Очерк о творчестве В. В. Вересаева

Не знаю, читают ли такие очерки, современные читатели, но впечатлениями от прочитанного хочется поделиться. С уважением автор.


                ПРИТЧА
                О творчестве Викентия Вересаева.

                Над кем притча не сбывалась!
                Против притчи не поспоришь.
                В. Даль.

      Компания собралась небольшая – человек семь. По возрасту от шести до шестидесяти шести. И понятно, что в дороге к речке Сухорушке этот отряд растянулся на полверсты. Неудивительно. Что к приходу старших уже был собран сушняк, и первые всполохи огня охватили ветки красной пихты.
      Женщины, а их было большинство, решили искупаться. По таежной речке Сухорушке, которую можно было в отдельных местах перешагнуть без напряжения, они отправились искать бочаг. Это что-то типа излучины на большой реке или омута на средней речке. Женщины быстро отыскали интересующее их место. Крики и визг нарушили утренний покой. Но и этот привнесенный шум быстро поглотила тишина. Все собрались у костра. Ели печеную картошку, пили чай, заваренный листьями черной смородины. И, если бы не печеная картошка, вряд ли бы была удовлетворена жажда еды. Собравшиеся люди, перебрасывая с руки на руку черный до угля и горячий картофель, неспешно разговаривали. Рассказывали разные истории из своей жизни и плавно вплетали в разговор что-то из прочитанного, вдруг всплывшее в памяти на берегу лесной Сухорушки. Сытый желудок, чистый воздух, мягкое теплое солнце – располагали  к неторопливой беседе.
       Вспомнили Паустовского и Булгакова, кто-то прочитал стихи Н. Рубцова:

Приуныли в поле колокольчики,
Для людей мечтают позвенеть,
Но цветов певучие батончики
Разве что подслушает медведь.

       Одна дама, лет тридцати, рассказала притчу о соревновании двух художников. Каждый из них – учитель и ученик – представил конкурсный портрет красивой женщины, что-то типа картины Крамского «Неизвестная». Первый, в путешествиях, искал и нашел изумительной красоты образ – и все любовались прекрасной иностранкой. Второй написал портрет жены. Поначалу симпатии зрителей склонились к портрету иностранки, но в конечном итоге отдали предпочтение портрету местного художника. И тут был поставлен вопрос, кто автор этой притчи?
      Все притихли.
Рассматривая почерневшие от печеной картошки, пальцы рук я пытался определить автора этой истории. Почему-то подумалось: «Это – Александр Грин» И тут же в лесной тишине как-то очень выразительно прозвучало:
      - Так ведь это же Вересаев!
      - Да, - подтвердила рассказчица, - это Вересаев.
В моей голове включился компьютер, называемый памятью: «Ве-ре-са-ев: ровесник Бунина, Куприна, Мережковского; чуть старше Вересаева: Короленко, Чехов… Достаточно. Но с Вересаевым, его творчеством ты не знаком». Я, конечно, держал в руках книги Вересаева, но так и не настроился на их чтение.
      Вот тут, у костра, на берегу уральской речки Сухорушки, с горячим картофелем в руках, я получил толчок к прочтению книг Вересаева.
В домашней библиотеке у меня нашелся двух-и четырехтомный Вересаев, да еще отдельная книга «Живая жизнь». В библиотеке я еще нашел четырехтомник, где были опубликованы вересаевские сочинения о Пушкине, Гоголе и роман «В тупике». Но как у нас издавали некоторых авторов? Вразброс. Роман «В тупике» есть в одном собрании сочинений, но нет его в другом. «Аполлон и Дионис» (О Ницше), роман «Сестры», «Воспоминания» вообще не включены ни в одно из поздних собраний сочинений.
      Мне хотелось, прежде всего, узнать об этом человеке. Мироощущение писателя отражается в его книгах. О его личной жизни, поступках, наклонностях и привычках можно узнать из воспоминаний и книг других писателей, как, например, А. Моруа блестяще написал о Жорж Санд и Александре Дюма, А. П. Виноградов – о Стендале. Есть книги воспоминаний о Соколове-Микитове, Блоке, Николае Носове, Короленко, Фраермане и… список можно продолжить.
      Но,… но о Вересаеве не написаны мемуары. В воспоминаниях современников редко упоминается его имя. Разве что – наблюдения Н. Д. Телешова (1), Скитальца (2), А.Н. Толстого (3). Краткая информация в энциклопедиях меня не устроила. Вступительные статьи в поздних изданиях были написаны одним автором, по советским штампам, с классовой установкой.
      И тогда я начал узнавать В. Вересаева по его книгам. Прочитал все, что было издано, и передо мной выстроилась целая вереница вопросов.
      Кто же он Вересаев?
      Писатель? Ученый? Врач? Если марксист, – то до какой степени? А быть может попутчик, лояльно относящийся к Советской власти? Почему о нем молчат его современники? Хотя отдельные исследователи творчества Вересаева не признают его марксистом, другие, напротив, утверждают, что Вересаев начал одним из первых создавать образ коммуниста-революционера в российской литературе.
      Действительно, притча – что-то непонятное, труднообъяснимое, загадочное?!

* * *
      Чтобы во всем разобраться, надо обратиться самому Вересаеву. Выбрать те принципы, на которых строил он свою жизнь, но многие люди таких принципов в своей жизни вообще не обозначают, он – Вересаев – не отклонялся от них во все периоды бурной истории России, которая ломала судьбы людские, уничтожала интеллигентность и сострадание к ближнему, утверждала классовую злобу и подозрительность.
      В лекции для литературной студии В. Вересаев изложил свою позицию: «Художник должен быть самим собой, - другого пути к истине нет» (4). Как бы писатель ни пытался скрыть свое отношение к той или иной проблеме, все равно его скрытое отношение выльется на бумагу, поскольку «человек и истинное художество связаны между собой неразрывно» (5).
В автобиографии находим: «…веры в народ не было. Было только сознание огромной вины перед ним и стыд за свое привилегированное положение» (напрасно стыдился: все успехи Вересаева – результат его упорного труда) и там же: «Характер у меня замкнутый, схожусь с людьми трудно» (6). К этим признакам я еще вернусь.
      Викентий Викентьевич Вересаев (Смидович) родился 4/16 января 1867 года, т.е. 130 лет назад, в семье известного врача, склонного к науке и… полностью равнодушного к «изящной литературе». По-видимому, сын решил восполнить этот семейный пробел и в 13-14 лет начал писать стихи. Гимназию он закончил с серебряной медалью и глубоким знанием древних языков. В 21 год окончил Петербургский университет и получил степень кандидата исторических наук. Казалось бы, твори  - работай, специальность есть. Но он едет в Дерпт и поступает на медицинский факультет. Настояние отца? Не исключено. В 27 лет Вересаев получает второе высшее образование и утверждает свое имя в литературе повестью «Без дороги» и рядом рассказов.
       Различны по сюжету ранние рассказы В. Вересаева: здесь и наблюдения, отражающие мимолетные впечатления жизни, и пылкие юношеские восприятия природы. Блуждания по окрестностям дали материал из жизни крестьян: «Лизар», «К спеху». Производственная тематика в рассказе «Ванька» взята из третьих рук. Уже нащупывается тема интеллигенции: «Загадка», «Товарищи», «На эстраде». В рассказе «Товарищи» молодые люди тяжело переживают свое безделье, терзаемые мыслью о будущем, испытывают неудовлетворенность настоящим и бояться открыться перед друзьями: вдруг не поймут – засмеют. В этом возрасте переломный момент: найдешь ли ты в себе силы для дальнейшего духовного развития, станешь личностью, или будешь постоянно деградировать, станешь слезливо оправдываться перед другими: «Среда заела. Жизнь такая». Нет. Нет и нет! Жизнь везде одинакова.
Важно – не где жить, важно – как жить.
С рассказом «Лизар» Викентию Викентьевичу крупно «повезло». Хотите – воспринимайте это слово в кавычках, хотите – нет. Повезло в том плане, что эту вещь заметил, прочитал и использовал в своей работе некто Владимир Ильин. Вообще приятно для автора, когда на тебя ссылаются. Значит читают. Но В. Ильин (В. Ленин) в работе «Развитие капитализма в России» использовал содержание рассказа невпопад. Я пишу это не для того, чтобы лишний раз проехаться по авторитету вождя пролетарской революции. Нет, Боже упаси! (Здесь меня сдерживает мой внутренний цензор. Зачем? Не надо!). Для справедливости. Штудируя труды Туган-Барановского и других легальных марксистов, Ильин закладывал основы развала сельского хозяйства России и в помощь привлек рассказ «Лизар». Прочтите внимательно рассказ. Ведь здесь описание весенней поры: «Среди ореховых и ольховых кустов все пело, стрекотало, жужжало». «Вдали всюду звучали девические песни, - была троица, по деревням водили хороводы». И разговоров минимум. Подвыпивший Лизар рассуждает о проблемах большой семьи. Не нужны ему лишние дети – земли не хватает. Но Ильин знает, как поступить с потомственным тружеником на земле. Он пишет: «… нет смысла поддерживать мелкое производство, которое ведет к понижению жизненного уровня производства ниже уровня батрака. Но г. В.В. (т.е. Вересаев) рассуждает иначе. Он восхищается «усердием» (нет такого слова в рассказе) крестьянина и его уходом за скотом, восхищается тем, как «хороши результаты скотоводства» у бабы, которая всю жизнь проводит с коровой и овцами» (7). Да-а! Давайте-ка, посмотрим, что говорит выпивший Лизар по поводу «хорошего результата скотоводства у баб». Читаем: «Уже наказываешь сынам своим: будьте, ребятушки, посмирней,… а глядишь – то одна наладивши, породит, то другая…» (8). Далее Ильин высокомерно насмехается: «Подумаешь, вот благодать-то! «Всю жизнь с коровой» (9). Эта насмешка дорого обошлась русскому крестьянству – но это проблема историков, и мы ее оставим.
Повезло Вересаеву: на его рассказ сослался вождь мирового пролетариата. Ну а как использовал содержание рассказа Ильин – это на его совести.
Здесь возникает вопрос. Как молодой автор, написавший большую работу «Развитие капитализма в России», заметил небольшой рассказ другого молодого автора? Случайность? Подсказка? Ведь обе публикации вышли в один и тот же год – 1899. Задумаемся!
А рассказ? Рассказ живет своей жизнью. И очень хочется после того, что приведено ранее, процитировать Вересаева: «Была уже поздняя ночь, а все кругом жило, пело и любило… Хороша жизнь! Жить, жить, - жить широкой жизнью, не бояться ее. Не ломать и не отрицать себя, - в этом была та великая тайна, которую так радостно и властно раскрывала природа» (10). Именно в этом рассказе. Как мне представляется, В. Вересаев подходит к поискам смысла жизни.
      А дальше появляются повести – «полудневки, полумемуары» (11), - по оценке В. Львова-Рогаческого. Действительно, в дальнейшем творчестве В. Вересаева начинает проявляться его образование: то он исследователь-ученый, то врач. Это особенность творчества В. Вересаева.

