Марина - значит морская. Часть 3. Глава 19

                Утром Марина вместе с родителями поехала в редакцию. Там мама вручила ей диктофон и объяснила:
— Будешь представляться корреспондентом нашей газеты. Если увидишь, что кто-то действительно интересуется картинами — подходи, знакомься, проси высказать мнение и записывай все на диктофон. Хорошо бы взять интервью у самого Садовского, но это пока еще мало кому удавалось.
— Почему?
— Потому что он, как любой художник-авангардист, слегка, того… не в себе. Ни с кем не общается, ни с кем не дружит, и, в первую очередь, — со своей головой. Так, что ты с ним поосторожнее…
                Отец отвез Марину на мероприятие и, предложив ей, как только она освободится самой добраться до редакции на такси, уехал по своим делам.

                Одной, без Жоржа, Марине поначалу было страшновато, но не прошло и получаса как волнение ушло. Она освоилась, стала без стеснения знакомиться, брать интервью, бродить по галереям и вести себя как заправский корреспондент. С ней охотно общались, особенно мужская часть общества. Всем приятно побеседовать с красивой, молодой девушкой–корреспондентом, и очень скоро Марина узнала, что Артемий Садовский родился, учился в городе Минске. Долго доказывал, что его художественное направление имеет право на существование. Но, так и не встретив понимания у чиновников от искусства, Артемий был вынужден эмигрировать сначала в Европу, а потом и за океан.

                Здесь у него появилась возможность творить, выставляться, и надеяться на то, что среди любителей живописи найдутся настоящие ценители его нестандартных работ. Марина себя к таковым отнести никак не могла. Она смотрела на странные картины и ничего, кроме беспорядочных мазков разного цвета, не видела. Что ж, такой задачи перед ней и не ставилось. Ей нужно было узнать мнение других, и с этим заданием она справилась без особых проблем. Оставалось только попробовать разговорить самого автора и, для начала, Марина решила немного за ним понаблюдать.

                Господин Садовский, художник-авангардист, тридцати восьми лет от роду, мужчина среднего роста, с мягкими, добрыми чертами лица, с обязательной для творческих личностей небольшой аккуратной бородкой, прохаживался чуть в стороне от общего движения гостей. Его глаза, устремленные в себя, ненадолго оживали, когда очередной почитатель таланта подходил, пожимал автору руку и высказывал свое мнение о выставке. Так же решила действовать и Марина.
                Приблизившись к мужчине, она поздравила его с презентацией и честно призналась, что в его картинах ничего не поняла. Такое откровенное суждение заинтересовало художника. Он посмотрел на Марину с явным интересом, неожиданно поняв, что перед ним девушка незаурядной внешности.
— Вы знаете, — сказал он, разглядывая Марину, — девяносто процентов приглашенных, так же как и вы ничего не понимают в моих работах, но продолжают смотреть и делают вид, что им все это нравится.

                Он неожиданно рассмеялся, чем вызвал неподдельное удивление окружающих. Смеющимся Артемия не видел никто и никогда. Марина осторожно улыбнулась. В глазах художника она увидела странный блеск. Что-то явно происходило в голове этого необычного человека. Но что, — наверное, ответить не смог бы и он сам. Три, пять, семь секунд — и блеск начал исчезать, художник вновь уходил в себя. Такой странной метаморфозы Марина раньше не видела. Она попыталась вернуть художника в реальность.
— Вы не могли бы сказать несколько слов о своей выставке? — спросила она, включая диктофон.
                Артемий очнулся. Взяв девушку под локоток, он отвел ее в сторону.
— А вы, юное создание, собственно, кто?
                Марина представилась: она стажер в газете «Русское слово», ей поручили написать статью, и ей нужна его помощь.
— Говорят, вы не даете интервью, но, может быть, сегодня сделаете исключение?

                Непонятно почему, но художник неожиданно заговорил. Он говорил долго  и непонятно, сыпал какими-то терминами, ссылался на имена известных мастеров и когда закончил, вновь спросил имя девушки. Марина еще раз представилась, поблагодарила, собралась отойти, но Артемий взял ее за руку.
— Марина, прошу тебя, не спеши. Я хочу с тобой поговорить. Мне самому кажется это странным, но ты единственная, с кем мне сегодня хочется разговаривать.

                Он начал расспрашивать ее о том, кто она, кто ее родители, как оказалась за границей, чем занимается, чем увлекается, любит ли живопись. Марина, не таясь, отвечала на все вопросы, скрывать ей было нечего, и этот открытый разговор, который, видимо, был нужен одинокому художнику как воздух, неожиданно пробудил в нем живейший интерес к красивой, юной собеседнице.
 
