Что, как и почему... Взгляд на литературный труд

***
Кто вправе называться художником или писателем, а кто таковым не является даже при наличии немалых способностей и соответствующего образования?
Любые манипуляции чувствами исключают подлинность искусства. Тот набор эмоций, который предлагают нам авторы некоторых книг  – всего лишь одна из разновидностей нашего непритязательного досуга. Эмоции – это ещё не переживание. Сила подлинного переживания гораздо глубже временного характера воздействия ширпотребовской литературы.
Искусство и развлечения  живут на разных территориях. Иные развлечения, ныне поставленные на производственный поток, показывают лишь диагноз нездорового сознания общества.

***
О значении своего творчества судить не берусь, но чётко себя отделяю от тех авторов, кто в искусство пришёл делать материальное благополучие. Ничуть не горжусь этим отличием, но всё же… Коммерческий успех необходим бизнесу. Конечно, нет правил без исключений, но такие случаи  не типичны для большого искусства и литературы.
«Искусство требует жертв» – не просто красивая фраза. Искусство – это прежде всего служение собственному дарованию и полный отказ от дорогих соблазнов. Вспомним для примера каторжный путь неистового Микельанджело. За прошедшие пятьсот лет почти ничего не изменилось. Андрей Платонов работал дворником, Борис Чичибабин – бухгалтером в трамвайном управлении. Поколение дворников и сторожей выдаёт народу иную литературу и искусство, чем племя жирующих литературных буржуев и успешных художников. Генномодифицированные искусство и литература мне по духу враждебны уже потому, что подобная пища опасна для сознания человека. 

***
Что нового я открыл в изобразительном искусстве и в литературе? Ровным счётом – ничего! Зато я открыл самого себя, а это и не мало.
Видимо, обращение к прозе стало закономерным развитием интереса к самой жизни, к её многозначным и чрезвычайно сложным процессам в нашей нескучной действительности.
В прозу я пришёл из поэзии, а в поэзию – из живописи, и убедился на собственном опыте: проза может быть такой же цветной и плотной, как живопись.

***
С чего начинается всякий новый рассказ или повесть? Зарождение замысла и его реализация одинаковыми не бывают. В основу литературных намёток непременно беру какие-то достоверные факты из собственной биографии или услышанные от кого-то интересные случаи из жизни. Историческая тема, разумеется, требует скрупулёзного изучения достоверных фактов, знакомства с характером событий и языком эпохи, в которой живут мои персонажи. Как правило, мои рассказы имеют признаки эпичности, растянуты во времени и пространстве. В них можно насчитать десятки имён участников событий, и все они с разными судьбами, характерами и этическими установками.

***
Пишу долго и трудно, ещё больше времени уходит на шлифовку текста, на его окончательную доработку. Стремлюсь каждый звук, фразу и авторскую мысль выразить внятно, чтобы возникала зримая картина действия.  Отдельные детали показываю через увеличительное стекло, другие – затушёвываю. Особую роль отвожу свежим, не затёртым эпитетам, неожиданным метафорам. Короткое предложение усиливает значение смысла.  Не забываю рыться в словарях, в них откапываю что-то полузабытое, сочно звучащее.
В русском языке хранится величайшее богатство. Диалектов, народных словечек не надо стесняться: говор наших бабушек и дедушек образен и ярок, он имеет крепкие корни, уходящие в подзабытую древность к истокам народной мудрости и богатейшей культуре наших предков. Повезло Астафьеву, Абрамову, Распутину, Белову: они выросли в гуще крестьянской жизни, с детских лет пили густые сиропы диалектов и говоров русской народной речи.

***
Какие ценности в процессе работы остаются главными, что я исповедую? Особое внимание уделяю красоте звучания текста. Для меня чрезвычайно важна музыка отдельного слова и всей фразы – без красоты мелодики речи невозможно добиться живописности и необходимой выразительности, т.е. всего того, из чего возникает добротная проза. Как в организме человека любой орган не может быть лишним и бесполезным, так всякая выраженная мысль призвана выполнять свою функцию.
 Люблю читать и слушать такую прозу, которая течёт привольно, словно ручеёк по камушкам. Фонетика – музыкальный строй литературы. Для меня важны все паузы, интонационные подъёмы и спады, точность синтаксиса, умышленные длинноты или краткость мысли. Хороший литературный стиль – это когда из тела произведения наружу ничто не выпирает, не берёт на себя избыточное внимание.  Читателю лишнее предлагать не следует. В простоте изложения –  преодолённая сложность.  Иной раз смешно и грустно встречать «несъедобные» для ума мыслеформы.

