На пороге тёмной комнаты. 9. Город на носу Европы

                ГЛАВА 9.
                ГОРОД «НА НОСУ» ЕВРОПЫ.

      …Мари сидела у зеркала в гримёрке и удаляла яркий сценический макияж: густой, жирный и блестящий. Облегчённо вздохнула: «Ну вот. Танец окончен. Последний на сегодня. Пора в бар. Кабинка ждёт. Ещё пара часов, и домой на Тюльпановую улицу, в маленький домик в переулке в тихом углу предместья крупного голландского города Делфт, провинции Южная Голландия, на полпути между Гаагой и Роттердамом. В буржуазный покой и учтивые улыбки пожилых соседей, в привычный уклад сонного района, где опоздание молочника на пять минут будет обсуждаться до завтрашнего развоза, где потерянный кошелёк мадам Греты Паат – событие. Жаль, что эта жизнь не моя и ненадолго – мне тут понравилось. Кажется, и я пришлась ко двору этому затхлому закутку городка. Улыбаются, кланяются, стараются задержаться при встрече и, беззлобно смеясь, терпеливо учат простым обиходным фразам мудрёного западнофризского языка. Какая честь! Мне, “полячке”, помогают коренные голландцы – фризы, которые по природе довольно закрытые и сдержанные на эмоции люди! Значит, моя “легенда” не только прижилась, но и пустила глубокие корни в эту сырую, хмурую, прохладную страну. Начало февраля. Снега и не было, зима называется».


      …Вот уже три месяца полячка Марыля Градовска проживала здесь. Милая и скромная, трудолюбивая грустная девушка.

      Перешёптывались тайком соседи:

      – Бежала из коммунистической Польши, где её преследовали за прозападные убеждения. Даже пытали! Следы пыток на шее до сих пор скрывает за шарфом! Бедная! Сначала у неё пропал отец. Теперь и дочери пришлось бежать. Поможем же бедной девочке, мюссюры. Научим языку, введём в настоящую церковную семью – ей ведь, бедняжке, даже в истинную веру запрещали верить! Хорошо, что встретила здесь сородичей-поляков, не то, совсем бы туго пришлось на чужбине.

      Полюбили беженку бюргеры предместья: за спокойный нрав, за скромно опущенные глаза и тихий голос, за приветливость и отзывчивость. Поддержали всей общиной, за руки приводили в кирку, помогали с мудрёными латинскими текстами молитв разбираться, умилялись попыткам петь в церковном хоре, затихали, когда слабый нежный голосок славил Иисуса.


      …Этот район советские «спецы» «прикормили» давно.

      Марина здесь была не одна, но, конечно, местные об этом понятия не имели. Поэтому, когда её сюда привезли в своей машине «супруги Шопф», представив пастору и старшине округа, рассказали «слезливую» историю-«легенду», Мари сразу же распахнулись двери общины и общества предместья.

      Уже наутро следующего дня у её двери стояла бутылка молока и свежая местная газета, а в предобеденный час зашла соседка-старушка Магда Петерсен-Янке, стуча кломпами-сабо, и знаком показала на соседний магазинчик: приглашают знакомиться с хозяином и завсегдатаями улицы и района.

      Девушка пришла с «супругами», связными отдела, давно живущими в стране и выступающими в качестве переводчиков, и начала обычную жизнь беженки-полячки.


      Работа нашлась сразу: в баре днём работала официанткой, вечерами там же танцевала, а после десяти шла в соседний район в другое заведение, где имелась «весёлая» программа в виде кабинок пип-шоу. За небольшую плату в отдельных каморках девушки раздевались перед мужчинами. Быстро, безопасно (отделяло небьющееся стекло) и невинно. Спецодеждой сначала обеспечивал хозяин заведения, далее – на усмотрение девушек: чем интереснее одежда, тем больше клиентов.

      В деньгах по-настоящему Мари не нуждалась – содержал отдел, но для окружающих – была в жуткой нужде и потому очень много работала: днём, вечером и даже ночью!

      Вздыхали обыватели:

      – Бедная девушка, нелегко жить без семьи.

      Маленький пригород не знал ещё одной стороны жизни своей новой жительницы: несколько раз в месяц работала на улице «красных фонарей» – своя комнатка-кабинет и клиентура.

      Если бы кто-нибудь пристально понаблюдал за её кабинетом, поразился б одной детали: приходили одни и те же мужчины. Объяснили бы просто:

      – Бывает и такое в этой сфере услуг: постоянный клиент, ничего удивительного.