                Артемий испытал вдруг тот же самый сладостный трепет, который ему уже приходилось испытывать однажды, когда он, еще в школе, пытался ухаживать за симпатичной одноклассницей. Правда, та история закончилась полным разочарованием. Он пригласил ту девушку в кино, она отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Тогда, в кино он пошел один и увидел ее в зале с другим. С тех пор, все попытки Артемия наладить отношения с противоположным полом заканчивались примерно так же, и он их оставил, посвятив себя работе. Единственная женщина, которую он терпел рядом с собой, была его домработница. Вьетнамка по национальности, она приходила в его мастерскую три раза в неделю, убиралась, приносила продукты и ни во что не вмешивалась. Так продолжалось долгие годы и вдруг, эта юная очаровательная девушка из газеты! Рядом с ней ему захотелось подтянуть живот, поправить галстук, прическу. Ему захотелось  красиво выглядеть. Ему захотелось понравиться!

                Он попросил Марину остаться на банкет, не отпускал от себя ни на минуту и все говорил, говорил…. Таким возбужденным Артемия не видели давно. В сторону Марины постоянно летели удивленные взгляды, и она поспешила откланяться.
— Мне нужно успеть в редакцию, сдать материал.
                Мужчина тут же вызвался ее довезти.
— Это же ваш вечер, – попыталась протестовать Марина, – как же вы уедете?
                Артемий махнул рукой.
— Им и без меня хорошо, пошли. 
                У входа стоял красивый открытый кабриолет. Артемий галантно открыл перед Мариной дверцу.
— Прошу!   
                Ей было ужасно неудобно перед гостями художника. Получается, что из-за нее одной, он бросил всех. Но, с другой стороны, ведь это его решение.

                С таким комфортом и шиком, Марина, кажется, не ездила еще никогда. Артемий подвез ее к редакции и тут же предложил встретиться.
— Я покажу тебе такие замечательные места, такие потрясающие виды, не пожалеешь.
                Марина согласилась. Не замуж ведь он ее зовёт...

                Следующие три дня Марина жила, словно в сказке. Утром, едва проснувшись и выглянув в окно, она с удивлением замечала, что красивый открытый автомобиль художника уже поджидает ее возле дома.
                Артемий подъезжал чуть раньше назначенного часа. Ему почему-то казалось, что девушку могут перехватить. Мало ли ухажеров вьется вокруг такой красавицы…

                Образ очаровательной девушки из газеты, преследовал его везде, где бы он ни находился. Он вспоминал ее глаза, ее улыбку, ее голос. Он вспоминал ее походку, когда она, выпорхнув из машины возле редакции, легко и грациозно пошла к дверям, потом повернулась и кивнула  в знак благодарности, и этот ее взгляд снился ему потом почти всю ночь. Он хотел вновь видеть ее, слышать ее, ощущать ее рядом с собой. Он смотрел на двери дома и с замиранием сердца ждал ее появления.

                И она выходила. Она шла к нему, кричала: «Привет», — так просто и непринужденно, словно не была одной из самых красивых девушек, которых ему приходилось встречать в своей жизни.

                Так же как и Жорж, в прошлом году, Артемий не отпускал ее от себя целый день, возил по интересным местам, показывал достопримечательности. Они заезжали в тихие безлюдные бухточки, где Марина купалась, а Артемий, стесняясь своего уже округлившегося животика, оставался в одежде и просто любовался, как стройная девушка, словно русалка, выходила на берег, ложилась рядом, и ее пышные волосы рассыпались прямо возле его ног. Как же ему хотелось целовать эти волосы, эти мокрые плечи, эти руки, спину. Он смотрел, как капли воды стекают по ее телу, исчезая в песке, и пытался сохранить в памяти эти потрясающие мгновения.
 
               Потом они мчались по горным дорогам, туда, где открывались виды, от которых захватывало дух, а после одного из крутых поворотов Марина в изумлении поняла, что она, как будто вновь, видит себя на ожившей фотографии из глянцевого журнала. Та же красивая, открытая машина, мчащаяся навстречу солнцу, отвесный склон с одной стороны, и пропасть — с другой, а внизу, насколько хватало глаз, — голубой  бесконечный океан. Не хватало только второй пары молодых людей на заднем сиденье и шелкового шарфика развевающегося на ветру. Марина не удержалась,  подняла обе руки вверх, почувствовала встречный ветерок и закричала: «Хорошо-о-о-о!» Артемий посмотрел на нее глазами полными восторга и еще раз с горечью подумал: «Ну, почему, почему я не встретил ее раньше?!»

