе. Мне было непонятно, почему я должен был продать её душу, а не свою? Или она должна бы была продать свою душу, но не я. Всё это выглядело не логично. И почему перо принадлежавшее Ангелу, Демон назвал дьявольским. И о какой брачной ночи говорил Демон? Ведь это был просто эксперимент девственницы, пожелавшей стать женщиной Я силился вспомнить, что произошло после того, как я взял перо. Подписал я этот чертовский договор или сон выкинул меня оттуда. Мне было страшно. Я почему-то думал, что подписал, а дьявольские наваждения стёрли у меня память. Ведь так зачастую бывает: просыпаешься, силишься вспомнить какой-то важный сон, но ничего нет – он напрочь стёрт.
 
Самое страшное было во всём этом, что я потерял ощущение реальности. Я точно знал, что это сон, но он казался мне намного реальнее, реальности. Это было будто временное умопомешательство. «Я выясню это!», - решил я и, быстро перестелив мокрые от пота простыни, попытался уснуть. Во мне была уверенность, что я попаду в тот же самый сон и разрешу все свои сомнения. Но в действительности человек не может управлять своими сновидениями. На деле всё наоборот. Сновидения управляют нами…
 
В этот раз я попал на какую-то огромную цветочную поляну или луг. Куда ни глянь, цветам не было конца. Вдали показалась фигурка в белом. Это была женщина – Ирина. Приблизившись ко мне, она сказала:
-- Прошло три дня, я смотрела свой календарик. Сегодня день для вхождения.
Слово «Вхождение» тут же напомнило мне прошлый сон, но я не осознавал, что нахожусь в другом сне, был уверен в его реальности.
-- Мне важно знать, подписал я тот договор или нет, - останавливая её жестом руки, сказал я.
Ира ласково улыбнулась и, взяв меня за руку, покачала головой:
-- Не бойся, милый, нет. Ты не успел.
-- Но я же взял в руку перо? А что было дальше?
-- Ни-че-го! – произнесла по слогам женщина и стала раздеваться. Под белым одеянием непонятного покроя был надет один из комплектов белья, который мы приобрели в том маленьком магазинчике. Я чётко разглядел его вплоть до самого распоследнего кружавчика и рисунка. Быстро раздевшись и раздев свою женщину, прижал её к своему телу и, прильнув губами к её губам, страстно поцеловал. Я чувствовал своей грудью её грудь, мои ноги сливались с её ногами. А губы пили сок страсти с её губ. Меня захлестнула волна наслаждения переходящая в оргазм. Все чувства были обострены в тысячи раз. Это было так приятно, просто словами не передать. Всего один поцелуй во сне по мощности чувств был равен целой ночи любви. Конечно же, я тут же проснулся и снова побежал в душ, чтобы поменять не постельное, а в этот раз нательное бельё. Сквозь шум воды был слышен звон будильника, как бы говорившего мне, что третьего сна не будет – пора на работу…

У меня было вино Гратиешты. Баушка из Биробиджана подарила мне его на какой-то день рождения. Потом она уехала в Израиль. Но вино осталось. Вино, кажеца, было молдавским, но в нём присутствовал вкус еврейства. Не знаю, откуда я это взял, но мне было доподлинно известно, что вино идышевское, а не гойское. Но я-то был россиянином и предпочитал Московскую всяким прочим вискарям и франчайзеским шампуням. Кислятина она и в Африке – кислятина! Но это моё мнение и оно никак не должно распространяться на ваши вкусы. Да я предпочёл бы горилку с салом сладкому вину с фруктовой закуской. Но тогда был не тот случай.
 
 
Случай был совсем не тот! Я шёл к женщине, которая ожидала меня, чтобы я её разморозил. Поэтому, наверное, понятно, что мною были закуплены шоколадки российского производства. В моей правой руке алели пять прекрасных огромных роз, а вожделенная бутылка покоилось в необъятной сумке, в которой нашлось место не только презервативам, но и импортному лубриканту.
 
Она меня ждала. Но это не удивительно ведь мы  не встречались все прошлые дни. Я был направлен в командировку. Я не спал ночами, но починил этот чёртов кабель, который не относится к делу, но если бы я не успел, то день «Л», возможно бы никогда не наступил. И я бы не продал её душу Дьяволу. А я её продал. Я понял это после. Но тогда я не знал. Мне важно было разжечь из спички пламя пионерского костра. Я разжёг его! Мы пили вино из одного бокала, передавая его через губы рот в рот, ели дольки шоколада - губы в губы. А потом страстно целовались ища языками послевкусие.
 
Она показывала мне стриптиз каждый раз по иному, одеваясь, то королевой, то служанкой. Иногда она была кухаркой и кормила меня с рук или с грудей. Иногда врачом и лечила меня от неизвестной болезни. А когда она стала учителем, а я нерадивым учеником, я понял, что мы поменялись ролями.
 
Теперь она учила меня, где и как я должен её поцеловать, как погладить. Теперь она открывала мне зоны своей чувственности. И не я был сверху в нашу первую близость, а она. Это она нанизалась на меня своей пещерой страсти, а не я воткнул в неё свой кол любви. Победителей не судят и плох тот учитель, если ученица не превзойдёт его! Ирина была прилежной ученицей, она изучила предмет досконально. Она стала моим учителем…
 
А я начал сожалеть, что пробудил её чувственность. Из айсберга в океане я превратил её вулкан страсти, пожравший некогда Помпеи. Я был лишь ступенькой в её новом мире продвижения чувственности, но она помнила меня и всегда называла: «Мой учитель!». Нет, ко мне не устраивались в очередь холодные женщины, но я каждый месяц получал деньги, равные моей зарплате. Я не мог от них отказаться. Я не знал, откуда они приходят…
 
Три года я получал их, а потом она, вероятно, решила, что расплатилась со мной. Нет я не чувствовал себя альфонсом. Я чувствовал другое. Я чувствовал, что тот сон был пророческим. Я предал её! Я подписал ей приговор её же девственной кровью. Меня обманули и не показали, что произошло в действительности. Ведь я взял в правую руку перо…А тот Ангел не был Ангелом. Он был Дьяволом, которому я продал её душу.
 
Прошло какое-то количество лет. Ирочка стала валютной проституткой. Она неплохо зарабатывает поболе многих. Иногда завидев меня, выходя из своей машины, которые она меняет, как перчатки, она как бы не замечает меня, но  её губы беззвучно шепчут: «Спасибо, Учитель за то, что разморозил меня!». А может мне это кажется?
 
Но я иногда вижу сны, редко… раз в год или реже. Ко мне приходят Ангел и Демон. Они говорят синхронно, вибрирующим голосом: «Юра! Ты продал мне её душу, Спасибо тебе!». И тогда я просыпаюсь в холодном поту и не могу долго уснуть. Нет я не верю, я знаю, что это моя Совесть показывает мне такие сны. А виноват ли я в этом или нет - судить вам…