* * *
       Первая большая повесть В. Вересаева «Без дороги» опубликована в 1895 году. Написана в виде дневника и на злобу дня. В это время происходит перелом в сознании интеллигенции: разочарование в идеях народничества, идеологическое шараханье, поиски нового направления действия.
       Повесть состоит из двух частей, но, читая, непроизвольно делишь ее на три части. Герой повести Чеканов теряет место постоянной работы по банальной причине: высокомерное отношение начальства по отношению к молодому специалисту, с одной стороны, а с другой – гордая заносчивость молодого человека. И вот он в деревне, у родственников. Они вместе отдыхают: купаются, катаются на лодках и лошадях, гуляют, читают книги – и все это при полном обеспечении со стороны дядюшки и прислуги: «Сильная румяная девка, с платочком на голове и босая, внесла кипящую на сковороде яичницу» (12). В этой сибаритствующей обстановке молодые люди размышляют. О чем? Естественно, о жизни. Не было такого поколения людей на земле, которое бы, достигнув работоспособного возраста, не задумывалось над своим будущим. Это закон жизни. Естественно, подросшая молодежь (особенно Наташа) хочет знать мнение более старшего Дмитрия Чеканова. Он, потерявший работу, сам в растерянности, тем не менее, советует Наташе заняться учительством. Труд учителя, если к нему относиться с душой, методичный, повседневный, нудный. Наташу это не устраивает, даже как-то оскорбляет ее достоинство, ей нужно что-то большее. Но что?.. Она сама еще не знает, а Дмитрий подсказать не может. На этом первая часть повести, на мой взгляд, заканчивается. Вторя часть, хотя она не выделена в повести, начинается с появления Гаврилова. Всего двадцать страниц текста, которые исследователи творчества В. Вересаева вообще не замечают (13), но ради них, по-видимому, была написана повесть. Это первое появление героя-революционера в повести В. Вересаева. Некто Гаврилов «…был худощавый человек лет тридцати пяти, с жидкой бородкой и остриженный в скобку; выглядел он мелким торгашом-краснорядцем или просолом, но лоб у него был интеллигентным» (14). Гаврилов всю беседу ведет («с заметною усмешкой» или с «заметною улыбкою, как бы показывая присутствующим, что он знает что-то такое, что другим не доступно) о бедности народа, «проистекающей с возникшим разделением труда». Призывает хозяина дома, Николая Ивановича, труженика, земского врача, принять к себе в дом три-четыре нищих семьи – поить, кормить и обучать их. Николай Иванович махнул рукой и спросил: «…как же семья?» И получил ответ: «Семьи в настоящее время можно не иметь» (15). Для труженика круг замкнулся.
      Как отреагировали на этот пассаж герои повести?
      Наташа: «…молча наклонилась над чашкой» (16).
Дмитрий Чеканов: «Мне было неловко: правда, нелепостей было сказано достаточно, но… мне вдруг глубоко антипатичен, стал (нет, не Гаврилов) Николай Иванович, и я думал раньше, чтоб он был таким мещанином» (17). Размышления продолжаются и через несколько дней. Чеканов: «… как карикатурно – убога, убога его программа, все-таки чувствую себя перед ним (Гавриловым) таким маленьким и жалким. И передо мной опять встает вопрос: ну, а я-то, чем же я живу?» (18). «В речах этого Гаврилова, на нее (Наташу) пахнуло из другого мира, далекого и светлого, - мира в котором нет сомнений, в котором все живо и сильно. Но где тот путь?» (19).
      Через несколько дней Дмитрий Чеканов, с надломленной душой, уезжает в грязное Заречье, где оборудует барак, налаживает медицинскую службу по борьбе с холерой. Дмитрий самоотверженно трудится на благо народа, но здесь в этом трудном, благородном деле его никто не понимает. Его помощник Горлов удивляется: «Ведь вот начальство за вами не смотрит, - зачем вы так себя утомляете?». Сокровенная русская позиция: нет начальства – можно не работать. Его не понял народ, ради которого он рисковал своим слабым здоровьем. Представители этого же народа избивают беззащитного доктора.
Казалось бы, повесть в духе русской литературы: «Кто виноват?», «Что делать?». Копания медика-интеллигента в своей душе, в своих поступках. Комплекс откуда-то взявшейся вины перед народом.
      Но! Но любое событие познается глубже, если рассмотреть социальные проблемы того периода. К концу 90-х годов прошлого века народничество обнаружило свою несостоятельность: народ это движение не принял. Боевая организация была разгромлена и скомпрометирована. Ее лидеры, типа Азефа, ловко наживались на террористической деятельности. Эти уголовники-убийцы, азефы, слыли героями. Как молодежь попадала в среду народников в их боевые отряды. Хорошо показано в романе Краснова «Цареубийцы».
Критика того времени гадала, к какому идеологическому направлению отнести повесть «Без дороги», но восприняла ее положительно. Тогда возник еще один вопрос. Кто по убеждениям тот самый Гаврилов? Это уже не народник. Может быть, член какого-нибудь кружка по изучению утопий Оуэна или Сен-Симона? Может быть член марксистского кружка? Хотя твердо известно мнение автора. В. Вересаев признался: «Когда я писал свою повесть «Без дороги», я ненавидел марксистов» (20).
      Все четко и ясно. Запомним: это был 1895 год. Через два года В. Вересаев публикует «Поветрие». Произведение чисто марксистское, по убеждению современников. Ряд журналов отказываются его печатать: «Русское богатство», «Мир Божий». В чем дело? Что произошло? Во-первых, к тому времени В. Вересаев разочаровался во взглядах Н. К. Михайловского (см.: его литературные воспоминания, очерк «Н. К. Михайловский») и примкнул к литературному кружку марксистов, в который входили, страшно сказать: Струве, Туган-Барановский, Маслов и др. К этим людям, к этим фамилиям каждому советскому человеку со школьной скамьи прививали чувство отвращения, как к врагам марксизма. За что? За то, что они имели свой взгляд на учение К. Маркса. Во-вторых, В. Вересаев в 1897 году женился на своей троюродной сестре Марии Гермогеновне Смидович. То, что В. Вересаев женился на троюродной сестре, не выбивалось из традиций. Например. Сестра Л. Н. Толстого – Мария – была замужем за троюродным братом Валерианом Петровичем Толстым. Но здесь важно для понимания творчества В. Вересаева уточнить, кто же такие Смидовичи, с которыми он укрепляет и без того родственные связи. Обращаемся к «Воспоминаниям». Смидовичей В. Вересаев делил на черных и белых. «Смидовичи черные, - пишет он, - бесстрашные перед жизнью, большая активность, всегда ожидали самого лучшего, организаторские способности, умение всегда легко сходиться с людьми; с другой стороны – неразборчивость в средствах, грубость в обращении с людьми, самоуверенность.
      Смидовичи белые – культурность и корректность, идеальная честность, большая деликатность, - даже выражение у нас было: «чисто белая деликатность». С другой стороны – отсутствие активности и инициативы, полное неверие в свои силы, ожидание от жизни всего самого худшего, поэтому робость перед нею, тугость в сближении с людьми, застенчивость, стремление занять везде местечко подальше и поскромней» (21). Это двойное родство если не повлияло на идеологические взгляды В. Вересаева, то дало богатый жизненный материал для творчества. Он всегда подчеркивал, что прообразами его литературных героев были родственники.
     Но вернемся к «Поветрию». Здесь мы вновь встречаем знакомую нам Наташу, которая на короткое время появилась у родственников. Правда, имя соседа-врача, изменилось, но это право автора. Земский врач Сергей Андреевич Троицкий только что закончил сложную операцию горло сечения задыхающейся от крупа девочке. Он закончил свою работу без всякого пафоса, предвкушая встречу и беседу со знакомой девочкой, которая теперь стала взрослой женщиной, которую он не видел четыре года. Какова она?
В гостях у Сергея Андреевича его старый знакомый Киселев, он «… сильно напоминал ярославца-целовальника, но только практическую сметку свою он употреблял не на «объегоривание» и спаивание мужиков, а на дело широкой помощи им», и Даев – сын дьячка, студент-технолог.
       Наташа, Наталья Александровна, та самая, которая хотела найти мир, где нет сомнений. Два года странствий по Швейцарии и два года жизни в Петербурге.
* * *
       Стоп! Давайте вернемся к биографическим данным Смидовичей черных. Где их взять? Конечно, в книгах. Но в каких? И я наткнулся, не сразу, на полное собрание сочинений В. И. Ленина в 55 томах. Это очень удобное собрание, в каждом томе есть именной указатель всех лиц, на которые ссылается автор. Читаем: «Смидович Инна Гермогеновна (она же Лесенко, Димка, Байнова, Загорская) – социал-демократка, искровка. В революционном движении принимала участие с 90-х годов. С момента организации «Искры» (декабрь 1900 г.) и до приезда Н. К. Крупской в апреле 1901 года в Женеву исполняла обязанности секретаря редакции (отошла от этой должности в связи с рождением ребенка), а затем занималась транспортировкой литературы через границу» (22). Можно узнать, как выглядела И. Г. Смидович, со слов Крупской: «Она была пылкой, растрепанной девицей» (23).
Вот откуда мог знать молодой Ленин о творчестве молодого Вересаева.

* * *
      И вот гости Сергея Андреевича все за столом, пьют чай – дискутируют. Киселев отстаивает право на жизнь маленьких артелей, это его жизнь и жизнь для других членов артели. Это конкретные, хотя и малые дела. Даев говорит пренебрежительно – учительским тоном, ссылаясь на азбуку политэкономии, об отмирании кустарничества, поскольку это не может иметь никакого серьезного общественного значения. Даев и Наташа говорят о развитии фабрик, заводов, промышленности. Ссылаясь на объективные экономические законы. Все это нужно для революции. А разорение артели, положение людей их не интересует – им нужны общественные глобальные проблемы: человек же – точка в серой массе. В этом нашла точку опоры Наталья Александровна. Она идет без сомнений, с верой в глубоко революционный рабочий класс…
       Возмущены Сергей Андреевич и Киселев. Последний, уходя, подал руку Наташе и Даеву и сказал: «Делайте ваше «историческое» дело – открывайте фабрики, старайтесь обездолить крестьян, разрушить артели и кустарные промыслы, - может быть, вам когда-нибудь и станет стыдно за это» (24).
Верные слова.
       Но стал ли автор после этого очерка твердым, ни в чем не сомневающимся марксистом? Да, он вращался в марксистской среде. Да, он четко передал взгляды литературных героев, но его взгляды не раскрыты, он остается нейтрален.
       Хотя поздней, в 1901 году, за революционную деятельность по предписанию градоначальника В. Вересаев был выслан из Петербурга в Тулу на два года без права выезда. Однако в эти годы он выезжает: в мае месяце 1902 года – в Германию, Италию, Швейцарию, Францию; в августе 1902 года – в Петербург; весной 1903 года – в Крым; в апреле 1903 года – в Москву (25).

