Мастера и Маргариты - 11. 18

МАСТЕРА  И  МАРГАРИТЫ  –  11.  18 +


                Гл  - 11

Начала в гл. 10  http://proza.ru/2013/03/06/636

 
     Девушку, открывшую дверь двум «раздолбаям», звали Надежда. Она была родом из деревни и была невысокого роста с естественными длинными тёмными волосами, густыми бровями, торчащими грудями, с курносым носом «картошкой» и круглым, слегка глуповатым лицом деревенской девахи, как говорили «кровь с молоком». На ней был одет короткий ситцевый халат на пуговицах, едва прикрывавший её упругую круглую задницу, отожранную у мамы с папой на деревенских харчах, и которая никак не вписывалась в мировые модельные стандарты, как, кстати, и вся её фигура, требовавшая употребления менее калорийных продуктов и похудания как минимум на пуд-полтора. Полы халата расходились при любом движении и спереди появлялся чёрный треугольник: то ли трусиков, то ли малоизвестная картина « чёрный треугольник плоти» очень известного художника Малевича... Филиппу сразу приглянулась эта нехилая «доярка» в отличии от Бухаря, который всё-таки больше предпочитал цивилизованных девок со стандартными фигурами.
     Парни сделали вид, что поворачивают в комнатку друзей, но Надька сама неожиданно заявила:
     - Чо вы там торчать-то будете? Проходите к нам...
     Не отказываться же! Скромно прикинули мужики и Буха вежливо выдавил:
     - А удобно?
     - Да чо такого! Бабки не будет, можно радиолу включить! – игриво парировала Надька, выказывая свою деревенскую простоту, граничащую или перешедшую в глупость и тупость.
     Когда Филя и Буха вошли в переднюю комнату, перед их взором открылась вся
убогость этого жилья и интерьера. «Полная жопа!» - подумал каждый из них.
     Бухарь едва не касался потолка оклеенной белой бумагой потолка, стены были оклеены обоями, пожелтевшими от времени, а пол хоть и чистый, но покрашен был последний раз лет пятнадцать назад, был с уклоном в сторону окон, а в щели пола можно было просунуть палец. Никакой двери в комнату не существовало, а просто лёгкая штора на две стороны. У окна стоял стол с радиолой, в углу под иконами старинный комод с телевизором «Рекорд», в другом углу – шифоньер царских времён с резной лепниной. У одной стены стояла двуспальная кровать, а напротив диван с круглыми раскладывающимися подголовниками. У стола стояли витые «венские» два стула. Телевизор показывал две программы по вечерам, и бабуся смотрела его, кимаря на диване без звука, контролируя вечернее дрочение пацанов-постояльцев.
    На этом же диване сейчас сидела молодая шотенка с короткой стрижкой, с бижутерией в ушах, с лицом нагленькой и самодовольной стервы, ещё приличными стоящими сиськами, в коротком платье, с угловатыми полураздвинутыми коленями и, видимо, стройными длинными ногами. На вид девахам было лет около девятнадцати, и Бухарь усёк в сидящей девушке своё то, что ему нравилось – он любил укрощать строптивых сучек, какой ему и показалась эта «тёлка». Она ничуть не удивилась на входящих парней, но встала и высокомерно протянув руку сначала Филиппу, а затем Бухарю, произнесла:
    - Люба...
   Мужикам было по хрену её имя и горделивое настроение, но, объяснив в нескольких словах
своё здесь появление, Бухарь, как обычно, взял инициативу на себя, предложив посидеть, послушать пластинки и тогдашний хит «Стою на полустаночке», а также различные ВИА, которые есть у старухи... Кроме любимого бабушкой «Из-за острова на стрежень» и «Ти ж мени пидманула...», обнаружилось много модных хитов, вплоть до Битлов, чему молодые люди искренне впоследствии удивлялись. Девчонки запустили радиолу и тут Бухарь полез в свой портфель, чтоб вытащить из него содержимое... Кроме вина и закуски в его портфеле почти никогда не было учебников, изредка были тетради с конспектами – он не хотел таскать лишний груз и засирать свой дорогой кожаный портфель, который родители привезли из рабочей командировки из Египта. Он каким-то удивительным образом запоминал объяснения учителя, фактически ни хрена не слушая и эбя мозги девкам.