                Они обедали в маленьких ресторанчиках. Оставляли машину и бродили по горным  тропинкам, останавливались на смотровых площадках, наблюдая, как где-то внизу, по отвесным скалам карабкаются бесстрашные альпинисты. И, конечно, много говорили. Артемий рассказывал о себе, о том, как нелегко жилось ему в родном Минске, как травили его, непохожего на остальных, — художника, писали разгромные статьи, не давали выставляться, не давали работать. А сколько ему пришлось мучиться, пока он не добился выезда из страны, и как тяжело пришлось ему в Европе, без языка, без денег, без друзей….  Как не везло ему и в личной жизни… Артемий, оказывается, был женат, но недолго и неудачно. Всего полгода, и жена сбежала от него к другому.

                Марина внимательно слушала его, сочувственно кивала. Ей было приятно, что такой известный человек говорит с ней о самом сокровенном. Ведь столько лет рядом с ним не было никого, кто бы мог выслушать его и понять. Не оттого ли он проникся к девушке самыми нежными чувствами и уже на третий день готов был сделать ей самые фантастические предложения.
— Скажи, — начинал он осторожно, — ты могла бы полюбить такую старую развалину, как я? 
 
                Марина улыбалась. Она прекрасно понимала, что Артемий в нее влюблен, но ответить ему тем же, к сожалению, не могла, он был для нее слишком взрослым и слишком известным. Даже на «ты» она  не могла перейти.
— Вы знаете, — отвечала она, — я встречала двадцатилетних молодых людей, которые в душе были древними стариками. Вам же, человеку, устраивающему такие потрясающие выставки, называть себя «старой развалиной» — не к лицу. 
                Что же касается любви, то это чувство, ей, Марине, в силу своей молодости, пока не ведомо. Она, без сомнения, уважает Артемия, и даже испытывает к нему симпатию, но, чтобы полюбить человека — нужно время, и если она вдруг начнет чувствовать нечто большее, а сердце подскажет ей, что это и есть любовь, он узнает об этом первым.
— Значит, у меня есть надежда?
— Конечно.
                Он, словно ребенок, заглядывал ей в глаза, целовал руки, и от этой мимолетной близости сердце его замирало. Не верилось, что их чудесный роман когда-нибудь закончится. Однако все случилось намного раньше, чем можно было предполагать...

                На четвертый день Артемий повез девушку к себе в мастерскую. Большая комната, заставленная мольбертами, холстами, стол, на котором в полном беспорядке свалены кисти, краски и прочие атрибуты, необходимые художнику для работы…. Так, примерно, Марина и представляла себе рабочее помещение Артемия.

                Она посмотрела альбомы с его ранними работами, — то, чем ему приходилось заниматься еще в художественной академии: портреты, пейзажи, натюрморты. И работы эти были настолько талантливыми, что в глазах Марины художник-авангардист предстал совсем в другом свете.

               Артемий стал показывать ей свои последние творения, и девушка, к своему удивлению, глядя, казалось бы, на все то же беспорядочное нагромождение разноцветных мазков, неожиданно почувствовала настроение человека, пытающегося передать через изображение на холсте состояние своей души. Она осторожно высказала свое суждение о картине и оно, как ни странно, совпало с мнением автора. Артемий вдруг начал заводиться. Он разложил картину на фрагменты, стал объяснять, что означает та или иная часть, экзаменовал Марину, пытаясь выяснить, действительно ли она поняла его замысел или просто угадала.

                С каждой минутой он говорил все громче, все непонятней, в его глазах появился тот странный блеск, который она видела тогда на выставке. Артемий потащил ее к другому полотну, начал новую лекцию. В лице Марины он вдруг увидел не просто красивую девушку, но человека, способного понять полет его мысли. Он распалялся не на шутку, ходил, размахивал руками, что-то выкрикивал, смешивая белорусский и английский языки, потом достал из укромного места бутылку вина, наполнил два бокала, один протянул Марине, поднял свой, сказал:
— Я хочу выпить за тебя! За то, что ты так внезапно ворвалась в мою жизнь, все изменила, все перевернула, все перепутала, заставила меня посмотреть на этот мир иными глазами.
                Он жадно выпил целый бокал, уставился себе под ноги, некоторое время молчал, думая о чем-то, потом налил себе опять до краев и выпил уже без тоста.

                Марина пригубила, поставила бокал на стол. Ей казалось, что сейчас вино подействует и мужчина успокоится. Она вновь увидит мягкого доброго Артемия, того, с которым она провела все эти дни. Сейчас, сейчас… он начнет смотреть на нее теми же влюбленными глазами, что и прежде. Но Артемий продолжал молчать и смотреть в пол.

