На пороге тёмной комнаты. 3. Цветок страсти...

                ГЛАВА 3.
                «ЦВЕТОК СТРАСТИ».

      Кто никогда не видел по-настоящему свихнувшегося от похоти мужчины, тот не знает, что такое страсть: всепоглощающая, выжигающая разум, скручивающая мышцы и вены в тугой огненный комок. Это ещё страшнее, чем «ломка» наркомана. Тот, уколовшись, впадает в относительное спокойствие-забытье, а одурманенный похотью, дорвавшись до объекта вожделения, только ещё больше сатанеет, полностью теряя человеческое лицо.

      Вот это-то она прекрасно понимала в те секунды, когда парни оторвали её от выбитого окна и понесли к дивану. Несмотря на всю чудовищность ситуации, смертельную опасность и непредсказуемость, в душе, там, на задворках сознания, ещё теплилась надежда, что выбитое стекло сделает своё дело – вытянет дурманящий газ из комнаты и просветлит головы мальчишкам ещё до того момента, когда они начнут рвать её на куски. Именно сейчас время было необходимо, чтобы оттянуть, как можно дальше, свершение неизбежного. Время. Несколько минут!


      Парни с налитыми кровью глазами, странно дышащие, с порывистыми движениями рук, принесли её на диван, и в этот момент Мари взяла ситуацию в свои руки.

      – Стоп. А теперь действуйте по очереди. Вы всё про меня знаете. Я по-другому просто не выдержу – вы меня убьёте! – закричала, пытаясь пробиться в затуманенные мозги. – Валерочка, уйми пацанов, пожалуйста, и сам, один, раздень меня.

      Смотрела распахнутыми глазами прямо в странно расширенные зрачки старшего мужчины. Взяла в руки его голову, смотря глубоко в глаза, пробиваясь в разум психометрией: «Глухо. А вот это странно! Как бы на него ни подействовал наркотик, часть разума всегда остаётся на “запасных путях”, мне ли этого не знать? Значит, мало того, что одурманен, так его ещё, вероятно, и запрограммировали! Только он мог вытащить ключ из двери и спрятать, пока мы чесали головы в нерешительности».

      – Ты меня слышишь, Валерка? Родной, ответь! Моргни!

      Слава богу, медленно преодолел одурь, моргнул.

      – Я хочу быть только с тобой. Отгони парней… – жарко шептала на ухо, а его руки уже раздевали её нервно, жёстко и больно. – Только ты. Уйми мальчишек!

      Держа его в плену слов и глаз, тянула время, с трудом справляясь с жадными руками Игната и Олега, вставших на колени по бокам на кожаном диване и торопливо сдирающих с себя одежду. Похолодела душой: «Видела немало подобных сцен по видику на занятиях, но такое… Никогда не думала, что Система устроит такое же испытание мне самой».

      Валерий, сорвавшись, сходил с ума и просто истязал, держа железными тисками рук на себе!

      Ещё пацаны. Их губы и руки не оставляли сомнения – живой из комнаты не выбраться.

      Шепча неприличное, провоцирующее, оскорбительно-поощрительное на ухо обезумевшему партнёру, заставляла отбиваться от друзей, самых близких людей, братьев по службе, дружбе и крови. Но в любви друзей нет, вот и неистовствовал самец, защищал самку и территорию, ощетинившись против собратьев по стае.

      Марине это было жизненно необходимо! С ужасом подумала: «Одного сумасшедшего маньяка ещё переживу, а вот троих…»

      Парни же совсем свихнулись от наблюдаемой картины! Кидались на пару, рвали женщину из сильных рук старшого, сатанели.

      «Если не придёт помощь в ближайшие минуты – мне с ними не справиться. Убьют Валерку, и тогда мне несдобровать!»

      Только подумала, как Олег вдруг схватил её руками за горло!

      «Конец…» – пронеслось в голове.

      Уже теряя сознание от удушья, услышала треск и грохот выламываемой двери кабинета. Держась из последних сил, заставляла себя задержаться в сознании ещё на секунды.

      – …Все на пол! Руки за голову! Рылом в пол! Кому сказали?! Живо! Всех касается! Вы, на диване, вас это тоже касается! На пол!..