* * *
       Здесь как раз время отвлечься от политических повестей В. Вересаева и обратиться к медицинским проблемам. Российский и даже мировой интерес читателя пришел к В. Вересаеву после опубликования «Записок врача». Он задумал их написать, будучи еще студентом медицинского факультета. Наблюдения студента, а затем практикующего врача позволили Викентию Вивентьевичу собрать интересный материал.
       Деятельность врача интересует всех. Рано или поздно каждый человек обращается к услугам врача. Автор поднял в своих записках множество проблем: этика отношений между врачом и пациентом, врачебная тайна, подготовка врача и ее оральная сторона. Что знает молодой врач и чего он не знает, какие трудности встречаются на его пути, отношение к врачу со стороны общества и больного, оплата труда врача и многое другое. Хотя книга опубликована более ста лет назад, она актуальна и сейчас.
«Записки врача» были опубликованы в 1901 году и сразу же попали в центр внимания читающей публики как профессиональной – врачей, так и всех, кто интересовался медицинскими проблемами. Успех был громадный: четырнадцать выпусков, книга разошлась на Руси и за границей. Именно «Записки врача» принесли славу писателю В. Вересаеву.
И какую славу.
       После публикации «записок» пошли обсуждения в кругу врачей и читающей публики, на уездных, губернских и российских съездах врачей. Часто, как водится, обсуждали не проблему, поднятую автором, а самого автора. Отзывы на эту книгу можно найти у самого В. Вересаева в «Записках для себя» и «По поводу «Записок врача».
О нем отзывались: «мелкий и нечистоплотный честолюбец», «позер бесчестный и чрезвычайно развязный человек», «дикарь с громадным самомнением, эгоист с повышенной половой раздражительностью» и т.д.
      Были и положительные отзывы.
      Этой книгой Викентий Викентьевич привлек к своей фамилии всеобщее внимание, и все последующие публикации прочитывались уже потому, что на книге стояла фамилия – Вересаев.
Не многим это удается.

*  * *
      Давайте вновь обратимся к политическим повестям В. Вересаева, написанным с классовых позиций. Отвлечемся от авторской периодизации творческого пути, а он выделяет шесть эпох: эпоха безвременья от 80-х годов до холерного волнения 1892 года – повесть «Без дороги»; выступления марксисткой молодежи, горячие споры марксистов о судьбах России (1896-1900) – очерк «Поветрие»; размежевание в лагере марксистов. Поворот от марксизма к идеализму (1900-1903) – повесть «На повороте»; русско-японская война и революция 1905 года – цикл рассказов «На войне»; разгром революции -  повесть «К жизни» (1908); революция 1917-1920 годов – роман «В тупике» (26).
Одна из лучших повестей, на мой взгляд, «На повороте» Здесь уже чувствуется опыт работы писателя. Как созвучны настроения человека и окружающей его природы. Природа и человек – первое, что остается в памяти, когда прочтешь повесть. Ну, а характеры, а герои? В. Вересаев верен выбранному пути. Герои – интеллигенты. Из всех лиц, представленных в повести, выделяются две пары: Токарев и Варвара Васильевна; Таня и Сергей.
Первая пара старшая по возрасту, уже прошла этап революционных поисков, а Токарев даже отбыл ссылку. Он постепенно пришел к мысли, что мир жизни человека сложен, многогранен, что нельзя его уложить в какие-то рамки. Он понял это и тяжело переживает случившееся: борьба внутреннего «Я», и общественного «Мы». Варвара Васильевна полностью ушла в свою работу медицинской сестры. Она, добрая и внимательная, не считаясь со временем, всегда готова прийти на помощь людям даже под страхом смерти (когда поит пивом тяжелобольного бешеного мужика). Но жизнь ее тяготит: пустые политические споры и нет больше дела. Она не осознает, что ежедневно делает доброе дело. Ей все кажется мало. Вот если бы за большое хорошее дело требовалось умереть! Она так и говорит: «Нет, я пошла бы… именно потому, что требовалось бы умереть» (27). Но такого большого, хорошего дела она не находит, и потому уходит из жизни добровольно.
      Взгляды Токарева близки жизненной позиции Варвары Васильевны. В глубокую августовскую ночь, когда за окном бушевал ветер, они выяснили это. Варвара Васильевна: «Во мне все словно сохнет, как сохнет ветка дерева. Ее форма весь наружный вид, - все как будто остается прежним, но в ней нет гибкости, нет жизни, она мертва, до самой сердцевины. Вот так и со мной. Как будто ничего не изменилось. Взгляды, цели, стремления, - все прежнее, но от них все больше отлетает дух…» (28).
       Токарев: «Мне вообще тяжело и заглянуть в себя. Я вижу: во мне исчезает что-то, исчезает страшно нужное, без чего нельзя жить. Гаснет непосредственное чувство, и его не заменить ничем … Я вот теперь много думаю и читаю по этике, стараюсь философски обосновать мораль, конструирую себе разные «категории долга». Но в душе я горько смеюсь над собой: почему раньше мне ничего такого не было нужно?» (29).
       Его все больше тянет к спокойной семейной жизни. В конце повести Токарев едва не кончает с собой.
       Вторая пара: Таня и Сергей, молодые и нетерпеливые. Таня  - бесцеремонна в поступках по отношению к своим товарищам и брату. Эгоистична: «Я хочу идти полным шагом, и плевать мне на все и всех» (30). Она узка и односторонняя в своих мыслях. Вмешивается в личную жизнь других, даже не поинтересовавшись, нужно ли это делать (для Варвары Васильевны). Она с презрением и ненавистью смотрит на слабых людей (сцена на железнодорожной станции).
       Во всех поступках Татьяна находит поддержку со стороны Сергея. Во время грозы, когда Татьяна идет вперед наперекор всем, он в восторге восклицает: «Браво, Татьяна Николаевна! Вот! Вот это самое и есть! Все стихийность, стихийность… еще новый бог какой-то, перед которым извольте преклоняться. На себя нужно рассчитывать, а не на стихийность! Стану я себя отрицать, как же! Черта с два!.. Смелее нужно быть, нужно идти на свой собственный риск и полагаться на собственные силы – только! Будь она проклята эта стихийность!» (31).
        Татьяна ушла в ночь с незнакомым пьяным человеком. Все обеспокоены за ее судьбу. Сергей восклицает: «Нет ей-богу, люблю Татьяну Николаевну! Это пролетарий до мозга костей! Ни какие условности для нее не писаны, ничем она не связана, ничего ей не нужно…» (32). Он, как и Татьяна, эгоистичен и не склонен к компромиссам. Но в нем настораживает следующее, на что особо обращаю внимание. Отношение к Булаеву (коллеге по партии). «Сидит он – спокойный, уверенный в себе. А мы вокруг него – млеющие, умиленные, лебезящие… мягкая снисходительность с высоты своего теоретического величия и в то же время чисто холопское пресмыкание перед ним. Как же! Ведь он «носитель!» (33). И еще по отношению к тем, кто умеет жить со всеми в ладу (к семье Будиновского, в которой он часто бывает). «Брр! Лучше мерзавцы, чем все эти смирные и благонамеренные либеральные господа!» (34).
       После появления в печати этой повести критики окончательно заявили о В. Вересаеве как писателе-марксисте. Послушайте, как о нем отзывался в 1904 году В. Ф. Боцяновский: «Вересаев – не буфер, именно барабанщик, забивший тревогу именно в тот момент, когда весьма многие утратили возможность, что бы то ни было понимать в окружающей их жизни, а другие менее многочисленные, бесцельно мечутся, в темноте, в поисках настоящей практической дороги, знамени, изнывают от окружающей их жизненной бессмыслицы» (35). И далее «Вересаев – пропагатор марксизма и ярый адепт этого течения русской жизни» (36). «Пропагатор», «адепт», - какие слова, но через несколько страниц он же «Вересаев – неправоверный марксист и хорошо изложив их учение, приводя множество полезных для них наблюдений, в корне расходится с народниками, он в то же время не мог назвать себя и последователем Маркса» (37).
       И так, пойди, разберись, но для этого мы и сели за стол.
       Следующая повесть «Два конца» (1899-1903 гг.) посвящена описанию жизни русского подмастерья Андрея Ивановича Колосова. Гордый, но больной, знающий свое дело, но не имеющий сил, Андрей Иванович никак не может смириться с обстоятельствами жизни. Он срывает свое зло на жене и дочери. Ссорится с приятелями, но не уступает. Андрей Иванович добр и щедр по своему складу характера. Попав в сложное житейское положение, он ждет от окружающих добра и внимания. Он и получает это внимание один раз: и от хозяина, и от своих товарищей, когда после драки с Ляховым потерял трудоспособность. И все – дальше забыт. Все здоровые трудятся, у них свои домашние и производственные заботы. Но Андрей Иванович живет идеей мести. Встреча с рабочими, которые учатся в политических кружках, Барсуковым и Щепотьевым, еще больше укрепляет жажду мести. В конце концов, Андрей Иванович полностью теряет здоровье, работу, квартиру и умирает от чахотки. Слабый герой. Он не может вызвать уважения к себе. Люди уважают сильных, умеющих выходить из любой ситуации. Когда читаешь вторую половину повести «Два конца», никак не можешь избавиться от впечатления. Что читаешь книгу Власа Дорошевича «Сахалин» (каторга): та же градация общества – что на гражданском производстве, то же отношение к женщине, и один конец – «честным путем пристроить свою жизнь подле мужчины».
       Герои повести вызывают сочувствие. Хотя эта повесть не включена ни в один из шести его периодов развития революционной ситуации и творческих периодов, тем не менее, ее нельзя исключать из общего анализа творчества автора.
       Чтение повестей В. Вересаева наводит на мысль о том, что автор готовит нас, читателей, к чему-то значительному, что должно произойти в будущем, а пока это будущее ему самому неведомо. Но интересно, и он накапливает материал, чтобы выложить его в тот момент, когда это будущее придет и его нельзя будет понять без этих несложных повестей.