***
В октябре 1895 года в журнале «Новое слово» появился первый рассказ И.А. Бунина «На край света». В конце жизни писатель признался, что его начальные литературные опыты были встречены критикой весьма благосклонно:  говорили и писали, что молодой сочинитель умеет чеканить слово. А на самом-то деле он чеканкой никогда не занимался – форма его произведений органично вытекала из содержания и была с ним крепко сплавлена.
Через сохранение школы  и всей системы устоявшихся ценностей накоплен трудный всечеловеческий опыт, который является фундаментом современного реалистического искусства и литературы.
Не отрицая новаторства, всё же убеждён: форма не должна становиться единственной задачей и самоцелью творческого труда, она обязана подчиняться содержанию и не заслонять собой фабулу повествования, не растворять смысл литературного сочинения, а активно помогать раскрытию образов. Для меня добротная литература – это ещё и долгая память народа, его духовный опыт. Впрочем, когда форма скачет впереди содержания, её бег невозможно запретить. Я и сам люблю наблюдать движение формы.
Модернистские деформации, так называемое авангардное искусство в его агрессивной сути я воспринимаю как бессильную форму самозащиты от сложностей и противоречий мира. Через такое искусство порой осуществляется атака на незрелое сознание человека, реализуются злонамеренные политические замыслы. Зло всегда противоположно добру, но такова диалектика жизни, что друг без друга они не существуют. Задача гуманистического искусства заключается в исследовании разнообразных явлений жизни в её диалектическом развитии. Мода приходит и уходит, а человек, с его внутренними духовными ценностями, остаётся. И реальные проблемы общества никуда от нас не деваются.
Таково моё понимание важнейших законов литературного ремесла. Оно заметно отличается от  устремлений многих современных авторов, в творчестве которых зачастую на первый план выходят сомнительные для человека идеалы и цели.
 
***
Из уважения к читателю никогда не приступаю к написанию рассказов с мелкими и маловажными темами – на пустяки не трачусь, по мелкотемью скакать не хочу. Давно для себя решил: коль во мне зародилась и созрела значимая тема, рано или поздно произведение неизменно вызовет интерес у читателя.
Главное достоинство хорошей литературы – искренность. Без этого качества труд писателя не производит действия. Далёкую от живой действительности  авторскую фантазию, скрытую или явную фальшь умный читатель сразу же распознает. Искренность ничем подменить невозможно, с ней ничто не способно соперничать.
Художественная правда всё же отличается от сухих фактов подлинных событий, но именно в ней сосредоточена сверхзадача писательского труда.
Как всякий пишущий человек, стараюсь трезво оценивать собственный литературный дар. Самооценка должна быть строго дозированной, как соль в приготовленном блюде. Много напыщенного самомнения – и несъедобно получается. Себялюбие в этом случае разумнее чуточку недосолить.

***
В слове «талант» мне слышится нечто мощное, нержавеющее и вечное, а в слово «гениальность» отчего-то затесались два мягких знака. Для покорения вершин искусства надобно иметь твёрдый дух. Гений, обладая, казалось бы, обыкновенным талантом, пишет по наитию и потому становится совершенно необыкновенным носителем интеллекта многих миллионов. Гении рождаются не часто, ибо в искусстве, как и в жизни, плодовитыми бывают лишь кролики. 