      Знакомые «звуки работы» группы захвата заполнили весь воздух кабинета.

      Но пара была не в силах выполнить их приказ.

      С Мари произошёл интимный казус: от удушья, вызванного сильными руками Олега, вдруг достигла пика, сильно вскрикнула, и судорога нижней части тела сцепила с Валерой так, что они не только не могли повалиться на пол, но и просто сдвинуться с места.

      «Клинч».

      Последнее, что осталось в её помутнённом сознании – боль от укола внизу живота, чтобы снять спазм паховых мышц и расцепить несчастную жертву с мужчиной.


      …Тошнота не отпускала, вызывая рвотные позывы, измотавшие за последние двое суток до предела! Видя перед глазами только кровавую пелену, опять и опять «рвалась».

      Испуганные медики метались, ставили бесконечные капельницы, пороли новые дырочки во всех местах, а остановить приступ не могли – «уходила».

      Находясь на самом пороге жизни, всё сознавала и понимала.

      «Выворачивает не от наркотика, которым нас одурманили в том кабинете, не от его побочного эффекта, как ругались на “смежников” “спецы” отдела за дверьми палаты – выворачивает от отвращения… к себе. Как же это странно – ненавидеть себя! Как такое могло случиться с ребятами?..»

      Думала долго, пока не догадалась: «Да всё очень просто, Машук…»

      Просветление в её жалких мозгах произошло лишь тогда, когда песок в жизненных часах осыпал последние крупинки.


      …Парней приготовили для какой-то серьёзной «операции», но, узнав подробности, они… взбунтовались. Их наказывали, угрожали – тщетно. Что-то в том новом «деле» так возмутило даже их, профессионалов, что ребята предпочли смерть. Почему нужны были они – не знала, но, видимо, только «под них» и разрабатывалась та «программа». А бойцы встали в позу. Намертво. Все разом. Это стало для них приговором.

      Никто «программу» не отменил – должна быть доведена до конца, но теперь нужно было изыскать возможность каким-то образом вынудить её выполнить. Только, как? Чем настолько «пронять», чтобы стали «ручными»? Что сможет заставить опытных мужчин-«оперов» отступиться от своих убеждений? Или… кто?

      Тут-то «смежники» и вспомнили о «Марыле» и о той роли троицы в их совместной «программе». Проанализировав, поняли: парни очень привязаны к ней, если не сказать честнее – влюблены. Появился реальный шанс и мощный рычаг давления, возможность манипулировать всеми персонажами спектакля с лёгкостью: «Теперь будем дёргать за ниточки их душ, словно марионеток! Не хотели идти сами – пойдут за любимой, как крысы за дудочкой Нильса!» И у гениев параллельной структуры родился извращённый план…


      Содрогнулась от отвращения, разобравшись во всём.

      «Кто-то среди них болен на всю голову или на одно место – такое придумал! Извращенец в чистом виде! Мерзавец! – передёрнулась от омерзения. – Что ж, план сработал. Правда, не полностью и не совсем так, как планировали. Бьющееся окно кабинета всё дело подпортило. И часовой, который подал сигнал тревоги на общий пульт безопасности. Спасибо, парень, ты нас спас! Если б позвонил в корпус, звонку бы не дали дальнейшего хода – не в их интересах. А на центральном пункте разбираться не стали – послали группу захвата, и все дела! Разбираться стали бы позднее, – потому так возненавидела себя в тот момент. – Во мне первопричина всех неприятностей для мальчишек. Во мне. Не было б меня – не случилась бы эта вакханалия. А теперь что? Чувство катастрофы и осознания чудовищности произошедшего способно выбить из нормы навсегда психику матёрых “оперов”. Всё! Как профессионалы они закончились. Это событие их просто “съест” изнутри. Всех. А я? А что я? Нет меня. “Ухожу”. Напросилась: крутила красивой попкой, строила изумрудные глазки, провоцировал с самого начала, будучи в полной уверенности своей безнаказанности – вот и результат. Как только “наркота” их “отпустила” – сорвались. Логично и вполне ожидаемо. Рано или поздно, а что-то подобное всё равно бы случилось. Может, не в таком жутком ключе, конечно, но неизбежно произошло, – покаянно вздохнула, не сдержав слёз. – Что ж, за что боролась, это и получай, “Марыля”. Ещё вспомни, как на ту встречу собиралась: даже бельё выбрала вызывающе красного цвета, посмеиваясь, мол, улучу момент, покажу ненароком. Вот и улучили – они. Бедные мальчишки…»


      …Открыла глаза от странного запаха.