* * *
      Вторая часть повести «Два конца» была опубликована в 1903 году. Следующая повесть появилась в печати лишь в 1909 году. В эти годы В. Вересаев был призван в действующую армию в качестве полевого врача. Участник русско-японской войны (с июля 1904 – по начало 1906 гг.), в это время он публикует рассказы об этой войне. В 1905 году, с 27 октября по 3 декабря, он сотрудник газеты «Новая жизнь». Газета выходит на деньги социал-демократов. Редактором газеты был поэт-декадент Н. М. Минский, секретарями редакции – П. Румянцев и Н. Тэффи. В редакцию газеты «Новая жизнь» входили В. Ленин, В. Воровский, А. Луначарский, А. Горький, Л. Андреев, К. Бальмонт, И. Бунин и др. (38).
       После возвращения с театра военных действии В. Вересаев живет в Москве и сотрудничает в сборнике «Знание», редактируемом А. Горьким (это 1906-1908 гг.), затем В. Вересаев выходит из числа сотрудников сборника «Знание» под видом не выплаты гонорара и с этого времени прерывает переписку с А. Горьким до 1912 года.
Происходят изменения в жизни и политических взглядах родственников В. Вересаева – Смидовичей черных.
       Инна Гермогеновна после ухода из «Искры» переходит на сторону меньшевиков. В. Ленин пишет ей письмо от 19 декабря 1901 года, требует объяснений: почему газета «экономического» направления «Вперед» выходит на деньги «Искры» (39). Суть конфликта далее не раскрывается, но Ленин не может этого простить И. Смидович и в дальнейшем называет ее не иначе, как «сплетницей и глупой бабой» (40). Так же не лестно В. Ленин отзывается и о ее муже – М. Н. Лемене (41). В годы реакции они отошли от политической деятельности.
       Петр Гермогенович Смидович также подвергся резкой критике со стороны Ленина (42), но остался большевиком до конца своих дней. После октябрьского переворота – на ответственной советской и хозяйственной работе: председатель Московского совета; член президиума ВСНХ; председатель Московского губернского совнархоза; член ВЦИК и ЦИК СССР. Его прах замурован в кремлевской стене, его именем назван один из поселков Еврейской автономной области. (43).
      Жена Петра Смидовича, Софья Николаевна, была близкой знакомой семьи Ульяновых. В 1919-1922 годах – заведующая женотделом МК РКП (б). На XIV и ХV съездах партии избиралась членом ЦКК ВКП (б) (44).
      Для чего я привожу эти детали из биографии Смидовичей? Для того чтобы понять содержание следующей политической повести и романа «В тупике», понять историю появления романа «В тупике» в печати и еще раз подчеркнуть автобиографичность творчества В. Вересаева.

* * *
       Следующая политическая повесть «К жизни» (1909 г.) символична по своему названию. К жизни – это возврат после болезни? Ссылки? Тюрьмы? После какого-то сильного потрясения.
Повесть так и начинается: «Алексея выпустили». А дальше главный герой, Константин Сергеевич Чердынцев, с помощью дневника-воспоминания, но без указания точных дат, как в повести «Без дороги», вводит нас в курс дела.
Я написал «главный герой Чердынцев» и задумался: главный ли он? Мне представляется, что все же главный герой – Иринарх. Он отсидел в тюрьме три месяца, после чего у него появилась «какая-то найденная идея, глаза светились твердым, уверенным ответом, а раньше он смотрел выжидающим, со смеющимся без веры вопросом» (45). Именно с ним постоянно дискутирует Чердынцев, не соглашается внешне. Но цитирую: «Я вслушиваюсь в себя, - да, давно уже в проповедях Иринарха что-то вызывало во мне растерянную досаду. Я не мог себе опровергнуть у него неуловимого пункта и растерянность свою прикрывал разжиганием презрения к Иринарху» (46).
      И Алексей, разочаровавшись в революционной деятельности, уходит из жизни в согласии  с теорией Иринарха – жизнь только в настоящем. В предсмертном письме он пишет Чердынцеву: «Такой маленькой кажется мне и твоя радость жизни, освещенная в будущем. Неужели, ты в правду веришь в нее?». Далее: «Но это вера и не больше» (47).
Он же -  Иринарх – вскрыл беспомощность большевиков простым вопросом: «За что вы боретесь? К чему стремитесь?» (48).
Дядя – Белый – ответил: «Чтоб всем было хорошо». «Чтобы была свобода, чтоб люди были сыты, независимы, могли бы удовлетворять всем своим потребностям, чтоб были «счастливы?» (49).
       Турман выразился более определенно: «В морду всем можно будет засветить. Всем, кто того стоит! Вот что будет!» (50). И еще: «… я вам заявляю: надо чтоб это пришло через десять-пятнадцать лет. Слышите? – Турман грозно постучал ладонью по столу. – Через десять-пятнадцать лет, не дольше!» (51). (Точно – революция и гражданская война).
Второй герой повести – Катра – Екатерина Аркадьевна, красивая женщина, которая живет легко и открыто, любит гостей, у нее всегда много приезжих, много говорят, спорят, пьют шампанское, все гости немного влюблены в хозяйку. Хотя Чердынцеву бывает «страшно и смешно», когда он посещает ее дом, преодолевая «вражду к ней», но в то же время он не может без нее. Он использует ее квартиру как явочную, где товарищи «препираются о «текущем моменте», использует для переброски нелегальной литературы, и даже однажды вытащил на демонстрацию с риском для жизни. Чердынцев знает ее отношение ко всей его деятельности – открыто пренебрежительное, и, она согласна, с ним сотрудничать: «…только потому, чтобы вы (Чердынцев) не воображали, будто я боюсь…» (52).
Катра помогает Чердынцеву во всем: случись беда с Алексеем – она идет в аптеку; спасает раненного рабочего во время демонстрации, играя на психологии русского интеллигента – личное достоинство выше всего, Катра фактически принуждает отставного полковника принять раненого. И тот в противовес всем своим жизненным устоям помогает им. И, когда жандармы ушли, «он с гордостью остановился перед Катрой и развел руками. – Ну-с! Надеюсь, вы меня теперь ни в чем не можете упрекнуть!» (53).
       Катру все относят к декадентам. Ну и что тут плохого? Для советского времени все, и всё было плохо. Катра живет на свои средства, которые получает от своей собственности, и, когда этой собственности угрожает опасность, она естественна в своем гневе – по крайне мере она искренна в своем поступке. И представлять ее «злобной собственницей» можно только с классовых позиций.
       Под влиянием Иринарха, Катры, в изменившихся условиях революционной ситуации происходит смена взглядов у Чердынцева. А еще под влиянием родственницы Маши. Бессребреницы, которая все стремиться делать для других. Только в ее обществе Алексей и Чердынцев чувствуют себя спокойно. Но Маша не может пойти революционным путем: «Вы слишком наружу смотрите. Под этим, глубже, у вас ничего нету. Поэтому все строите на ненависти. А нужно всех любить. И потому у вас без бога» (54). Чердынцев все больше задумывается над тем, что он делает и ради чего живет. Он сближается с Катрой и порывает с ней. Он разочаровывается в революционной деятельности. На улицах он встречает знакомых, но «глаза одних со стыдом отворачиваются, глаза других загораются враждою» (55). Чердынцев уходит в себя. Ищет смысл жизни.
       Герои В. Вересаева, как мы замечаем, всегда в поисках смысла жизни. Находят ли они его? Конечно, нет. Но все они думающие, ищущие: Дмитрий Чеканов – «Без дороги»; Киселев – «Поветрие»; Токарев, Варвара Васильевна – «На повороте»; Иринарх – «К жизни», понимающие, что жизнь многогранна, широка и разнообразна. Ее нельзя загнать в узкие границы.
       Повесть подкупает своей искренностью. Но я в этой повести не обнаружил утверждение Ю. Фохт-Бабушкина, что «симпатии Вересаева, бесспорно, на стороне восставших рабочих, крестьян и революционно настроенной интеллигенции, отстаивающей интересы трудового народа» (56).
       В. Вересаев считал повесть «К жизни» самой плохой из всех его вещей. Он писал в «Записках для себя»: «В долгих исканиях смысла жизни я в то время пришел, наконец, к твердым, самостоятельным, не книжным выводам, давшим мне глубокое удовлетворение, давшим собственное, питающее мня до сих пор знание, - в чем жизнь и в чем ее «смысл?» (57). «Это были именно только мои ответы, для себя» (58). Расплывчатая оценка – это были 30-е годы!.. но в то же время конкретная – автор на стороне Чердынцева.
       Практически на анализе рассматриваемых нами повестей заканчивалось в советский период исследование творчества В. Вересаева как писателя, отражающего интересы революционной интеллигенции. На их основе делались выводы о творчестве писателя. Так, А. Ф. Силенко упрекает В. Вересаева в том, «что у него нет больших эпических произведений, что он не создал полный образ положительного героя того времени». (59). А. Мясников, напротив, утверждает: «Вересаеву принадлежит большая заслуга в истории нашей отечественной литературы – он одним из первых стал рисовать в своих художественных произведениях образ революционного марксиста – образ настоящего героя своего времени» (60). По-видимому, каждый из упоминаемых авторов по-своему прав, если рассматривать творчество В. Вересаева не в целости, а по каждой отдельной повести.