                Если бы Марина знала, что алкоголь ему категорически противопоказан в любом виде, так как он может спровоцировать приступ шизофрении, она бы поспешила убраться, но она не знала, поэтому без опасений шагнула ему навстречу, дотронулась до плеча, сказала:
— Артемий, я тоже очень рада, что познакомилась с вами. Благодаря вам я так много узнала о живописи, об искусстве.

                Он поднял на нее глаза, полные безумия, и Марина невольно отшатнулась. Она сразу вспомнила слова мамы, которая была очень обеспокоена этими встречами.
— Марина, — говорила она, — это не Жорж. У него с ориентацией все в порядке. Будь осторожна. Старайся не оставаться с ним наедине.
                А она осталась. Что теперь делать?
                Посмотрев вокруг, Марина схватила свой бокал, предложила тост «за талантливого художника», не догадываясь, что совершает тем самым еще одну ошибку. Мужчина, почти не глядя, налил себе вина, осушил бокал  одним глотком, поставил на стол и шагнул к девушке. Марина скосила глаза на дверь, но бежать уже было поздно.

                Артемий схватил ее, начал жадно целовать в шею, в щеки, в губы. Марина выронила бокал, который со звоном разбился, но мужчина этого даже не заметил. Он задыхался, он хрипел, все его тело била мелкая дрожь, и вырваться из этих цепких рук у Марины уже не было сил.
— Ты  — моя любовь, ты — моя муза, — говорил он, между поцелуями, — я люблю тебя, я хочу тебя, я не могу без тебя.

                Он поднял ее на руки, понес в дальнюю часть мастерской, где прямо на полу валялся большой матрац, накрытый одеялом, упал на колени, и сразу стал покрывать тело девушки поцелуями.

                Марина молчала. Она понимала, что у человека  начался настоящий приступ безумия, поэтому просить его остановиться, — значит, напрасно тратить слова. Он все равно ничего не услышит и ничего не поймет. Здесь нужна была какая-то хитрость, но какая? Марина мучительно соображала, что бы предпринять, а Артемий, тем временем, уже добрался до ее груди…
 
               Он так больно впился губами в один из ее сосков, что Марина невольно вскрикнула. Она вскрикнула, и мужчина ослабил хватку. Но в следующий момент его руки оказались у девушки под юбкой. Марина приподнялась и как можно спокойнее сказала.
— Подожди, я сама.
               Артемий посмотрел на нее с недоверием, но руки убрал.

             Он все еще тяжело дышал, а в его глазах, налитых кровью, было такое непреодолимое желание любым путем добиться своей цели, что Марине стало не по себе. И, тем не менее, она нашла в себе силы улыбнуться и сказать:
— Артемий, давайте я помогу вам раздеться.

             Не дожидаясь согласия, она повернулась, встала на колени и принялась медленно расстегивать ремень на его брюках, одновременно наблюдая за тем, как он, словно завороженный, следит за ее пальчиками. Потом она, так же медленно, расстегнула молнию и стала стягивать с мужчины штаны, и в тот момент, когда брюки бесформенным кулем оказались в районе щиколоток, Марина вскочила и бросилась бежать. Артемий кинулся следом, но тут же упал. Расчет оказался верным, пока мужчина стягивал с себя брюки, девушка смогла выиграть несколько драгоценных секунд.

              Схватив свою сумку, она уже неслась к выходу, когда в дверях показался маленький худой подросток, который, в последствии, оказался девушкой–вьетнамкой, домработницей Артемия. Чуть не сбив ее с ног, Марина побежала вниз по лестнице.
              Женщина увидела своего хозяина без штанов, с безумными глазами  и все поняла. Она быстро захлопнула дверь и заперла ее на ключ, который держала в руках, так как еще несколько секунд назад собиралась дверь эту отпереть. Бросившись вслед за Мариной и догнав ее уже на улице, садящейся в такси, она стала испуганно повторять: «Полис, полис»… Марина ответила твердо: «Ноу, дон т вори». Она назвала адрес редакции и уехала. Однако женщина успокаиваться не хотела. Она возвратилась в мастерскую, осторожно повернула ключ в замке и когда приоткрыла дверь, ее взору открылась страшная картина. Половина мольбертов была опрокинута, краски, кисти, бутылка, фужеры, — все валялось на полу, а сам художник бился с пеной у рта в припадке. Вместо полиции домработнице пришлось вызывать врачей.