      Хорошо, с таймером никто рядом не сидел, но и это организаторы предусмотрели. Если дело было быстрое – клиент переходил в соседний кабинет к подруге-коллеге и выходил от неё много позже. Со стороны создавалось впечатление, что мужчины меняют девушек-подружек.

      Улыбнулись бы местные: «Затейники!..»

      «Подружка» была тоже своя.

      Настоящая полячка Барбара Козловски жила здесь не первый год. Какими путями оказалась на Западе, Мари не интересовалась. Видела, что жизнь полячке нравилась здесь в любых проявлениях, и, чтобы задержаться, шла на любые сделки и с советскими, и со своими спецслужбами.

      – Уж лучше достаток и относительная свобода, чем возврат в коммунистическую Польшу и страх, – прошептала однажды, сильно выпив.

      Не верила в перемены в своей стране, которые обещал «круглый стол», что начал работу в начале февраля месяца 89-го года, возглавляемый Лехом Валенсой, которого презрительно называла «красный лях».

      Что ж, Мари была с ней согласна, потому и сдружились девушки мгновенно! Сыграло на руку истинное происхождение Мари: кровь родная – лучший цемент.

      Бася (другого имени не признавала) была чуть старше Рыси, как любовно звала Марылю, и на сто лет опытнее. Разгульная жизнь ей пришлась по вкусу, и на поприще развлечений была для новенькой и сестрой, и учителем, и защитницей – слишком опасных и буйных клиентов забирала себе.

      У русской были свои задачи, куда серьёзнее и трагичнее бед Баси: не заплатил клиент, порвались любимые колготы, сломался ноготь. Вздыхала только Мари: «Мне бы её заботы!»


      …Первая проблема нарисовалась через две недели по приезде группы в Голландию.

      Попрощавшись с парнями ещё в самолёте, ей пришлось перейти в другой салон.

      О них долго ничего не знала. Пожимала плечами: «К лучшему. Меньше знаешь – не разболтаешь». Только что-то происходило вокруг неё и группы непонятное и пугающее.

      Скорее всего, операция сразу пошла наперекосяк!

      Девушку часто дёргали по пустякам наблюдатели, всё пытались расспросить о чём-то. Смешные то были разговоры: глухого со слепым! Они недоговаривали, она не понимала – дешёвая пантомима, да и только.

      Терпела, пока не сорвалась однажды и не наорала на родном и кучерявом. Тогда-то и пришёл впервые зам того старшего генерала-«параллельщика» к ней в увеселительный кабинет.


      …Мари встала в нишу окна в назначенное время, делала привычные движения, что-то изображала, стараясь не особенно привлекать редких в это время гостей улицы к своей витрине. Когда краем глаза заметила на перекрёстке знакомую по Москве фигуру, собралась с силами и приняла оговорённую позу в виде буквы Х – расставив руки и ноги по периметру. Хмыкнула горько, скривив красивые пухлые губы в презрительной усмешке: «Нашлась “Женский Христос”, блин! Святотатство какое-то…»

      Он заметил её издалека, вальяжно подошёл к витрине, словно присматриваясь к товару, повертел головой на соседние окна, нет ли свободных девушек рядом поинтереснее кроме этой тощей, но, увидев лишь закрытые шторки, подошёл к её двери и позвонил.

      Впустив визитёра, закрыла шёлковые шторы на двери и витрине – девушка занята с клиентом.

      – Прошу Вас, господин, сдать оружие, наркотики, документы и деньги, – держа в руках коробку для драгоценностей, смотрела прохладными глазами, не двигаясь с места и ожидая выполнения условия. – Это Запад. Правила установлены не мной. Так принято. Прошу исполнять.

      – Заигралась? – холодный прищур серых глаз. – Не забывайся, «Марыля»!

      – Ещё слово и я вызову полицию. Ну?..

      Её нога в босоножке на большой прозрачной платформе стояла на красной кнопке в полу, спрятанной под тонкой циновкой. Злорадно хмыкнула: «Сама её вытребовала, забыл? Парни устанавливали и проверяли!»

      – Как потом будете объясняться? Выкладывайте всё и не будем напрасно терять время. Я законопослушная полячка и беженка.

      Постояв некоторое время в тесном закутке коридорчика, выложил в коробку документы, портмоне и оружие. Проследил, как убирает всё в маленький сейф, запирает и возвращает ему ключ с учтивым и невинным лицом. Поднял ледяные глаза в лукавую зелень.

