и проснулась в радости

Банальнейшая история обрушилась на меня в самый неподходящий момент - 8 марта.

Светило солнце. Искрился за окном снег, которого намело последней метелью аж под самые окна. А там, за стеклом, разыгралось невиданное действо. Я с немалой гордостью решила - это подарок за какое-нибудь доброе дело.
 
За окном танцевали разноцветные воздушные шары. Откуда они прилетели - неведомо. Но что же они вытворяли! Под легкий ветерок, а впрочем, его не видно было, ветки не колыхались. Но что-то же придавало им движение? Желтые, голубые и розовые, они гонялись друг за другом, скользили наперегонки по снежным сугробам, сталкиваясь, замирали, и кажется, склонив головы, слушали друг друга.

Сорвавшись, совершали немыслимые пируэты в воздухе. В движении улавливалась нотка тревожности, когда шары, обманывая ветки тополя, не зацепившись, прорывались сквозь них и уходили в вышину. Оттуда пикировали, соединяясь в цепочку. Рассыпались. И вновь выписывали сложные фигуры под... клянусь! чуть слышную музыку.

Какую? Я бы назвала ее вокализом неба. Невозможно было оторвать взгляд от завораживающей фантазии. В танце сквозила, проявлялась, рождалась и расцветала, трепетала - любовь. Нежность непостижимым образом сообщалась моему сердцу, и оно то расширялось, захватывая всю танцевальную  арену и дальше - весь город и видимые из окна сопки. То сладко замирало, обнимая меня до последней клеточки и покачивая как ребенка в объятьях.

Звонок был так некстати! Но привыкшая все относить к непостижимой правильности бытия - пошла открывать дверь. Зареванная подруга, пряча пол-лица в шарфе, быстро прошла в ванну, бросив на ходу: "Мне надо привести себя в порядок".

Встревоженная, я ждала ее появления. Ничего не приходило мне в голову для объяснения. Они с мужем жили душа в душу, с работой было все в порядке, дочь ждала ребенка. Мы дружили давно и ценили покой и радость, которые пока не покидали наши семьи.

Лиля вышла. Она изо всех сил старалась сдерживаться, но увидев меня, зашлась в рыданиях, и пока я ее не отпоила чаем и напичкала успокоительным о разговоре не могло быть речи.
Странно, но шары за окном больше не танцевали. Они нашли укромные ложбинки и спрятались в углублениях.

 - Он заявил мне СЕГОДНЯ, что нам надо расстаться! Понимаешь, двадцать пять лет прожили, дорожили любовью, друг другом, похоронили родителей, пережили чертову перестройку, когда оба снова сели за парты учиться, чтобы воспитать дочь, поддержать родителей, болели, перенесли операции,- Лиля закашлялась, голос ее не слушался, прерывался.

Конечно же, все я знала. Но ей надо было произносить эти укоряющие слова, словно он мог услышать и одуматься.

Беседа длилась за полночь. Николай Сергеевич, кстати, месяц назад мы праздновали его повышение по службе, работал на иностранную фирму и занимал там сейчас высокую должность. Так вот его избранница - пресс-секретарь, девушка 24 лет возникла совсем недавно. Роман был скоротечный и тайный, поэтому Лилю история застала врасплох.

   - Вот уж никогда бы не подумала, что он может понравиться молодой девушке – придирчивый, грузный, с брюшком, сопит, кряхтит, не терпит людей без чувства юмора, примитивных. Я ЕЕ видела, разговаривала с ней, - хватая воздух как задыхающаяся рыба, она все-таки не могла остановиться.

   - Она мне твердила, что любит его сопящего и кряхтящего и это ее ничуть не смущает.
 
   - А он говорит , перебивает Лиля сама себя, - он говорит, что встретил в ней ребенка, девочку, о какой мечтал еще до встречи с ней, Лилей. И хочет быть ей отцом, и мужем и любимым, - она не выдержала спокойного тона и закричала:

  - Это расчетливая любовь с той и другой стороны. Как только я это сказала, он ушел к ней. Видите ли, я его обидела, оскорбила в лучших чувствах и намерениях! Что мне делать, что делать?! Он погубит себя, ничего не даст ей. Мы с дочерью как-нибудь переживём. Не первые - не последние. Но куда деть это живое и огромное, что всю жизнь было между нами.

   - Честно сказать вся наша жизнь представляется мне плацентой, на которой покоится младенец в утробе. Мы на такой плаценте прожили общую жизнь, а вот теперь ее отодрали, все кровоточит и болит.
 
   - А главное - я не знаю, зачем мне пустая жизнь без него , без общих забот в этом хаосе, который несет всех и вся без разбора. Мы держались вместе, мы выбирали лишь немногое в жизни, но оба делали все с душой. Думаешь, почему наш дом всегда был полон родни и знакомых, переживающих трудности? Потому что мы любили друг друга и постоянно старались чем- то обрадовать другого.. .  И не только. Нашей любви хватало обогреть и других, помочь.

   - Что он будет делать с этой Лялей - учить ее любить не только себя? Но она уже потребовала переписать на нее квартиру, которая принадлежит мужу и купить ей машину.
За неделю успела оповестить всех о грандиозном свадебном путешествии на Мальдивы. Бедный он, бедный! Как долго выдержит его сердце? Какую глупость он затеял! И ты бы видела, какой он счастливый. Представь, он хочет, чтобы я тоже радовалась?!
 
Кажется, силы ее иссякли.

Она долго рылась в сумке, вытащила, наконец, телефон, потрясла им в воздухе.
На лице, некрасивом сейчас, отсыревшим от слез и переживаний, с залегшими резкими складками у носа, появилось новое выражение - его бы можно назвать торжествующим.

