На пороге тёмной комнаты. 11. Страшные пятницы...

                ГЛАВА 11.
                СТРАШНЫЕ ПЯТНИЦЫ.

      Отныне её проживание в городе на кончике Европы подчинялось одной цели: держать группу в боевой готовности любыми средствами и методами. Любыми.

      Смежникам нужен был результат, притом отличный, а больше их ничто не волновало! Ни человеческие чувства, ни умирающие души ребят, ни их гибнущая психика.

      Вздыхала, бессильно сжимая кулачки: «Ублюдки!»

      Настали трудные дни: дёргали часто, по любым поводам, даже незначительным. Словно могла поставить свою голову на плечи мальчишкам-офицерам. Причём, совершенно не посвящая в подробности дел!

      «Та ещё работка: иди туда, не знаю куда, чёрт! Это же сродни блужданию в тёмной комнате с чётким знанием: пока стоишь на пороге – в безопасности. Но стоять нельзя: в спину между лопаток упёрта холодная сталь жёсткой необходимости, значит, надо делать шаг туда, в темноту. Сколько слёз пролито от безысходности и страха за пацанов, а сколько ещё будет! И так душа заходится в ужасе от трезвого понимания: едва операция окончится – группу “уберут”, – содрогалась в дрожи, размышляя в короткие минуты отдыха. – Самое жуткое, что мы об этом знаем. Все. Вижу в глазах ребят: и их отчаяние, и горькое ощущение беспомощности, и страстное желание спасти хотя бы меня! Сделать, что угодно: украсть, вывезти, укрыть от всех и вся! Но убивает осознание, что это лишь мечты. Они обречены, как и я».

      Пока оставалось время, главным богатством и радостью были их встречи и чувства друг к другу.


      …Утром первой пятницы после разговора со «спецом» и «самоволки» Игната, она страшно нервничала: «Как всё пройдёт? Во что выльется? Когда появятся? Звонка не было, следовательно, могут объявиться в любую минуту. У меня своя жизнь: бар, танцы, пип-шоу, “кабинет”. Могут появиться в любом месте. Забавно будет понаблюдать».

      Так и получилось.

      Они вошли в притемнённый зал бара, когда она с девушками заканчивала танцевальный номер, и мальчишек не сразу заметила. Лишь кланяясь, почувствовала на себе три пары родных глаз.

      «Приехали!» – обрадовалась

      Ринулась в гримёрку, переоделась и… сбежала в другой бар – ждала кабинка пип-шоу. Рассмеялась с ехидцей: «Интересно, сколько им потребуется времени, чтобы сообразить и найти меня? Ни минуты не сомневаюсь – быстро появятся!» Угадала.

      Минут через двадцать ввалились в зал.

      Странное чувство испытала тогда.

      «Одно дело – раздеваться перед незнакомыми клиентами, пусть и завсегдатаями, другое – перед своими. Мы не чужие и знаем друг друга до родинок, но всё же…»

      Трудная смена выдалась у скромной и от природы стеснительной девочки.

      «Чуть не сгорела со стыда! Спасибо пацанам: держат лица в узде, понимая, как мне неловко. А ведь предстоит встреча в “красном” районе! – дрожала и ужасалась, трясясь в противной дрожи. – Нервы ни к чёрту! Эх, в санаторий бы тот…»

      Пока парни ужинали в соседнем ресторанчике, ей удалось поговорить с Барбарой.

      – И чего ты трясёшься, Марыся? – презрительно выставив губку, окинула русскую нахальным голубым взглядом, одобрительно хмыкнула. – Выглядишь неплохо. В весе прибавила – пасторша тебя откормила. А с мужчинами разберёмся. Или кто-то особенно волнует?.. – присмотрелась, насторожилась. – Кого-то опасаешься? Вижу, что тут паникой пахнет. Кто? За кем присмотреть?

      – Бася, давай поступим так… – ещё не совсем сложила план встречи. – Я буду в витрине стоять и оттуда попытаюсь рассмотреть, угадать их настроение. Не могу пока объяснить, в чём страх или в ком… Господи…  Я вообще ничего не знаю! – взвыла, рассмешив полячку. – Вот ввалятся втроём разом – вообще растеряюсь! Передерутся! Разорвут меня!

      – А я на что, Рыся? Не жадничай, поделись! Такие парни!.. – бесстыжая, хохотала и плотоядно облизывалась! – Отдай пару!

