Зачем же я розочку садила

 
     Если бы какой-нибудь из подруг Веры Ивановны пришла в голову мысль проследить за ней по воскресным дням, она крайне была бы удивлена обнаружить, с каким завидным упорством Вера Ивановна спускается в подземный переход возле оптовки, и всё ходит и ходит между киосков с телефонами вздыхая и чуть не плача.

    Вовсе не телефоны интересуют Веру Ивановну, и товары народного потребления ей тоже не нужны. И надоедливые бабуськи с их извечными - Котяток берём! - ей тоже ни к чему. Всё её внимание сосредоточено на необычной женщине испитого вида с гармонью в руках, шикарным голосом исполняющей до боли знакомые песни.

     Сколько раз Вера Ивановна приходила сюда, на ходу опуская деньги в чемоданчик этой женщины, делая вид, что просто рассматривает телефоны, но всегда находилась совсем недалеко, чтобы чуткое ухо воспринимало любимые звуки, возвращая её к чему-то светлому, незаслуженно забытому, о котором болит и стонет душа.

    У неё сразу начинало щипать глаза, но она тёрла их, как будто хочет получше рассмотреть товар в витрине, стесняясь непрошенных слёз. Она мечтала познакомиться с удивительной музыкантшей, но природная робость не давала ей сделать этого. И она сердилась на себя, на свою боязнь показаться смешной, но не теряла надежды на счастливый случай. И он настал.

    - Вы меня извините, пожалуйста, - робко обратилась Вера Ивановна к незнакомке во время перерыва между песнями, - как вас зовут?

    - Люба, - недовольно отвечает гармонистка.

    - Люба! Вы не могли бы мне дать свой номер телефона?

    - Нету у меня никакого телефона! - недовольно бурчит Люба, зорко глядя по сторонам, показывая тем самым, что ей мешают работать.

     - Дело в том, Люба, что я часто прихожу сюда только из-за вас. Когда я в первый раз услышала, как вы поёте песню "Зачем же я розочку садила", у меня чуть сердце не оборвалось. Эту песню пел мой папа. Он давно умер. Я всегда мечтала, чтобы у меня муж, дети, или зять играли на гармошке, но не случилось. Денег не было, мама взяла, да поддалась на уговоры соседа, продала папину гармонь. Я теперь так жалею...

    Люба с грустью во взгляде смотрит в спины потенциальных плательщиков, давая понять, что она пришла сюда вовсе не за тем, чтобы разговоры сумасшедшей, лишающую её куска хлеба тётки выслушивать, ей надо деньги зарабатывать, а не в чужие семейные тайны вникать!

    - Люба! У меня прямо сердце замирает от ваших песен, как вы хорошо поёте и играете! Раз телефона нет, адрес мне свой дайте, пожалуйста!

     - Это ещё зачем?! - недовольно сверкает глазами Люба.

     - Я недавно дочку свою приводила сюда. Вот, говорю, смотри, Танюша, эту женщину я обязательно приглашу к тебе на свадьбу, когда замуж будешь выходить. Вы где живёте?

    - В Порт-Артуре, - как от назойливой мухи отмахивается Люба, не выказывая
никакого интереса к продолжению беседы.

    - Ну вот и замечательно. Давайте я ваш адрес запишу.

    - Чего его записывать?! Я по воскресным дням всегда здесь! Приедете, и скажете, когда надо будет! И, залихватски, с душещипательными переливами исполняя вступление, затянула - Зачем же я розочку садила, зачем цветочки берегла... - нисколько не обращая внимания на расстроенную Веру Ивановну, растворившуюся в многолюдной толпе.