     За столом было всего два стула, поэтому всё вино и закусон разместили на двух табуретках, принесённых с «кухни» перед диваном, на который поначалу сели девушки,
а мужики напротив, поставив под свои сраки старухины качающиеся витые стулья. Да бы стереть побыстрее некую неловкость, Буха быстро раскрыл принесённую «бомбу» бормотухи, налил всем по полстакана и разломал плитку шоколада. Все подняли стаканы, «чокнулись» за знакомство, а через пять минут Буха уже наливал по новой дозе, после которой он пнул Филиппа и позвал на улицу перекурить. Девки закурили не сходя с места. Они не стали рисоваться на улице и решили курить на крыльце.
     - Филипп, ты не против, если я Любку на бздун-поронул, а ты Надьку?
     - Да ради бога… Мне Надька даже лучше!
     - Ну, Филь у тебя и вкусы! Тебя всё время на свинюшек потягивает! – заржал Буха.
     - Да сам баран! Нихера в бабах не сечёшь!
     - Що я не секу? Да толстая как плюха лежит, сиськи сальные и как бревно!
     - Ой, бля, любитель «плоскодонок»! – парировал Филипп.
     - Лады, успокойся, нравится жиромясокомбинат - соси сало потное... Я говорю, что время-то идёт... Могут пацаны пришлёпать... Давай ща я ещё налью, потом потанцуем и ты на диван, а я на кровать... Или наоборот, как хош.
     - Какое сало, мудило? Там мясо! Кровь с молоком, идиот! Ладно,давай, а мы лошадей не гоним? Не «покусают»? – Засомневался Филипп.
     - С чего бы? Да они уж года три во все щели!.. Я уверен... И минетуют...
     - Ладок-****ок!.. Пошли в халупу, надо насаживать!
     Когда два дружка вошли вновь в «переднюю» комнату, то Надька ставила очередную пластинку, наклонившись к радиоле, выставив свою аппетитную сраку в чёрных трусах из-под халата, задравшегося по половины её задницы. Бухарь, как кот,
подскочил к ней цыпочках, хлопнул по попе… Та повернулась и одёрнула халат. Буха пригласил её к выпивке.
     Глотнув ещё по полстакана, Филипп пригласил Надьку и они начали танцевать медленный танец… Руки Филиппа попеременно то поднимались к застёжкам Надькиного бюстгальтера, то опускались, ощупывая резинку её трусов и как эти трусы кончаются на её ягодицах. Это его до ужаса возбуждало, не говоря уже про торчащие  сосками, шарящие по его груди. Надька уже чувствовала его напряжённые мышцы и особенно мускулистое достоинство танцора, который вообще не умел танцевать, а мог только шарить по коленям, животу, грудям, своей передней частью тела, да руками сзади, ибо музыкант он был неплохой, а танцор – "не в пи.ду, не в Красную Армию"! Нет, он иногда даже мог не лезть своим коленом между ног дамы, но это было только тогда, когда был не в силах шевелить ногами, или когда танцевал со своей 80-летней бабушкой. Ощупав и поняв все прелести девушки, Филипп раскраснелся и уже точно убедился, что пришёл сюда не зря, да и вообще – «жизнь удалась(!)». Когда кончилась музыка, Филипп помог девушке включить новую пластинку, готовый к танцу, но Надька вдруг шепнула:
    - Пойдём в комнату ребят, курнём...
    Филипп налил в стакан двести грамм вина, взял кусок шоколада, подмигнул Бухе и прыжками отправился вслед за аппетитной попой девушки.
    Бухарь, сидя с Любкой на диване, чего-то «заливал» ей о педагогике, музыке, жизни, загранице, в чём сам совершенно ни хрена не смыслил. Та слушала, позволила обнять себя на диване, и Буха уже шарил по её раздвинутым ляжкам, пропустив танец. Он уже предвкушал благолепное движение своего члена и особо увесистой головки в её чреве... Буха вылил остатки бормотухи в стаканы, Любка не отказалась и проглотила содержимое. Бухе её глоток очень понравился и он многозначительно обнял Любку и засунул ей в рот весь свой длинный обливый язык, как у муравьеда...

Продолжение в гл. 12.http://proza.ru/2013/04/05/1825


15.03.2013. Алекс Тенькофф.