              Артемия увезли в психиатрическую клинику, куда он попадал, в последнее время, почти каждый год. На сколько месяцев его заперли на этот раз, не мог бы ответить даже его лечащий врач.
                Марина ничего об этом не знала. Маме она сказала, что у художника появилось вдохновение, и он решил немного поработать.
— Скажи честно, — спросила женщина, — он к тебе приставал?
— Нет, нет, мам, все в порядке, не волнуйся. Я же для него как дочь!
— Дочь, не дочь… У этих мужиков не поймешь, что на уме. Тем более, у  Садовского. Он же больной.

                Марине казалось, что на утро машина Артемия, как всегда, будет поджидать ее возле дома. Мужчина проспится, протрезвеет, поймет, что вел себя неподобающим образом и поспешит к ней с извинениями, а она уже решит, прощать его или нет. Однако, проснувшись и взглянув в окно, знакомого автомобиля Марина не увидела. Не приехал он и в полдень, и в обед, и вечером. Вспомнив, в каком состоянии она его покинула, вывод напрашивался сам собой — с Артемием что-то случилось.
 
               Марина позвонила в редакцию и попросила маму через свои каналы навести о нем справки. И этим же вечером ей стало известно, куда отправился художник, после того как она оставила его в мастерской, наедине со своими неудовлетворенными желаниями.

               На следующий день она могла бы со спокойной совестью пойти на пляж. А почему — нет? Человек пытался ее изнасиловать, только чудом ей удалось этого избежать. Теперь он в больнице и пусть благодарит Бога, что на него не заявили. Так бы рассуждали девяносто девять девушек из ста. Все бы они пошли купаться, загорать, наслаждаться жизнью. Все, но не Марина!
 
                Она провела с этим человеком столько счастливых часов, и теперь, когда он попал в беду, вот так, просто, перешагнуть через него и пойти дальше….
               Выяснив точный адрес клиники, Марина вызвала такси и отправилась навещать своего горе-художника. Ехать пришлось долго, почти час, и влетело ей эта поездка в копеечку, но чего не сделаешь, чтобы помочь человеку снять камень с души.
               Лечащий врач Артемия посмотрел на нее с недоумением. Что может быть общего между молодой, красивой девушкой и его пациентом?
  «Не иначе как приехала требовать денег, — подумал он. — Этот Садовский натворил, поди, дел, и скрылся в клинике, а она его и тут достала». А что еще мог подумать доктор, с детства привыкший мыслить категориями финансовых расчетов!
 
               Марину проводили в комнату для свиданий, туда же вскоре привели и Артемия. Увидев девушку, мужчина не поверил своим глазам. Он без сил рухнул на стул, закрыл лицо руками и дал волю слезам. Поверить в то, что Марина здесь, она приехала к нему, он не мог…
— Зачем, зачем ты приехала? Я не достоин твоего внимания! Я так тебя обидел. Я —  ничтожество.
— Ну-ну, Артемий, успокойтесь, не надо.
— Марина я не ищу для себя оправданий. Просто я должен был тебя предупредить. Я принимаю таблетки, которые нельзя смешивать с алкоголем, а я смешал. И вот что произошло! Прости меня, прости.

              Он начал целовать ее руки, что-то бормотать, и Марина, боясь, как бы вновь не наступило обострение, сказала:
— Я прощаю, прощаю, Артемий,  я за этим сюда и приехала.
— Как?
               Он посмотрел на нее блестящими от слез глазами.
— Ты приехала, лишь за тем, чтобы простить меня?!
— А разве это не веская причина? Вы же, наверняка, мучаетесь, переживаете, страдаете! А теперь ваша душа будет спокойна! Знайте, я не держу зла. Я все простила и все забыла.
— Марина…

                Он не знал, что сказать. У него просто не было слов. Оказывается, не все женщины алчны и расчетливы, есть и другие, готовые помочь, понять, простить, просто так, без всяких условий, и одна из них сидит сейчас перед ним. Что же он натворил?! Ведь у него был шанс, маленький и ничтожный, завоевать сердце этой удивительной девушки, но он его упустил. Бездарно упустил.

               Вошел врач, объявил, что больному пора на процедуры. Артемий поднялся, обнял Марину, шепнул слова благодарности, и пошел, низко опустив голову.

  «Расстроился, — подумал доктор, глядя на своего пациента, — плачет, жалко денег». Потом перевел взгляд на Марину: «Хм… Довольная. Значит, сумела выбить все, что наметила».
— Лечитесь, — сказала Марина — выздоравливайте. Если получится, я еще раз вас навещу.

               Она возвращалась домой с легким сердцем, понимая, что еще одна страница ее биографии перевернута, потому что мимолетный роман со странным художником Артемием Садовским теперь уже вряд ли когда-нибудь возобновится.



Часть 3, глава 20:      http://proza.ru/2013/02/22/1938