      – Есть ещё условия? – голос на грани срыва.

      Фыркнула тайком: «Как взбешён!»

      – Ещё что-то? Душ?

      – Нет, господин. Проходите, пожалуйста, в кабинет, – приторно-сладко заговорила.

      Радушно улыбаясь, грациозно отступала вглубь, играла чарующим взором, поворачиваясь, показывала товар лицом: тоненькая тростинка в умопомрачительном, дорогом, роскошном, откровенном белье.

      – Кофе, коньяк или… водку? С огурчиком, родной? – зыркнула и рассмеялась, зараза травоглазая!

      – А есть? Тогда, водки. Стакан! – выдохнул.

      Встряхнулся и… засмеялся басовито, гулко, весомо. Рухнул на кожаный диван.

      – Ну, ты даёшь! «Завела» меня с полуоборота! Как тебе это удаётся? Меня, «спеца»! Вскипел аж! А как с чужими? Не боишься психов? С твоими-то силёнками…

      – Водки нет, есть коньяк, – хитро улыбаясь, накинула красный шёлковый длинный халат, прикрывая откровенный наряд. – Нет, не боюсь. Басе отдаю. От неё они выползают на карачках! Уезженные! – юно посмеиваясь, налила в рюмку коньяк. – Лимон? Шоколад? Миндаль? Лёд?..

      – Жаль… Водки бы! Ладно, сойдёт и «клоповник».

      Взяв толстыми пальцами коньячный бокал, взболтал содержимое, согрел в руках, понюхал, в несколько небольших глотков выпил, смакуя и оценивая вкус. Блаженно закрыл на миг глаза, замер, удивлённо вскинув густые брови, удивлённо посмотрел на ожидающую вердикта девушку.

      – Ммм… Вкусный. Отличный! – покосился на бутылку, повернул этикеткой, понимающе кивнул. – Французский. Настоящий.

      С одобрением взглянул на Мари и… протянул бокал за повторной порцией! Дождавшись, глазами чокнулся с бутылкой, с улыбкой выпил, поставив бокал на столик.

      – Любите вы, девчонки, хорошие вещи! И денег не жаль.

      Поняла, налила; усмехнувшись, шутливо поднесла бутыль к глазам, поболтала содержимое, пристально оценила ущерб: «Норма, не обездолил».

      Хохотнув, выпил третью порцию, заел лимоном, повеселел, вспыхнул румянцем на крепких щеках, потеплел серыми глазами. Отставив бокал за бутылку, сел на край диванчика, оперся локтями на колени, сцепил пальцы в замок.

      – С твоими беда, – резко без прелюдии начал разговор. – Пора тебе вмешаться…

      – Кто? – только и прошептала.

      – Нет-нет! Это совсем не то, что ты подумала! Другое! Прости… Господи, уже побелела, как снег! – кинулся, подхватив в падении, посадил на красный диванчик, подал воды. – Чёрт… проклятая привычка недоговаривать. Живы-здоровы. Дело стоит, – непонятно искоса глянул, тут же отвёл глаза. – Игнат.

      – Так… дайте подумать. Он принял участие?.. Только кивните.

      Внимательно присмотрелась к мужчине: «Лет сорок пять, высокий, плотный, широкий в плечах, мощная накачанная шея, низкий голос и что-то бычье в лице. Ох, и трудный собеседник! Смотри-ка, напрягся как!»

      Подумав, едва уловимо кивнул.

      – Понятно. Тогда поступим следующим образом… – задумалась.

      Надолго.

      – Может, к тебе отпустить? Одного? Или всех разом?..

      Попытался встряхнуть, спровоцировать, испугать. Тщетно. Тронул за плечико, склонившись.

      – «Марыль»… другие пока в норме… Штатно.

     – Я знаю, что надо сделать, – очнулась, вернувшись откуда-то издалека, даже лицо помертвело. – Нет, не дело виновато. Раз с этим парнем проблема – это личное. Тогда, – подняла взор, впилась цепко, – вы сделаете так, чтобы он «случайно» услышал мой домашний адрес, – тут же подняла руки, останавливая хлынувшие возражения. – Так надо! Это возымеет действие, почище атомной бомбы, уверяю Вас! Тайна от остальных пацанов и опасность быть обнаруженным сыграют с ним именно ту роль, на которую рассчитываю: страх и страсть, – исподлобья по-особенному заглянула в глаза.

      Вздрогнул, медленно осел на диван рядом, побагровел.

      – Взорвать изнутри, чтобы укрепить оболочку снаружи. Сработает.