***
Люблю во все глаза вглядываться в жизнь. Такая зоркость требует покоя и вдумчивого анализа. Созерцательность – давно и железно убедился – незаменима в творческой работе.
Современники почти всегда выставляют творцам неточные оценки.
О «Ревизоре» и «Мёртвых душах» Гоголю приходилось слышать неприятные вещи: «Как вы, сударь, посмели столь грязно оклеветать Россию!»
«Преступление и наказание» Достоевского не где-нибудь, а в журнале «Современник» безапелляционно назвали «дребеденью», «жалким произведением» и «позорным измышлением».
Эстетические запросы читающей публики не всегда разборчивы, зато часто изменчивы. Сегодня трудно поверить, но современники А.С.Пушкина отдавали предпочтение не его высокой поэзии, а поделкам писателей, которые по творческим показателям были на три головы ниже национального гения и светоча всей русской культуры. Эти имена сегодня никто не помнит, а их творения никто не знает. Однако было время, когда тиражи книг Ивана Миллера и Матвея Комарова втрое превосходили тиражи А.С.Пушкина.

***
В новом времени вдруг из ниоткуда вынырнули сотни тысяч литературных «разнорабочих», которые резво печатают свои «нетленки» на всевозможных литературных сайтах. Уровень таланта и профессионального мастерства бывает очень разный. В этом явлении ничего дурного не вижу. Остаётся только надеяться, что количество пишущей братии со временем положительно скажется и на качестве литературы. Уже с радостью нахожу очень талантливых авторов. И пусть они пока не имеют столь громких имён, как у Дмитрия Быкова, Михаила Веллера или Дарьи Донцовой, но кто знает, кем они станут для потомков! Сегодня зажжено много искусственных «солнц», но никто из «жителей» густонаселённых литературных сайтов на Пегасе пока ещё не прокатился.
Наблюдая литературный мир, всё чаще вспоминаю одну из последних записей Виктора Петровича Астафьева: «Возможно, литература двадцать первого века будет отпеванием человека, отображением его полного банкротства и краха».
Здесь я вижу не тревогу замечательного русского писателя за отдельного человека, а страх за судьбу всей России, за весь наш народ.  В духовный мир человека ползёт много нечистого и крайне опасного. Сомнительные теории обретают статус европейских демократических ценностей. На фоне всяческой мерзости беспокоит одно: рухнет культура – мы не сможем сохранить свою цивилизацию, сотрёмся в пыль, исчезнем как народ. 

***
В своём творчестве я спешу воспевать человека во все его трудные и светлые дни. Мне особенно интересны простые люди, умеющие жить в согласии с природой, с человеческими и божьими законами. В их кажущейся незначительности и малости, в нерасчётливой простодушной доброте пытаюсь увидеть нечто более значительное, что принято называть загадочной душой народа. Но на самом-то деле здесь нет особой загадки – внутри у нас  сохранилась историческая вековая правда уклада незатейливой жизни и законы нашего бытия.
Разумеется, есть в моей прозе и отрицательные герои, – достаточно вспомнить рассказы «Расплата»,  «Божья кара», «Пожар души», – но и в этих произведениях под натиском судьбы они однажды прозревают и раскаиваются в содеянных проступках. Без такого поворота их сознания смысл написания литературного произведения отпал бы вовсе.
Всякая новая вещь во мне возникает смутной догадкой, неким предчувствием радости. Припоминаю из своей жизни что-то необычное, выстраиваю в сознании приблизительную конструкцию композиции, ещё очень неточную, почти условную.
Обдумываю будущее произведение довольно долго, рисую в воображении живые картины, нащупываю внутренние связи, линии добра, зигзаги зла и конфликты противоречий.
Любой, даже самый интересный случай, взятый из жизни и воссозданный с документальной педантичностью, никогда не обретёт полнокровную художественность, повествование непременно будет похоже на воспоминание или на очерк. Художественная литература не может обходиться без вымысла, без полёта писательской фантазии. Обнажённая правда жизни ни писателю, ни народу не нужна – в искусстве важнее ложь, возведённая в степень художественной правды.
Фабулу будущего сочинения леплю тщательно, но без отдельных деталей. Идея ещё только высветилась, а общий смысл уже потом начинает обрастать необходимыми подробностями. Как правило, я ещё не имею чёткого представления о размере произведения, но уже рождаются отдельные фразы, авторские ремарки, суждения – всё это записываю, накапливаю в рабочей тетради.
 Писательская фантазия – это те дрожжи, без которых ничего вкусного испечь не получится.