      «Где его уже чувствовала? Этот прохладный, игольчатый, пушисто-щекочущий, удивительно-странный “букет”. Так знаком… Когда? Где?»

      – Он?

      Юра-бурят стоял рядом и на доли секунды подносил к её носу маленькую стеклянную пробочку от флакончика.

      – Похож?

      – Да, – прошептала.

      Обмякнув, собралась провалиться в небытие. Навечно. Сдалась. Приговорила себя.

      – Нет-нет, «Марыля», не уходи! Смотри на меня! – затормошил.

      Что-то стал делать возле мертвенно-белого лица умирающей, чем-то брызнул в него.

      – Дыши! Вдыхай! Смотри мне в глаза… Только в глаза… Не ослабляй визуальный контакт… Видишь яркий луч света? Хватайся! Крепко! Держи его нити! Наматывай на пальцы… Только не отпускай…

      С трудом подчинилась и… стала проваливаться куда-то в тепло и негу. Уходя в свет, услышала слова Юры, обращённые к кому-то справа:

      – Я сразу о нём подумал, когда Вы описали симптомы. Так и есть – «Цветок страсти». Этот флакон и пропал недавно из моего сейфа. Теперь будет легче всем им – у меня есть противоядие.

      Скользя за ярким лучом, с радостью вцепилась в ласковые горячие шёлковые нити пальцами.

      Продолжала размышлять, пока могла думать и анализировать:

      «Надо же – “Цветок страсти”. Вот как называется наркотик, что распылили в кабинете с кожаным диваном! Не зря у пацанов “снесло” головы – страсть и есть, в чистом животном первозданном виде. Эээ… да что там парни! Я не смогла сдержаться, хоть была напугана и зажата – “улетела”! Хорошая штука попала в руки идиотов. Её бы, да в мирных целях использовать, а тут “спецы” злоупотребили и чуть не погубили нас, превысив дозу по незнанию. Или по умыслу…»


      …Только через неделю пришло облегчение.

      Тяжёлое отравление и интоксикация едва не убили девушку с парнями, но антидот Юры-бурята сделал своё дело.

      Она первая смогла встать на слабые ноги: «Живучие мы, женщины! Как кошки».

      – Нет-нет! Куда ты?! Лежать!

      Михалыч стоял в проёме двери бледный и похудевший, с красными от бессонницы глазами, с мешками под ними.

      – Рано ещё, Маринка! Кровь пока «грязная», не восстановилась, – подошёл, взял за плечи, мягко сажая обратно на кровать. – Синяя, как баклажан. Господи…

      Бережно уложив на высокие подушки, присел рядом, запахнув белый халат, всё всматривался в лицо с волнением.

      – Едва не угробили, сволочи. Ох, и скандал получился! Отделы перегрызлись, начальство валит вину друг на дружку, «опера» рычат, того и гляди, взбунтуются, структуры закрылись наглухо… Как разворошенный муравейник всё вокруг! – смеялся, а в глазах была такая боль! – Давненько ты так не встряхивала базу, моя пани! Ох, и муть подняла! Столько скелетов всплыло! За версту смердит! Целый эшелон с комиссиями нагрянул отовсюду! – заговаривал, отвлекал.

      Сам же прятал виноватые глаза, мучительно краснел и мечтал провалиться под землю сию минуту! Может, там не будет этих обвиняющих упрекающих зелёных глаз? Не выдержал той боли, что сквозила в них.

      – Я ничего не знал! Клянусь честью! «В тёмную» использовали, негодяи!

      Не выдержал и обнял девочку: мёртвую, равнодушную и безучастную ко всему окружающему миру. Только глаза ещё жили и… люто его ненавидели.

      – Поверь мне, милая! Готов доказать делом. Прикажи. Подскажи, чем мне тебе помочь, родная?

      Сник, стихнул, сдался.

      – Отведи меня к парням, – едва прошептала.