   - Помоги мне, пожалуйста! - заволновалась Лиля, - я кое-что придумала.
Николай Сергеевич когда-то обещал, что  не оставит меня в беде. И так и было, когда я заболела, вы все говорили, что сиделки лучше не сыскать. Он меня выходил! Каким же он был терпеливым и нежным!
В общем, я заболела! Ну, приступ у меня сердечный! Инфаркт какой-нибудь!
   
  - Какой инфаркт? У тебя здоровое сердце, приедет “скорая”, станет ясно, что ты симулируешь. Ты уронишь себя в его глазах, не делай из него дурака. И без того ситуация - хуже некуда.

Большого труда мне стоило уговорить ее лечь спать. Изрядная склянка
Ново-пассита успокоила Лилю в четыре утра. Я тоже сильно устала - вела в уме нескончаемый диалог с Николаем Сергеевичем, которого глубоко уважала и мечтала встретить похожего... Теперь мне этого не хотелось. Выпила рюмку портвейна и, почувствовав разлившееся тепло, забралась с книгой на диван с мыслью тут и заснуть, если сморит.

Посидеть пришлось недолго. Звонок прозвучал резко, испугал меня. Проходя мимо комнаты, я взглянула на кровать, где спала Лиля, она не проснулась. На мой вопрос отозвался Николай Сергеевич, голос звучал приглушенно и незнакомо.

   - Прости меня, только скажи, Лиля у тебя? - я не стал звонить, все равно мне надо ее увидеть.

Мы договорились не будить Лилю, дать ей поспать. Я хотела уложить и гостя, но он наотрез отказался. Я повела его на кухню пить чай.

   - И рад бы, но возбуждение не даст уснуть, слишком большой беспорядок, - извиняющимся голосом проговорил он и рассмеялся в конце своим характерным “хе-хе-хекс”.

   - Ну и влип же, - сказал он, глядя на меня и явно спрашивая откровенного ответа.

   - Влип! Но кто твой хозяин? Пусть он поможет тебе?

   - Какой такой хозяин? Может я лучше соображать буду, если ты угостишь меня рюмочкой чего-нибудь горячительного?

  - Твой разум еще служит тебе?

  - Ах! Вот ты о чем. Боюсь - у нас с ним конфликт. Он отказывается обслуживать такую упрямую дубину как я.

Только теперь я заметила, что он в подпитии.

   - У меня есть портвейн.

   - Все равно.

Мы выпили. Молча налили по чашке чая.

В какой-то момент Николай Сергеевич, будто что- то оставив за спиной, прямо посмотрел на меня и спросил:

   - Выходит, правда: ”Cедина в бороду , бес в ребро"! Как я смеялся над бедолагами, соблазнившимися на молоденьких... Скольких мы отговорили, а другие влачат жалкое существование - ведь все знал.

   - Бес победил. Любовь - любовь - любовь изожгла все нутро. Он поверх рубашки растирал грудь и смотрел на меня глазами, полными слез.

Я растерялась.

   - Но ... Все можно исправить... еще можно!

Мой друг вдруг встал, оперся на спинку стула.
 
   - Так хотелось по-человечески прожить.

Теперь я, видя его неподдельное волнение, стала успокаивать.
 
   - С кем не бывает ошибок. Это всего лишь опыт.

   - Вы с Лилей выстроили и прожили очень гармоничную, можно сказать, стерильную

 жизнь. Вот вам - для равновесия, чтобы раем не казалась - а как у всех.

Зазвонил телефон у Николая Сергеевича. Он открыл, его неторопясь, и некоторое время слушал пронзительный, на высоких тонах голос.

   - Хватит! Сказал своим обычным властным насмешливым тоном. Я все понял. Сделаем так, как я сказал, приходи завтра утром в офис к 12.

   - Выходит, по-твоему, я за гордыню наказан! И поделом! Поделом! - горячился он. Вдруг, решившись, пододвинул стул. Крепко сел на него, ухватившись за спинку.
 
   - Подумать только, оказался обычным лопухом, слабаком, заложником тела! Не ушел бы я сегодня от нее, если бы ... Эх! Черт! И угораздило ее! Да и хорошо, что так вышло. В общем все решила сбруя!

И он горько рассмеялся.
 
  - Ты видела в кино, ну или еще где приспособления для садо, как это называют, мазо упражнений, приспособления?

   - Собираемся мы с ней в постель, она вытаскивает чемодан с бантиками, кладет его на кровать и говорит, что она приготовила для меня подарок, который принесет море удовольствия. Она сейчас покажет, как все это надевать и что нужно будет делать.

   -Когда дошла до разъяснения, что я буду рабом, которого она будет водить на цепи (понарошку) и наказывать розгами,  а потом вознаграждать, мне хотелось одного: закрыть глаза, открыть их и оказаться в своей квартире рядом с Лилей, убедиться, что это сон и заснуть снова.


Мы долго молчали, глядя друг на друга. В какой-то момент раздался звонок. Николай Сергеевич сделал отбой. И сказал:

  - За все надо расплачиваться. Пожалуй, я готов.
 
Мы услышали как Лиля возится в постели, и почти тут же увидели ее на пороге.

   - Что вы здесь делаете?- спросила она надтреснутым сонным голосом,- а, выпиваете. Есть повод?

   - По-моему  - да, - ответил Николай Сергеевич, - но я бы лучше выпил кофе.

   - Ты ведь тоже не откажешься? - обратился он к Лиле.

   - А то! - с задором отозвалась моя квартирантка и села рядом с мужем, который вызвался для нас его сварить.


Я взглянула в окно. В мягкой снежной поземке медленно перемещались шары – розовый и голубой. Они казались неестественно большими и кружили в медленном загадочном танце.