       Давайте обратимся к прочитанным повестям как к художественному, целому, единому полотну, используя вересаевский метод, которым он пользовался при создании книг «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни». Используя не только цитаты из прочитанных повестей, но и обратим внимание на глаза, губы, улыбки. Жесты, тон речи героев повестей. Необходимость это сделать подсказывает сам В. Вересаев (см.: «Записки для себя» - «зеркало души – губы») (61). Как говорил наш несуществующий классик Кузьма Прутков: «Отыщи всему начало и многое поймешь».
       Вересаевский метод особенно важен для понимания написанных им в советское время романов «В тупике», и «Сестры». Я не знаю, хотел, или не хотел этого автор, но получается следующая картина.
       В повести «Без дороги» мужики безграмотны и жестоки, они убивают врача, который приехал облегчить их существование.
В повести «На повороте»: «Все бегут в город, там за три рубля готовы жить, а тут и за пять не хотят. А уж, который останется, так такая шваль, что лучше и не связывайся». «Грубый народ, пьяный! Вор-народ!» (62).
В повести «Два конца» Андрей Иванович, сам рабочий переплетчик, говорит: «Вы меня извините за выражение, только я о русском человеке очень худо понимаю: он груб, дик! Дай ему только бутылку водки, больше ему ничего не нужно. О другом у него дум нет» (63). Дальше он продолжает, забыв о себе: «А я говорю о сером народе, о фабричных, о мужиках. Это ужасно дикий народ! Тупой народ пьяный!» (64).
      Я привел эти выдержки не для того, чтобы упрекнуть В. Вересаева в предвзятости, нет, он и сам, помните, в автобиографии писал: «Во мне нет веры в народ». Он знал русский народ и как писатель, и как врач. Постоянно соприкасался с ним в мирное и военное время. Он понимал, что с таким народом трудно построить «светлое будущее». Такие оценки русского народа  - это не открытие В. Вересаева, их можно найти и у других писателей.
      Но здесь нужно подчеркнуть другое. Если народники шли в народ, чтобы нести какие-то знания, духовность и при этом знали особенности русского народа, однако потерпели поражение (русский народ в то время с большим недоверием относился к грамотности), то большевики пошли по другому пути, используя все темное, они кинули в массы теорию классовой ненависти.
       В. Вересаев вращался в марксистских кругах, он знал среду людей революции. Если рассматривать повести В. Вересаева как единое художественное полотно, то можно проследить процесс зарождения и становления революционера-марксиста. Гаврилов в повести «Без дороги» говорит с «заметною усмешкою» голосом «проповедника-фанатика». С большой наглостью советует: «Семью можно бы в настоящее время и не иметь». Гаврилов ведет беседу не от своего лица, он утверждает: «Да, «партия» людей, которые думают, что общее благо должно ставиться выше личного» (65).
       В «Поветрии»: «Даев, странный парень с черною бородой и презрительно-надменною складкою меж тонких бровей», говорил пренебрежительно учительским тоном» (66). Наталья Александровна говорит с усмешкою. На мягкую интеллигентность и воспитанность хозяина дома она отвечает опять же с усмешкою и с вызовом: «Какая есть».
       Героев повести «На повороте» мы уже отмечали: Татьяна и Сергей эгоистичны, они сторонники «больших» дел, на «малые» они плюют.
       В повести «Два конца» В. Вересаев вскользь упоминает о двух рабочих: Барсукове и Шепотьеве, но и здесь: «Шепотьев был странный парень с энергичным, суровым лицом, с насмешливой складкой в углах губ» (67).
       Еще более откровенные характеристики дает В. Вересаев революционерам в повести «К жизни» и это не удивительно. Движение уже сложилось, оформилось, появились революционеры-профессионалы, для которых «борьба стала фетишем».
       Доктор Розанов, который был руководителем восстания, и который практически владел городом. В нем «чувствуется безмерно деспотичный человек, сектант, с головой утонувшей  во фракционных кляузах» (68). Когда Розанов узнал, что Чердынцев интересуется Ницше, «он поднял брови и со скрытою усмешкой протянул: «Вот вы чем начинаете интересоваться!», и в зеленых глазах «проступило жесткое презрение», «Кто не за нас, тот против нас» (69).
Перевозчиков – «навязчивостью и ложью он много достигает, - тою фальшивою «пролетарской моралью», которую культивируют как раз интеллигенты. «В квартире, данной буржуем, он пачкает сапогами диваны из презрения к буржуазии» (70).
       Турман – «кто это был, - живой человек или страшное испарение жизни, спустившееся в человеческую фигуру с наивно-реальным шрамом на лбу?» (71).
И еще одна цитата. Чердынцев говорит: «Мне не интересны десятки. Вот эти сотни тысяч мне важны – стихия, только мгновениями способная на жизнь» (72).
       Мы видим в развитии тип большевика-революционера: от появления с «заметною усмешкою», с каким-то превосходством над людьми, с презрительной улыбкой в углах губ до людей, готовых на: фальшь, ложь, хамство, решительное подавление инакомыслия, презрение к отдельно взятому человеку и откровенным хамством по отношению ко всем, кто «не за нас».
Вырос человек насилия и ненависти.
       Все это прикрывалось интересами классовой борьбы. В этом обобщенном образе революционера марксиста есть ответ тем исследователям творчества В. Вересаева, которые хотят судить о нем по одному какому-нибудь произведению писателя. Так, И. Прусакова в статье «Речь очевидца», анализируя роман «В тупике», задает вопрос: «…откуда они взялись, эти наводящие ужас новые властелины в кожанках, где таились до сих пор?» (73).
В. Вересаеву ясно, откуда они взялись, и он дает ответ на этот вопрос в своих повестях.
Интересно проследить отношение героев повестей к действиям марксистов.
В повести «Без дороги» Николай Иванович после ухода Гаврилова облегченно вздохнул: «Господи, боже мой! – воскликнул он. – Сколько чуши можно наговорить в какие-нибудь полчаса» (74).
       В «Поветрии» хозяин дома советует Наталье Александровне: «И не останавливайтесь, ищите дорогу! Когда вы ее найдете, мы первые же с радостью пойдем за вами. Но вместо того, чтобы искать, вы зажмуриваете глаза. Самоуверенно объявляете: «Мы знаем!» - Там где знать ничего не можете, и с легким сердцем готовы губить все, что не подходит под вашу схему. Разве это, значит, найти дорогу?» (75).
       В повести «На повороте» рвущемуся в революцию. Самоуверенному Сергею его учитель Осьмиряков говорит: «…вы одаренный человек. Я все время видел это, когда вы были моим учеником. И тогда же я сказал себе: для жизни от вас проку не будет…» (76). Сколько проку получила Россия от такого типа одаренных людей, как Сергей, мы ясно представляем через 90 лет после написания этой повести.
       В повести «К жизни» Иринарх по отношению к Турману: «Какая ненависть в глазах!.. Погодите, он еще всем вам покажет свои коготки! Ну и что, что такому делать при всеобщем благополучии? Ведь именно ненависть-то эта и наполняет его жизнь огромнейшим содержанием!.. И как характерно: люди стремятся – и совершенно не понимают: к чему? Теряются, не могут ответить. Огромное стремление, а впереди – только какой-то смутно-золотистый свет» (77).
        Марксизм, по-видимому, В. Вересаев воспринимал как одну из многочисленных теорий общества, но как только дело доходило до внедрения этой теории в жизнь, так сразу же его герои начинают задумываться над смыслом марксизма: отходят от революционной борьбы, погибают, кончают с собой, занимаются другими делами. Почему? Да потому, что в партии социал-демократов марксизм стал знаменем, которое надо было сохранить  любыми средствами, иначе партия развалилась бы. В партии социал-демократов появились революционеры-профессионалы, носители идей насилия и ненависти, для которых борьба стала фетишем. Они все последовательнее и жестче стали внедрять в жизнь партии проект Козьмы Пруткова о необходимости установить в государстве одно общее мнение.
      Об этом писал и постоянно предупреждал В. Вересаев, но никто не хотел над этим задуматься. Все слои российского общества в то время хотели перемен. Этой своей гражданской позицией В. Вересаев сравним с Николаем Степановичем Лесковым. Но если Н. Лесков в своих романах открыто выступал против нигилистов, за эволюционный путь развития России, за что и был, подвергнут остракизму со стороны своих современников, то В. Вересаев излагал свою позицию скрыто, развивая ее последовательно от повести к повести, чего не поняли его современники.

