Освобождение

Холсты. Глава 18

 Зима не знает жалости. Завьюжит затяжными буранами, запугает  крещенскими морозами, лишний раз носа на стужу не высунуть.  Самое время передохнуть,  ведь с весны до глубокой осени - спины не разогнуть.  Да куда там! Зимой тоже на печке не улежишь. Мужикам – хлопоты по хозяйству, худоба да инвентарь. Бабам – готовка, пряжа  и холсты. Только успевай поворачиваться. А тут, как снег на голову – образование. Грамотные люди молодой Советской власти  понадобились. 
 Дом кулака Соловьёва, после конфискации,  выставлялся на торги, но не нашлось желающих его купить. На выселки всем  миром  семью провожали, жалели  по -  человечески. Все, без исключения.  Да и - боязно.  Сегодня -  Соловьёва, завтра – неизвестно кого. Вот и сгодился дом для общего дела.   
     « Ученье свет, неученье – тьма» - написано мелом  крупными буквами на классной доске в начальной школе.
  Хозяйка  школы – Ольга Михайловна Кравцова. Жена  секретаря волисполкома. Образованная барышня, красавица. Родом из  далёкой Москвы. На такую любоваться - не уставать, а уж слушать  - не переслушать.
 Повалил народ  в школу, от мала  до велика. Не смотри, что в учебной  комнате холодина,  пар изо рта валит.  Народу набилось до отказа.  Все сидят в верхней одежде:  дети, бабы и мужики. Внимательно слушают Ольгу Михайловну.
               - Мы не рабы, рабы немы, - диктует учительница.
 Ученик   старательно выводит буквы на доске, все остальные внимательно следят за учебным процессом. Ольга Михайловна поясняет:
       - Советская власть  освободила вас от эксплуататоров. Теперь вы свободные люди, сами себе хозяева.
                - Я сам  соби  хозяин? – уточняет Иван Павич, мужик лет  пятидесяти. Нахмурил чёрные кустистые брови,  пытается ухватиться за ускользающую мысль. Решает непосильную для его простого ума  задачу.
                - Та тихо, ты! – шикают на него со всех сторон, - слухай,  шо тоби кажуть!  Сыды ото мовчки.  Розумие вин.
                - Ага! И шо за народ? Сказано – освободылы, значит – освободылы. Чёго по сто раз спрашувать?
                - Чёго вы лаитесь, як собаки? Я хочу  умного  чёловика спросыть. Если мэнэ вжэ раз освободылы, и я сам став хозяином, от кого мэнэ ще надо освобождать?
               - От  сэбэ! – не выдерживает Поля Васичко, - нашо оттяпав  от мого огорода кусок зэмли, а? И нэ прыстанэшь. Крычить  - так и було. А я шо, нэ знаю дэ була мижа? Скажы спасибо шо в мэнэ нэма мужика, вин бы тоби показав. Курдюк чёртив!
              - Ось, бачила? – скрутил фигу Пачин и суёт  в лицо Поле, -  Чёрта лысого тоби пид бок!  Цэ ты скажы спасибо мэни.  Я в порядки содэржу твою мижу, хоть комусь с цого польза.
            - « Хоть комусь», - передразнивает  Поля, - гляньтэ, люды добри, шо робыться?  Вин захапав мою мижу, имие с нэй пользу, и я ще  спасибо довжна ёму казать?  Кровосос! Тэбэ освобождать без толку.  Тэбэ вбыть мало, гада!
             - Тише, товарищи, тише! У нас урок, а не собрание. Успокойтесь! – стучит указкой по столу Ольга Михайловна.
      - А чёго вин? Всэ ему мало. Так и норовыть, у кого б лышку  оттяпать. Таких, хоть заосвобождайся. Якэ було мурло, таким и подохнэ.
                - Чёго ты лаисся, Поля? Та чи тоби жалко ? Ныхай чёловик садэ, як есть чим садыть. В тэбэ ж пустый закром. Будэ зэмля гулять, та сорняком заростэ, - вступился за Ивана  старик Гудилин.
                - Ну да! Щас. Розумиешь. Свою и  отдай ему, як такый жалистный. Заростэ травой – скосю, та козу выкормлю, до вас за милостыней не прыйду.  Мужыка в мэнэ забралы, а щас и мэнэ хочитэ со свиту сжи – и – ить, - заголосила Поля.
 Бабы сочувствуют, кивают согласно, утирают  набежавшие слёзы. Мужики потупили головы, помалкивают.
Учительница вздохнула, взяла со стола маленький медный колокольчик. Зазвенел звонок.
                - Все свободны, товарищи! До завтра…
 
   В одной из хат, на печи,  сидит Любушка  Клочко, плаксиво канючит:
                - И я хочу в школу, мамо.  Павлинка,  вжэ  два дня ходэ, а я колы?
                - Пидождь  трошкы, доню. Ныхай вона ще раз сходэ, а тоди ты побижишь. Шо ж мы зробымо, если в нас одни валянкы на троих.
Девочка вздыхает, смотрит на промёрзший угол закутка  печи, соединяющий печь и стену. Слюнявит палец и  царапает по изморози ещё одну чёрточку. Завтра она, здесь же, нацарапает крестик, а потом  ещё два. Вдруг,  Павлинка  захочет её  обмануть? 
   -  Скорийше  б настало  цэ - "завтра»,  - думает  Любюшка,  улыбается, и зажмуривает глаза. Надо быстрее  уснуть,  чтобы не проспать завтрашний,  счастливый день.