      – Что?.. – онемел.

      Потерял на миг дар речи. Взбеленился.

      – С ума сошла? К ним?.. К этим насильникам?!

      Неистовствовал и ругался, пыхтел и плевался от злости и ненависти.

      – Да их теперь дисциплинарная комиссия ждёт! – презрительно скривил рот. – Разжалуют, лишат всех наград и привилегий. А потом тюрьма! Пойдут туда, как обычные уголовники, по позорной статье!

      – Они не виноваты, понятно? – очнулась от равнодушного забытья. – Нас всех одурманили! Разве это наша вина? Не они совершили, а наркотик.

      – Даже слушать не хочу! Подпишешь жалобу сегодня же! Что заслужили. Туда им и дорога! – хлопнув по кровати кулаком, подытожил спор.

      – Нет. Не дождётесь. Начнёте против них процесс, скажу, что сама им «наркоту» подсыпала в кофе! Скучно стало! Захотела групповую! – «закусила удила»!

      Теперь её было не переубедить, и куратор это сознавал.

      – Отведи к ним немедленно!

      – Ну, «Марыля», с тобой не соскучишься… – поражённо просипел, по-мальчишечьи покраснев ушками. – Такое пережить, едва выжить и простить! Как?! Ополоумела? Нездорова на голову? В специализированный санаторий! Срочно!

      – Не заговаривай зубы!

      Схватила за руку старика: попытался уйти.

      – Что с ними? Говори!

      – Чёрт, от тебя ничего не скроешь, – вновь рухнул на край кровати. – Как тебе это удаётся? Поделись секретом, – вилял, тянул, изворачивался.

      Наказывая, впилась недобрым изумрудом, не сводила немилосердного взгляда, замораживая и леденя его сердце и волю.

      Вздохнул, закрыл на мгновенье глаза, защищаясь, невольно ограждаясь от такого визуального напора и бешеной энергии тощей девочки. Восхитился и… прекратил сопротивление – себе дороже.

      – Я не в курсе. И не хотел узнавать – много чести.

      – Веди к ним, живо!  – её заклинило, стала впадать в раж. – Ну?!

      – Не сейчас, Марина.

      В дверях палаты стоял невысокий полный врач лет пятидесяти и смотрел на женское посиневшее лицо внимательно, настороженно.

      – Объясните, – уставилась на него пристально, недобро.

      – Попытаюсь…

      Вздохнув, присел на стул возле стола. Помолчал, собираясь с мыслями.

      – Это искусственный феромон, женский. Да ещё и «посаженный» на наркотическую основу – бомба! Как мозги у вас троих не взорвало?! Объясните теперь Вы мне, если есть этому хоть какое-нибудь разумное объяснение. Вы просто не могли выжить! Никак! Без вариантов! Слово врача!

      – Я выбила стулом окно.

      – Коль так, парни обязаны своей жизнью только Вам, Марина. Когда только полностью придут в себя, я им это хорошенько объясню. Донесу до самых печёнок, клянусь!

      Не сердился, но и не восхищался – поражался, скорее.

      – Когда их смогу увидеть?

      – Странная просьба. В этом соглашусь с Вашим наставником. И мне она не совсем понятна, – покачал лысеющей головой. – Зачем?

      – Они члены моей команды. Мы семья. Даже после произошедшего. Ничто не изменилось. Теперь они мне ещё нужнее, а я им.

      Долго мужчины сидели в поражённом молчании, но, скорее всего, так и не поняли. Спасибо, не стали препятствовать.

      – Дайте им ещё… дня три-четыре. «Цветок страсти» их едва не погубил. Они пока… не в форме, – врач покраснел до самой макушки. – Им нужно время.

      Успокоившись, медленно легла на подушки, отвернулась от посетителей и стала смотреть в окно, раздумывая, пытаясь разобраться с новыми сведениями:

      «Время. Оно всегда было нужно. Всем. И мне тогда, в кабинете. И куратору, чтобы организовать штурм. И вот теперь – моим парням, всё ещё находящимся в сексуальном угаре, даже спустя десять дней! Вот тебе и “Цветок страсти”! Страсти-мордасти какие-то».

                Март 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/03/20/2252


Рецензии