* * *
        Опубликовав повесть «К жизни», В. Вересаев не пишет больше ничего о российской интеллигенции и занимается больше научными исследованиями и философскими обобщениями творчества Ф. Достоевского, Л. Н. Толстого, Ницше. Пишет книгу «Живая жизнь». Особенно ему удалась вторая часть книги «Аполлон и Дионис» (о Ницше), где он раскрывает свое понимание античности, противопоставляя его взгляду Ницше. Это жизнеутверждающая, светлая, солнечная работа о гомеровской античности. Сам В. Вересаев считал эту повесть лучшей своей работой.
        В 1907 году В. Вересаев посещает Австрию и Италию. В 1909-1910 гг. – ездил в Египет, где прожил в Тулуане, подле Каира, около полугода, на обратном пути посетил Грецию.
        В 1911-1918 гг. – В. Вересаев (попеременно с Н. Д. Телешовым) стоял во главе «Книгоиздательства писателей в Москве», т.е. занимался активной общественной деятельностью, при этом книгоиздательство писателей выплачивало более высокие гонорары, чем прочие издательства. Он активно посещает литературный салон «Среда», который собирался в большой квартире на Чистых Прудах в Москве  у писателя Николая Дмитриевича Телешова. Этот салон посещала вся творческая интеллигенция Москвы.
В начале первой мировой войны он был вновь мобилизован в ряды армии, как доктор. Служил полковым врачом, заведовал одним из военно-санитарных дезинфекционных отрядов Московского железнодорожного узла.
        В октябре 1917 года произошел переворот, который изменил весь ход жизни российского государства.
        В 1922 году В. Вересаев выступает в печати с романом «В тупике».
Итак, роман «В тупике»! Большое значение имеет этот роман для понимания российской действительности тех лет, для понимания творчества самого автора.
И опять вопрос. Почему В. Вересаев оказался в Крыму? Ведь все большие и малые функционеры партии большевиков рвались в Москву: из дальних и ближних ссылок и тюрем, из дальнего и ближнего зарубежья, в опечатанных вагонах, нелегально – лишь бы занять какую ни на есть должность. А вот Викентий Викентьевич, имея должность председателя Художественно-просветительской комиссии при Московском Совете рабочих депутатов, оставляет свою службу и в сентябре 1918 года едет в Крым, в Коктебель, где у него была небольшая дачка. В это время в стране уже начался террор: уничтожали представителей духовенства и офицерства в Петербурге, ликвидируют царскую семью в Екатеринбурге. Разворачивается гражданская война, еще не лавина, но уже река эмиграции лучшей, пресвященной части населения за границу.
В. Вересаев едет в Крым! Зачем? Почему?
       Но главное дело – результат.
       Результат – роман «В тупике».
Роман о гражданской войне, отражающий события становления Советской власти в Крыму. Как, каким образом, кем завоевывалась и утверждалась эта власть. Это первый роман о советской действительности. Да-а-а? – Многозначительно протянет знающий читатель. А «Окаянные дни» Бунина, а страстные статьи-листовки Л. Андреева, где он обличал вождей: «повелитель… царство нищих духом. Ни одному народному вождю не удалось собрать под свои знамена столько воров, убийц, злых выродков, такую колоссальную армию тупых и зверских голов!» (78). И еще у Л. Андреева: «темные восставшие рабы, лишенные сознания, могут произвести только огромный беспорядок, страшное уничтожение, великий погром, но Великой революции им не совершить никогда» (79).
       Да, это так. Но Л. Андреев отходит от своего литературного кредо, для него это новое, он хотел революции, изменений в стране, но не таких, и это естественно.
А Вересаев? Вересаев продолжает свою идейную линию. Роман «В тупике» - это продолжение его политических повестей. Это исследование жизни одних и тех же героев (Смидовичей черных), только под разными именами и в другой революционной ситуации.
Начнем с эпиграфа, нет, не из Данте, а со второго, из пушкинской сказки: «Жил старик со своею старухой. У самого синего моря». Может быть, В. Вересаев имел в виду свою жизнь на даче у самого синего моря? Может быть. Но чем заканчивается пушкинская сказка – всем известно, чем заканчивались (и продолжаются) эксперименты над русским народом – тоже известно.
        Все исследователи творчества В. Вересаева советского периода отмечали, что симпатии автора на стороне большевиков. И, правда, его герои Агапов и Дмитриевский приходят к выводу, что «только у большевиков настоящая сила», «широкие народные массы за большевиков» (80). Но, предупреждал В. Вересаев – эта «настоящая сила» временна. Он видел дальше всех и устами своего умного героя, рабочего Капралова, говорил: «Не выйдет у нас никакого социализму» (81). 1991 год показал, насколько был прав В. Вересаев. Социализм рухнул в одночасье, восемнадцатимиллионная партия коммунистов не встала на защиту своего прогнившего руководства.
       Почему? Наверное, потому, что руководство партии большевиков в революции и строительстве социализма опиралось на самые низменные стороны характеры русского народа и создало только для себя то, что обещало для всего советского народа.
Идет гражданская война. Жестокость с той и другой стороны. Автор стремится быть объективным, поэтому находим в романе проявление злобы как со стороны добровольцев. Офицеры рассказывают Кате: «Недавно перестреляли из пулеметов 120 красно-зеленых в каменоломнях. Они сдались, побросали винтовки, выкинули белый флаг. А мы их пулеметами» (82). Со стороны большевиков тоже: «Вот как с офицерами было! Попищали они у нас, как погоны мы у них срезали да в море бросали с палубы вместе с погонами  ихними! А то в топку прямо – пожарься» (83).
       За что воюют и какие мотивы выдвигают в свое оправдание русские люди в ходе гражданской войны?
       Добровольцы. Сын профессора Добровольского – Дмитрий: «Народ… весь пропитан большевистской злобой…». «Происходит новое нашествие варваров. Ведь по существу, эта война против культуры, против всех высших духовных ценностей. Вместо науки – публицистика «Правды», вместо поэзии – Демьян Бедный, вместо живописи – толстопузые попы и звероподобные генералы на плакатах». И он готов бороться «с кем угодно, толь против этих мерзавцев» (84).
       Гусар в разговоре с Катей заявляет, что воюет за поруганную честь, за разрушенную родовую усадьбу и готов «расстреливать, жечь, пытать, - все! И с восторгом!.. Без рук, без ног останусь, - поползу, зубами буду стрелять!» (85).
Третий безымянный: «После покушения на Ленина, расстреляли ни в чем не повинных заложников. Я почувствовал. Что с этими людьми идти не могу» (86).
        Большевики. Вот здесь в этом романе «В тупике» все черты большевика, которые отмечал В. Вересаев в предыдущих повестях, раскрылись полностью. Появились свои теоретики и практики террора. Воронько говорил: «хорошим, серьезным тоном старшего товарища»: «Тут лучше погубить десять невинных, чем упустить одного виноватого. А главное – важна эта атмосфера ужаса, грозящая ответственность за свое отдаленное касательство. Это и есть террор… Бесследное исчезновение в подвалах, без эффективных публичных казней и торжественных последних слов. Не бояться этого всего способны только идейные, непреклонные люди… обывательская масса при таких условиях не посмеет даже шевельнуться, будет бояться навлечь на себя даже неосновательное подозрение» (87).
Руководитель рангом пониже (Леонид – племянник Ивана Ильича Сартанова) заявляет: «Марксизм, это, прежде всего – диалектика, для каждого момента он вырабатывает свои методы действия» (88). Если ради революции нужны: «провокация – пожалуйста; расстрел – пожалуйста; хамство, а - почему нет; донос – не задумываясь».  Демагогия объявляется диалектикой.
       При такой теории чиновники на низах совсем не управляемы. Васька Сыч – комендант – до войны известный вор в порту, открыто издевается над народом. Искандер – приказчик из универсального магазина – убийца. Зайлберг – завжилотделом – поступает строго по закону. На вопрос: «В чем же закон? – отвечает: «В чем я скажу» (89).
        Это же размножившиеся и окрепшие розановы и турманы из повести «К жизни». Их появление предвидел Иринарх (из той же повести). Вот с тех ранних времен зарождения марксизма и покатилось чванство «с матовым лицом и противно красными, карминовыми губами» (90) мелких чиновников. Доносы прислуги и соседей, выкорчевывание из человека таких качеств, как порядочность, чувство собственного достоинства. Агапова обокрали красноармейцы. Он дал им слово. Что не расскажет о ночном налете. Как поступают большевики? Правильно поняли: «Товарищи, нарежьте в саду розог и снимите с него пиджак. Будем вас сечь, пока не назовете» (91).
       В романе хорошо показаны сановничество и формализм бывших фельдшеров молотобойцев, которые санкционировали грабежи и хамство. После их дел «по всему городу стояли стоны и слезы» (92).
Я выписал более пятидесяти различных оценок деятельности большевиков и остановился. Зачем это делать дальше? Просто надо читать роман – и тогда будет все понятно.
И все же еще одна цитата. Она показывает, что все это вздыбленное хамство, разжигаемая классовая борьба, разбойные грабежи и вызывающее чванство – все это направлено не против какого-то класса, все это направлено против всего народа. Ради какой-то абстрактной идеи – лучшего будущего – совершается революция? О ней уже все в романе забыли, и сыты только те, кто у власти, у кого оружие в руках.
       Вот эта цитата: «У подъезда «Астории» стояла телега, нагруженная печеным хлебом, а на горячих хлебах лежал врастяжку ломовой извозчик. Мимо проходили люди. Катя, пораженная остановилась.
       - Товарищ! Да что же вы такое делаете? Ведь вы хлеб помяли, посмотрите, что с ним стало!
       Ломовик лениво оглядел ее.
      - А тебе что?
      - Как что? Ведь этот хлеб люди будут есть. Вы подумайте, - выдают сейчас по полфунта в день, получают они сложившуюся замазку, да еще испачканную вашими сапогами.
Ломовой зевнул и стал крутить папиросу.
      - Съедят и так» (93).
       Длинная цитата, но что делать, здесь В. Вересаев еще раз показал несостоятельность революции и еще раз обнаружил прозорливость: с таким отношением к делу и общественной собственности, действительно социализма не построишь. Большие вожди не думали о людях, об отдельно взятом человеке. Не думали об экономике, они занимались только большой политикой и идеологией. Такая политика породила общество тройного действия: говорили одно; думали другое, и поступали, так как требовалось.
Есть ли положительные герои в романе? Да, есть! Это Иван Ильич Сартанов – земский врач. Его жена Анна Ивановна. Оба они прошли тюрьмы и ссылки. Но с большевистскими методами революции они не согласны. Анна Ивановна погибает от шальной пули, а Иван Ильич не скрывает своих взглядов, за что попадает в тюрьму. Мужественно переносит он все лишения и не сдается, не примиряется дух старого революционера и, хотя «революцию предали», он глубоко верит в русский народ: «Верю! Вынес он самодержавие – вынесет и большевизм!» (94).
       Профессор Дмитриевский искренне поверил в лозунги большевиков и пошел работать в отдел образования. Искренние его дела на пользу народа обернулись для него трагедией. Его речь на митинге была намеренно искажена большевистской печатью, и профессор попал в тюремные подвалы добровольцев.
        Столяр Капралов – умный, рассудительный – на все имел свой взгляд. В стремлении делать добро он возглавил местный отдел народного образования в поселке. На общую пользу отбирал книги у дачников, за что попал под расстрел. Но и здесь перед смертью он придерживается своей точки зрения и говорит сотоварищам по камере: «Не выйдет! (социализма). Не будет ничего. Не справится народ. Больно работать не любит. Только когда для себя» (95).
        Главная героиня Катя, дочь Сартанова. Тоже в прошлом революционерка Она всем пытается разъяснить, что марксизм и большевизм не одно и то же. Но ее никто и негде не понимает. Она человек дела: научилась стирать белье без мыла; кормить поросенка – она рада этому. Катя смело разговаривает с мужиками, с махновцами, с офицерами, везде открыто показывает свою нравственную позицию. Ей все сходит с рук – она женщина сильная и уверенная в своих поступках.
       Катя идет работать к большевикам в отдел профессора Дмитриевского. Она не примиряется с чванством Зайдберга и Искандера – попадает в тюрьму и здесь остается сама собой. Ее дух не сломлен. Раненая, вместе с Леонидом мужественно уходит от махновцев. Она, верная своим убеждениям, вступает в дискуссию с самим Воронько.
       По мнению Ю. Фохт-Бабушкина, в романе В. Вересаев утверждает, что «в тупик зашла та часть старой русской интеллигенции, которая в служении народу видела смысл своей жизни, но Октября 1917 года не приняла и не поняла. Эта интеллигенция была В. Вересаеву дорога, и поэтому он тяжело воспринял ее социальный крах» (96). Мне представляется, что в данной фразе можно согласиться с тем, что часть интеллигенции октябрьский переворот не приняла, но в тупик она никак не попала. Прочитайте последние страницы романа. Иван Ильич устал от борьбы. Он пришел к выводу: «Революция превратилась в грязь» (97). Можно свести счеты с жизнью.
       Как отреагировала на это Катя? «Убить себя? – Она вскочила. – У меня мелькала эта мысль… Нет ни за что! Сдаться, убежать! Забиться в угол и там умереть, как отравленная крыса! Ни за что! Какая скупость в жизни, какая убогость!.. Нет, я хочу умереть, но чтобы бороться! Пусть меня пилами режут пополам, пусть сдирают кожу, но только чтоб не было бегства!» (98).
       Она уходит неизвестно куда, но она не сломлена, она не в тупике.
В тупике оказалась большевистская партия, свершившая революцию такими методами. При помощи террора и идейного фанатизма большевикам удалось добиться определенных успехов, но как только  ослаб террор против собственного народа, угас энтузиазм – система рухнула.
Как же мог такой роман появиться в нашей печати? Ответ на этот вопрос дает сам В. Вересаев. Оказывается, ему удалось в ночь на первое января 1923 года прочесть отрывки из романа на квартире Л. Каменева, где присутствовал практически весь тогдашний Совнарком. Легче перечислить, кого не было: Ленина, Троцкого, Луначарского. Осуждали содержание романа сурово. Но… поддержали Сталин и Дзержинский. Гражданская война закончилась. Победители чувствовали себя уверенно. Борьба за власть между партийными кланами еще не вышла наружу. Роман разрешили печатать. Это один их первых романов о гражданской войне и советской действительности и единственный одобренный к публикации таким высоким ареопагом.