***
Перед началом работы часто возникает потребность взять в руки хорошую книгу. Недавно  прочитал «Уроки французского» Валентина Распутина и приступил к новому рассказу. Чтение классики для меня столь же необходимое занятие, как посещение художественных музеев или интересных выставок. Созерцание воспитывает вкус. Побывав в святых местах, я уже не имею права халтурить ни у мольберта, ни за письменным столом.
 
***
Жизнь большой страны соткана из маленьких биографий отдельных людей, вроде бы неприметных для истории, но создающих её, украшающих или обезображивающих лик времени. Эти «маленькие биографии» могут читателя в чём-то изменить, указать ему верные нравственные ориентиры и даже до слёз исцарапать душу.
Литературная работа у каждого писателя индивидуальна, в ней угадывается характер, и даже биография автора. Если творец не способен внимательно и подробно осмысливать окружающую действительность, слепота души немедленно выползет наружу.  Основная идея всякого произведения должна быть понятна автору ещё до начала работы. Для меня важно иметь уверенность, ради чего сажусь за рабочий стол, точно знать, что я люблю, что ненавижу,  какие ценности несу читателю.
Я вообще-то художник интуитивный. Интуицию считаю главным движителем творческого процесса, его основой.
Замыслив тему очередного произведения, выстраиваю конструкцию будущего рассказа или повести, продумываю главную идею. В общем объёме предстоящей работы всё это составляет всего лишь четверть или треть, но и такого багажа вполне достаточно. Всё остальное добывается в процессе труда, в бесконечных поисках точного слова и ясного смысла, в звуковом и языковом богатстве. Собирая детали в единое целое, леплю образы своих литературных героев, выстраиваю пространство вокруг них. В самом процессе сотворения всякого произведения интуиция становится моим поводырём и главным условием успешного завершения работы.
Всякий раз испытываю боязнь, трепещу перед белым листом и перед чистым холстом, и думаю: справлюсь ли? Художник, требовательно относящийся к своему творчеству, хорошо знает, что чистый холст подчиняется нашим намерениям не всегда. Не раз уничтожал своими руками собственные неудачи, ибо плохая работа порочит имя. Только бездарные авторы бережно хранят все картинки. Один мой коллега, потомок архангельских поморов, густо окая, когда-то мне рассказал, что замечательный русский художник Владимир Стожаров, чуя близкую смерть, сжёг сотни своих работ, которые оценил как неудачные. «Зачем оставлять потомкам свои уродливые залепухи?» – говорил он, кидая холсты и этюды в печь.
Истинному художнику сомнения весьма даже полезны.      
Чеканить шаг в хромовых сапогах по льду искусства опасно.  Когда перестанем учиться у классиков и отвыкнем сомневаться, у нас будет получаться нечто несуразное и пресное. Далеко в своём развитии не продвинемся, славу русской литературы очень скоро угробим.


***
Люблю встречать различные манеры письма – индивидуальные, яркие, свежие. Разные стили, разные темпераменты – это то, что украшает живое слово. Оно бывает взволнованным и даже жгучим, в нём угадывается спрессованное и беспокойное время. Именно через стиль к нам приходит уважение к литературному таланту автора. Для настоящего писателя Слово является тем инструментом, с помощью которого совершается чудотворение. В Слове можно увидеть цвет, распознать запах и вкус, услышать ритм, почувствовать аккумулированный заряд добра или зла, иронии или парадоксальности. Словом можно рисовать микромир и огромные панорамные полотна. Стилевая индивидуальность – вот что писателю необходимо прежде всего.
 Языком художественной прозы я посильно стремлюсь исследовать окружающий мир, распознавать главные ценности в человеке и в многоликих явлениях жизни.  Прямолинейность и одномерность авторских оценок не всегда бывает хороша. Истина не любит крайностей.


Мой характер, темперамент, нравственные убеждения, скопленные знания – это мой стиль. Он может кому-то не нравиться, что меня ничуть не оскорбляет. Не уравнивая себя с гением, вслед за Львом Толстым иногда могу признать: «Я добываю золото просеиванием».
Понятно, что наш великий старец намыл золота куда больше, чем я или тот же Дмитрий Быков, который вдруг недавно обвинил нашего классика в плагиате. Осёл лягнул мёртвого Льва. Неужели для того, чтобы возвеличиться, надо что-то святое разрушить?! В этом есть нравственная или даже психическая хвороба...