      Её гибельный омут затягивал мужчину всё сильнее.

      – Не хотел бы я оказаться в твоих подопечных. Это же мука и… награда! – голос дрогнул, осип. – Что ты вытворяешь с ними, а? Как бы у моих парней мозги не расплавились…

      Как-то грустно посмотрел и быстро отвёл взгляд. Тяжело надсадно задышал, поднял красные глаза. Не сводил взора, лоб и верхняя губа покрылись бисеринками пота, крупные пальцы задрожали.

      – Марин…

      – С этим к Басе, – поняла. – Очень рекомендую: дорого, но качественно.

      Встала с диванчика, окинула офицера внимательным взглядом сверху, тайком вздохнула: «Сломался». Старательно не смотрела на беднягу: в его взоре больше не было ничего надменного и покровительственного. Лишь откровенная мольба и необузданное желание обладать ею, молодой очаровательной женщиной, в которой было что-то такое, отчего мутился разум, а тело горело.

      – Постучать?..
      Пока мучительно краснел, судорожно до хруста сжимая кулаки на коленях, подошла к стене и стукнула условным стуком.

      Ответили.

      – Идите.

      Быстро вышла в общий коридор, дождалась его, проводила к соседке.

      – Ещё вопросы по делу есть? – увидев молчаливое отрицательное покачивание головы, подвела итог. – Завтра. Или послезавтра. Буду ждать вечерами.

      – До свидания, «Марыля», – прошептал тихо, хрипло, страстно.

      Полыхал дымом покрасневших от возбуждения глаз, в которых были неприкрытая боль и неудержимый бунт: «Ты будешь моей!»

      – Прощайте, господин! Приятного вечера!

      В ответ опалила изумрудом сердце: «Чёрта с два!» и демонстративно отвернулась в подруге.

      – Дарю! От всего сердца, сестра!

      – Что даришь? Это?.. – Бася воззрилась на гостя. – Вот это богатство! Рыся!..


      …На следующий день, вечером, Мари сидела дома и вязала кружево на тонких спицах: соседка давала уроки этого мудрёного искусства. Крючок так и не освоила, и баба Магда снисходительно принялась показывать простейшие приёмы вязания кружев на спицах, поворчав: «Брабантских не получится, но на ярмарку сойдёт». Получалось криво, но очень хорошо отвлекало и настраивало на лиричный лад: мысли успокаивались, меньше бились в черепную коробку, уже не вызывая привычную мигрень. Даже руки не так тряслись в ожидании предстоящей встречи с Игнатом.

      Задумалась, замедлив вязку, смотря на пол, покрытый красивым домотканым половичком пёстрой, весёлой расцветки – подарок Лизелот, жены лавочника, большой по этой части мастерицы и местной умелицы. Обещала научить ткачеству на старинном домашнем станке, когда девушка освоит кружево.

      Тепло улыбнулась: «Если задержусь, стану мастерицей всех местных ремёсел! Готовить ещё не учили, но в селёдку влюбили с первого дня. И в сыр “Гауда”, – вздохнула, вернулась мыслью к Игнату. – Близится минута, когда останемся наедине впервые. Нет, не боюсь – волнуюсь только. Кого увижу? И какого? В каком состоянии? Что же ему довелось сделать или увидеть, что уже выбило психику?»

      Поникла белокурой головой: высветлили на пару тонов, чтобы поддержать легенду о «полячке».

      «Да уж, дела. Когда они совсем мальчишками сунулись в эту чёртову Систему, чем думали? На что надеялись? Что всё будет чистенько и невинно? Смокинг, девушки, пистолет? Или долгое изгнание, “явки” и кафе “Элефант”? Наивные! Да здесь не только не чисто, так ещё вина и совесть медленно убивают. Все мы люди, живые, милосердные и совестливые от природы, нет исключений. Равнодушны и бездушны дураки и запрограммированные. Коль Игнат уже сорвался, следовательно, их не зомбировали – нужны с ясным умом, – рыкнула. – Стоп! Хватит думать, а то опять спровоцирую головную боль, а мне нужно быть в форме».

      Вздохнула, отложила вязание в корзинку для рукоделия – милый и трогательный подарок Сэйнн, жены пастора, и подошла к входной двери.

      «Чувствуется, что ветер за окном усиливается. Надо плотнее прикрыть шерстяную штору да подоткнуть ковриком снизу».

      Едва протянула руку, как она резко распахнулась, и кто-то налетел на Марину…

                Март 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/03/23/2233