* * *
       После мужественного прочтения романа «В тупике» перед лицами, облаченными властью, В. Вересаев получил от этой власти большое доверие. С 1921 года он состоит председателем Всероссийского Союза писателей. До какого периода он состоит в этой должности, сказать трудно, может быть, 23 апреля 1932 года, когда ЦК ВКП (б) принял решение о перестройке литературно-художественных организаций. Хотя, как отмечается в энциклопедии: «общественно-политическая деятельность не занимает, однако, в жизни Вересаева большого места! (99). Вместе с тем авторитет В. Вересаева среди коллег-писателей был очень велик, его честность, принципиальность были известны всем. Когда в 1926 году возникла конфликтная ситуация между А. Н. Толстым, написавшим комедию «Чудеса в решете», и Алексеевым, автором пьесы «Живой дом», была создана конфликтная комиссия во главе с В. Вересаевым. Обвинение Алексеева по отношению к Толстому в плагиате было отклонено, конфликт был исчерпан (100).
       В 20-30-е годы портрет В. Вересаева пишут художники Н. А. Андреев и Г. С. Верейский (те, кому было доверено создавать портретную галерею вождей революции). Появляются в печати рассказы «Состязание», «Собачья улыбка», «Исанка». В. Вересаев работает над книгой «Пушкин в жизни». Эта книга вновь привлекает к В. Вересаеву внимание читателей нестандартного подхода к личности А. Пушкина. Для Вересаева Пушкин не только великий поэт, но и человек со всеми его недостатками. Он не собирается его приукрашивать, в этом вересаевское своеобразие. Он на все смотрел своими глазами и имел свое мнение, которое излагал открыто.
       Но время идет. Советской власти уже десять лет. В стране происходят большие изменения, которые не могут не задевать творческую личность. В. Вересаев берется за написание новой книги. В результате получается роман «Сестры» - продолжение политических повестей и романа «В тупике».
        Что остается в памяти, когда прочтешь роман «Сестры»? Язык героев. Уже советский – грубый. Главные герои романа – молодые люди, комсомольцы, почти все отказываются от своих родителей. Интеллигентность равна преступлению, за нее просто презирают, поэтому главные героини, сестры Ратниковы, делают все, чтобы изжить этот порок. Шаблон в поведении, все, кто отклоняется от этого шаблона, подвергается остракизму со стороны коллектива. И опять физическое подавление инакомыслящих. Так и хочется вернуться к роману «В тупике», там обещали со временем покончить с этим насилием. Революционерка Вера говорит Анне Ивановне: «Мамочка, время такое, потом, конечно, все это отменят». Или Корсаков, председатель ревкома, обещает, что грубость, хамство чиновников «пройдет со временем. Закваска, все-таки прочная» (101).
       А что же получается? Давайте обратимся к роману «Сестры».
Две сестры Ратниковы – Люська и Нинка – выходцы из интеллигентной семьи, порвали отношения с родителями. Их мать, бывшая революционерка, «все ругает советскую власть за аморализм, за неразборчивость в средствах, за дискредитацию идей социализма и превращение его в «щигалевщину». С самого великого октября, с самых тех пор она нам ругала и изобличала коммунизм» (102). Поэтому сестры полюбили социализм и возненавидели мертвый интеллигентский морализм. Отношение к мама чисто комсомольское, как пишет в дневнике Нинка: «Я маму люблю и даже уважаю, но только – но только не ближе, чем за километр» (103). Обе сестры стремятся изжить интеллигентность, стать настоящими комсомолками, ленинками, но природа, естественное начало – любовь, - с одной стороны, и общественное, с другой стороны, усиливают внутреннюю борьбу героинь романа, заставляют их искать смысл жизни. Обе студентки престижных московских вузов: МГУ и МВТУ. Обе пропагандистки: Лелька руководит комсомольской политшколой на текстильной фабрике. Нинка руководит 60-ю пролетарскими детьми, воспитывает классовую ненависть к буржуазии и капиталистическому строю. Обе стремятся быть активными, быть в центре событий. Лелька делает доклад в общежитии о новом быте, доклад воспринят хорошо. Однако в дневнике она пишет, что в душе с содержанием доклада не согласна. Нинка путем подлогов и обмана, объясняя это «объективными причинами», плетет интриги против неугодного профессора. Их все больше окружают люди (типа Баси Бронер) с одними требованиями к окружающим и другими требованиями к себе.
       В своем комсомольском кругу молодые люди не стесняются, вспоминают гражданскую войну (Нинка) то ли с грустью, то ли с осуждением: «Грабили киргизов, били… уголовные наклонности. Хищные искания авантюр, самых диких, опасных, а главное безыдейных! Ведь не с басмачами мы дрались, а с мирными жителями» (104). Это отзвук, связь с содержанием романа «В тупике». Сестры отмечают, что вокруг «много замечательных фраз» и «мало замечательных дел», воспитывается и пропагандируется показуха. Они задают себе вопрос: «… куда мы идем? Зачем мы туда, откуда не будет выхода. И остается одно: ликвидировать себя» (105). А поэтому, чтобы жизнь тебя не надула, нужно хоть на время стать «великим шарлатаном», не верить ни во что, и в то же время во все верить, научиться понимать всех людей, стать насмешливыми наблюдателями на арене жизни – и непрерывно производить эксперименты (106).
       В личной жизни сестры терпят фиаско.
В Лельку влюбился Володя Черновалов, но она грубо отвергла его, в дневнике написала – полюбить так настоящего пролетария. А в жизни она тоскует по Володьке, ищет с ним встречи, но Володька высоко пошел по комсомольской линии и о прошлом уже не вспоминает.
Нинка тоже влюбилась в крупного партийного деятеля, который возил ее в личной автомашине, но она быстро поняла, что ему от нее ничего не надо, кроме тела.
На этом практически заканчивается первая часть романа. С Нинкой Ратниковой мы встречаемся только в конце романа. Но чтобы лучше понять ее, нужно обратить внимание на следующую запись в дневнике: «Я стала настоящая комсомолка, та же внешность – кожаная куртка и красная косынка, не хватает стриженых косм и папиросы в зубах. Но этого не будет, хотя могло бы быть, нет, не сейчас. Ша! Довольно подделок – сказала я себе» (107). То есть мы видим: внешняя форма у Нинки образовалась и окрепла, но не до конца. Происходит изменение и внутреннего содержания героини, только более болезненно. Она ищет свое место в реальной действительности.
       Лелька уходит из ВУЗа, устраивается на фабрику по изготовлению резиновых калош и без оглядки отдается комсомольской работе: выступает в газете; пресекает продажу водки частным лицом; проводит «легкую кавалерию» против прогульщиков и воровства на заводе; по приказу сверху образует тройки и бригады; организует социалистическое соревнование. Привлекает на свою сторону рабочего Юрку, сближается с ним, а сама думает о другом рабочем – Ведерникове, который не доверяет ей из-за ее интеллигентности. Лелька преодолевает это препятствие и сближается с Ведерниковым.
        Главная часть романа – третья. Здесь В. Вересаев раскрывает практическую деятельность комсомольцев по проведению всеобщей коллективизации. Выставляя на первый план комсомольцев, а не членов партии, автор как бы списывает на неопытность молодых все грубые методы проводимой работы. Эту работу проводят Ведерников и Лелька вместе с другими комсомольцами родного цеха. При этом они опьянялись грандиозными планами будущей жизни, которые рисовали перед слушателями. Нажимали на сплошную коллективизацию и, опьяненные властью, шли на откровенную подлость, Приводили людей из других деревень, чтобы те голосовали за коммуну в данной деревне. Раскулачивали всех неугодных, не разбирались, кто стоит перед ними – действительно эксплуататор или честный труженик. Дошли до крайности – отобрали валенки у пятилетнего мальчика. И тот бежит по снегу босиком за санями, плачет и причитает: «Дяденька! Отдай валенки!» (108).
По району прошел слух: какая-то Ратникова работает не по шаблону. Подозрения падают на Лельку, но ее защищают комсомольцы бригады, с которыми она работает.
Все проясняет Юрка, который тяжело переживает уход Лельки, методы проводимой ими коллективизации, и потому пьет. Он случайно попадает в другую деревню и встречает Нинку Ратникову. Нинка работает другим методом – методом убеждения. Она создает коммуны и открывает детские сады. Крестьяне верят ей и поддерживают ее. Юрка потрясен, он и предположить не мог, что могут существовать человеческие методы работы. И, как во всех повестях и романах В. Вересаева, те герои, которые не согласны с методами работы большевиков, или порывают с ними, или кончают с собой.
Юрка повесился.
       Роман «Сестры» был опубликован в начале 30-х годов. Выпущенный тираж быстро разошелся. Автор и издатель начали думать о переиздании романа. Но вскоре выяснилось – тираж был полностью арестован властями. Роман исчез с книжных полок до 90-х годов ХХ века.
        Исследователи творчества В. Вересаева советского периода замалчивали существование романа или давали стандартную оценку: «В романе «Сестры» нет четко очерченных образов, герои – это скорей «категории», чем живые люди», «новая молодежь комсомольцы (сестры Ратниковы) в основном показаны примитивно, схематично» (109). Роман В. Вересаева «Сестры» говорит «о пути интеллигенции к строительству новой социалистической культуры. К сожалению, характеры героинь оказались схематичными – умозрительными» (110).
       Роман «Сестры» написан все в том же вересаевском стиле: несложный сюжет, простой доступный язык и полнейшая, правда. Это и привлекало всегда читателя к его произведениям. В романе подмечены многие только еще зарождающиеся советские тенденции: социалистическое соревнование и формализм его организации; постоянное срезание расценок и повышение норм выработки без какого-либо технического усовершенствования; вмешательство в личную жизнь людей; разрыв между словом и делом; двурушничество; чванство начальства и т.д.
        Поэтому героини романа – Лелька, Нинка – стремятся изжить доброту, отзывчивость, духовность, даже грамотность, хотят быстрей слиться с пролетарской массой и ни какой личной инициативы, кроме как в рамках комсомольских и партийных директив. То есть люди сами стремятся стать винтиками, чего и требовала от них в то время коммунистическая партия. В. Вересаев четко показал на примере Лельки, как живой человек превращается в «категорию», в винтик. Кажется, Иван Сергеевич Тургенев сказал: «Правда, злее самой злой сатиры».
       Роман запретили печатать.
       В. Вересаев углубился в науку. Нет, он не сдал физически. В. Г. Лидин отмечает: «Возраст Викентию Викентьечу пришел только за последние годы его жизни, вернее, в годы войны» (111).
       В 1933 году он публикует книгу «Гоголь в жизни», пишет воспоминания, невыдуманные рассказы о прошлом.
       Руководство страны его не забывает. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 января 1939 года В. Вересаев за выдающиеся успехи и достижения в развитии художественной литературы награжден орденом Трудового Красного Знамени. Неизвестна реакция награжденного на данный указ, но известно, что В. Вересаев всегда был против каких либо наград за литературный труд. Известно, что он отказался от почетного звания академика. Даже все свои литературные труды до революции он издал за свой счет.
Осенью 1941 года В. Вересаев заканчивает громадный научный труд – перевод двух поэм Гомера – «Илиада» и «Одиссея» - это свыше двадцати восьми тысяч стихов. Он писал своему литературному секретарю В. М. Нольде: «Если перевод когда-нибудь дойдет до читателя. Он даст ему более точного Гомера сравнительно с устаревшим переводом Гнедича и насквозь фальшивым переводом Жуковского». Переводами В. Вересаева пользовались крупные ученые. (112).
       Государство вновь не забыло писателя. Постановлением Совета Народных комиссаров Союза ССР «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области литературы и искусства за 1942 г.» Вересаеву В. В. «За многолетние выдающиеся достижения в области литературы и искусства присуждена Сталинская премия первой степени 100000 рублей».
Его предупредили, что будет объявление по радио о награждении за 15 минут – то есть сам награжденный не просил о награде, не толкался локтями среди претендентов, не строил козней и интриг среди коллег. В дневнике В. Вересаев написал: «Мучительно думал за что? Какую на старости лет мог совершить подлость, за которую меня наградил Сталин?» Тогда было принято благодарить за награду письменно, через газету. В. Вересаев молчал. Выступил Серафимович.
       Он писал: «…жесткие времена мы пережили с Викентием Викентьевичем, когда при царизме нас топтали, наступали сапогами на горло, душили самое лучшие, самые чистые и молодые порывы». В ответ на это в своем дневнике В. Вересаев отметил: «Удивительно… когда это нас топтали… При всех цензурных рогатках можно было достаточно и проявить себя, - не то, что позже, где выход был только один, - честно молчать» (113).
Вот эти последние слова «честно молчать» наводят на размышления: что бы мог написать В. Вересаев (при отсутствии цензуры) о советском обществе после романов «В тупике» и «Сестры»?
        В. Вересаев завершил свои большие работы и переводы, узнал о победе советского народа над фашистами и подвел черту своей жизни 3 июня 1945 года.
Так кто же был В. Вересаев по политическим убеждениям?
На первом съезде советских писателей он был зарегистрирован как делегат с решающим голосом от московской писательской организации – беспартийный. Казалось бы, все ясно. Но сам В. Вересаев постоянно заявлял, что он марксист.
       Давайте обратимся вновь к самому Вересаеву. Он был честный человек, он все говорил открыто. В его воспоминаниях есть очерк о В. Я. Брюсове, где он очередной раз утверждал: «Я марксист». Но какой?
       Здесь он пишет: «Ценно в художнике то, в чем он стоит выше своей классовой позиции» - это хорошо. Ново. Дальше. Я говорил, что чем крупнее художник, тем менее характерен он как представитель своего класса». Повторяется! Дальше. «Все это, конечно, бесспорно и элементарно до банальности, но в то время такие взгляды были потрясением самих основ якобы марксистского отношения к искусству» (114).
Оригинально! Так же оригинально В. Вересаев разъяснил свое понимание эпиграфа к «Анне Карениной», с чем Л. Н. Толстой не согласился (см.: В. Вересаев «Лев Толстой»).
Мне представляется, что К. Маркс не согласился бы с вересаевским мнением о том, что художник стоит выше классовой позиции.
       Что же получается?
       К. Маркс, с его классовой теорией, вместе со всеми марксистами живет на первом этаже, а В. Вересаев живет на втором этаже, до которого Маркс еще не дорос. Это же отрицание одной из догм марксизма.
       Отсюда вывод. В. Вересаев не марксист. В. Вересаев – вересаевист, т.е. честный человек, свободный художник.
       Тогда возникает еще один вопрос.
       За что так высоко награждало В. Вересаева советское руководство? По-видимому, представители этого руководства произведений В. Вересаева просто не читали.
Но это уже их дело.
       Что касается небольшой компании, которая приятно провела время на берегу таежной речки Сухоружки – большой привет и низкий поклон за то, что подтолкнули срочно прочитать произведения В. Вересаева, которые так долго ждали своей очереди прочтения.

                1995-1997 гг.


Литература

1. Телешов Н. Д. Записки писателя. Воспоминания и рассказы о прошлом. – Орджоникидзе, 1957, - с. 347-349.
2. Скиталец С. Г. Повести и рассказы. Воспоминания. – М.: Московский рабочий, 1960. – с. 438.
3. Переписка А. Н. Толстого: в 2 т. – М.: Худож лит., 1989. – 191.
4. Вересаев В. Сочинения: в 4 т. – М.: Правда, 1990. – т.1. – с. 58.
5. Там же. – С. 59.
6. Там же – с. 35, 37.
7. Ленин В. - ППС. – т. 3, с. 270-271.
8. Вересаев В.  – М.: Правда, 1985, т.1, - с. 189.
9. Ленин В. И. - ППС – т. 3, с. 271.
10. Вересаев В.  – М.: Правда, 1985, - т. 1, с. 191.
11. Львов-Рогачевский. В. Вересаев. // Вересаев В. Избранные произведения в 5 т, 1926. – т.1, - с. 8.
12. Вересаев В.  -  - М.: Правда, 1985. – т.1, - с. 81.
13. Соколов А. Г. История русской литературы Х1Х – начала ХХ века: Учебник для филол. Спец. Ун-тов, 2-е изд., испр. и доп. – М.: Высш, шк., 1984. – с. 50.
14. Вересаев В. – М.: Правда, 1985. – т. 1, - с. 114.
15. Там же. С. 118.
16. Там же. С. 120.
17. Там же. С. 120.
18. Там же. С. 120.
19. Там же.  С.121.
20. Большая Советская Энциклопедия. – М.: 1928. – т. 10. – с. 279-283.
21. Вересаев В. Воспоминания. – М.: Правда, 1982. – с. 139.
22 Ленин В. - ППС – т. 8. – с. 632.
23. Воспоминания о В. И. Ленине. – М.: Политиздат, 1979. – т.1,  с. 263.
24. Вересаев В. – М.: Правда, 1985, т. 1, - с. 176.
25. Вржосек С. Жизнь и творчество Вересаева. – Л.: Прибой, 1930. – с. 131.
26. Львов-Рогачевский. Указ. произведение. Т.1, с. 13.
27. Вересаев В. – М.: Правда, 1985. – т. 2. – с. 92.
28. Там же. С. 90-91.
29. Там же. С. 93.
30. Там же. С. 39.
31. Там же. С. 39.
32. Там же. С. 54.
33. Там же. С 63.
34. Там же. С. 103.
35. Боцяновский В. Ф. Вересаев В. В. Критико-биографический этюд. – СПб, 1904. – с. 6.
36. Там же. С. 11.
37. Там же с. 15.
38. Тэффи Н. А. Юмористические рассказы – М.: Худож. лит., 1990, с. 6.
39. Ленин В. – ППС. – т. 46, - с. 163.
40. Ленин В. – ППС. – т. 49. – с. 165, 323.
41. Ленин В. – ППС. – т. 46, - с. 290.
42. Ленин В. – ППС. – т. 47, - с. 41. 4449.
43. Абрамов А. С. У кремлевской стены. – М.: Политиздат, 1981, -с. 225-227.
44. Ленин В. – ППС. – т. 55. – с. 319, 588; Воспоминания о В. И. Ленине. – М.: Политиздат, 1985, - т. 3. – с. 183.
45. Вересаев В. – М.: Правда, 1985. – т.2. – с. 409.
46. Там же. С. 447.
47. Там же. С. 439.
48. Там же. С 410.
49. Там же. С 410.
50. Там же. С. 413.
51. Там же. С. 417.
52. Там же. С. 417.
53. Там же. С. 421.
54. Там же. С. 423.
55. Там же с. 448.
56. Фохт Бабушкин Ю. Летописец бурной эпохи. //Вересаев В. В.  Соч.: в 4 т. – М.: Правда, 1985. – т.1. – с. 28.
57. Вересаев В. – М.: Правда, 1985. – т.4. – с. 393
58. Там же. С. 394.
59. Силенко А. Ф. Вересаев В. В. Критико-биографический очерк. – Тула, 1956. – с. 3.
60. Мясников А. Вересаев В. В.  //Вересаев В. В.  Соч.: в 4т. 0 М., 1948. –т.1. – с.19.
61. Вересаев В. – М.: Правда, 1985. – т.4,  - с. 400.
62. Там же. Т. 2. – с. 75-76.
63. Там же. Т. 2. – с. 242.
64. Там же. Т. 2. – с. 243.
65. Там же. Т. 1. – с. 120.
66. Там же. Т. 1. – с.169.
67. Там же. Т. 2. – с. 276.
68. Там же. Т. 2. – с.427.
69. Там же. Т. 2. – с. 457.
70. Там же. Т. 2. – с. 428.
71. Там же. Т. 2. – с. 428.
72. Там же. Т.2. – с. 449.
73. Прусакова И. Речь очевидца. В. Вересаев. «В тупике» // «Нева», 1994, № 11. с. 276-277.
74 . Вересаев В. – М.: Правда, 1985. – т.1. – с. 120.
75. Там же. Т.1. – с. 179.
76. Там же. Т. 2. – с. 23.
77. Там же. Т.2, -с. 413.
78. Андреев Л. Н. Верните Россию. – М.: Московский рабочий. 1994, с. 179.
79. Там же. С. 174.
80. Вересаев В. – М.: Правда, 1990. – т.1. – с. 408.
81. Там же. С. 579.
82. Там же. С. 427.
83. Там же. С. 463.
84. Там же. С. 392-393.
85. Там же. С. 428.
86. Там же. С. 428.
87. Там же. С. 550.
88. Там же. С. 417.
89. Там же. С. 476.
90. Там же. С. 475.
91. Там же. С. 441.
92. Там же. С. 486.
93. Там же. С. 486.
94. Там же. С. 414.
96. Вересаев В.  – М.: Правда, 1985. – т. 1. – с. 31.
97. Вересаев В. – М.: Правда, 1990. – т.1. – с. 582.
98. Там же. С. 582.
99. Большая Советская Энциклопедия. – М., 1928. – т.10.- с. 279-283.
100. Переписка Л. Н. Толстого: в 2 т. М.: Худож. лит.. 1989. – т.2. – с. 26.
101. Вересаев В. – М.: Правда, 1985. – т. 1. – с. 528, 534.
102. Вересаев В. В тупике. Сестры: Романы. – М.: Кн. палата, 1990. – с. 189.
103. Там же. С. 190.
104. Там же. С. 211.
105. Там же. С. 222.
106. Там же. С. 197.
107. Там же. С. 193.
108. Там же. С. 351.
109. Силенко А. Ф. Указ. раб. С. 99.
110. Соколов А. Г. Указ. раб. С. 58.
111. Лидин В. Г. Люди и встречи. – М.: Сов. Писатель, 1961, с. 58.
112. Сергеев В. С. История Древней Греции. – М., 1948, с. 489; Античные гимны / Под ред. А. А.  Тихо-Годи. – М.: изд-во МГУ, 1988, с. 57-140.
113. Нольде В., Зайончковский Е. Лжи не будет // Вересаев В. В. В тупике. Сестры: Романы. М.: Кн. палата, 1990. – с. 385-386.
114. Вересаев В. Воспоминания. – М.: Правда. 1982. - с. 493.