      – Да всех забирай! Пойдут ли? Вот в чём загвоздка, понимаешь?

      – Так, то може быць трудне… – задумалась, стала мешать русский с польским. – Я постою в витрине, пока ты будешь решать. Там буде ясне, куда дело выворачивается. Если что, буду сидеть у твоей двери, вот! – подошла, посмотрела сверху, странно улыбнулась. – Я не дам им тебя разорвать. То мое любимое: трое на раз, не твое. Ты – другая, ты женщина едного мужчины. Я то понимаю и помогу тебе троше.

      Так и решили, что совсем не умерило мандража Мари. Заставила себя прекратить трепетать: «Время. Пора в витрину. Вот-вот будут».


      …Они не торопясь шли по улице, залитой красным светом, рассматривали девушек в витринах, подсвеченных такими же красными светильниками, кривлялись и строили рожи.

      «Дети, хоть и двух метров роста, – наблюдая со стороны, их понимала. – Только в таких безумствах и расслаблениях можно сохранить разум. Ещё в другом: в чувственности, в единении тел, желательно с любимой женщиной, с единственной, желанной. Вот и идут они сюда за этим. Ко мне. Трое сразу. Отпустили до утра. Всех. Разом, – тихо заскулила-завыла, подняв бледное личико к небу. – Нет, смежники просто издеваются над нами! Извращенцы! Мне и с одним-то будет сложно первый раз, а тут…»

      Нервничала до дрожи, следя искоса за их приближением.

      Парни медленно подошли к её витрине, где стояла в позе Х – сигнал, что свободна для своих. Остановились, замерли, даже для вида не посмотрели на соседние витрины, забыв о конспирации напрочь!

      Постаралась исправить положение, давая им время опомниться, придерживаться правил поведения во время встреч. Делая вид, что ещё не заметила клиентов, смотрела поверх голов на мост через канал: там гуляла молодёжь и зажгла фальшфейеры, шумела и кричала… Потом опустила взгляд, словно невзначай, вскинула удивлённо бровь, обвела глазами замерших в поражённых позах мужчин.

      Они откровенно любовались её чудесной причёской из белокурых локонов, тонким телом, роскошным откровенным бельём, чулками в крупную сетку, босоножками на прозрачной высоченной платформе и пятнадцатисантиметровых каблуках.

      Улыбаясь чувственной манящей улыбкой клиентам, прикусывая пухлую губу, отступила от стекла и медленно стала менять позы, переводя взгляд на каждого, пытаясь оценить состояние и душевный настрой.

      «Трудно – темно. Улица освещена фонарями тёмно-красного цвета, он здорово мешает рассмотреть что-то в деталях. Но так и задумывалось: чтобы клиент не мог запомнить девушку и не узнал, встретив позже вне этого района, – вздохнула. – Придётся рискнуть и запустить всех, в кабинете принять решение, – остановилась в танце, медленно опустилась на колени и поставила руки на стекло. – Посмотрим, кто первый ринется».

      Нечего было и гадать – младший, Игнат. Прижал ладони к женским за стеклом, растворился во взгляде; радуется, предвкушает, сияет серыми влюблёнными глазами, трепещет. А старшие напряглись, потемнели лицами.

      Держа улыбку, тайком рыкнула: «Ох, и вечерок сегодня выдастся! Выжить бы…»

      Едва подумала, сзади Игната появился Валерий и, смотря в потрясённые глаза Мари, медленно положил ладони поверх кистей друга!

      Её затрясло в крупной дрожи, когда поняла этот жест. «Даёт согласие остаться вместе с Игнатом в кабинете. Вторым. Вдвоём! – передёрнулась. – Дела, Машук, – опомнилась, подняла взгляд поверх их плеч. – А что же Олег? – посмотрела на мужа и замерла-задохнулась. – Столько боли в глазах, немой крик, ненависть и такая безграничная любовь! Бедный викинг! – затаилась, заволновавшись. – Трудный выбор. Что победит? Справится?»

      Постоял, сжимая в бешенстве кулаки, и… пошёл к Басе.

      «Вот это фортель! Не ожидала столь быстрой капитуляции. Зная, кем были в прошлом… – встряхнулась и заставила себя опомниться. – Нельзя бесконечно держать парней на улице, дура! Пора решаться, – опустила глаза. – Молодцы. Поняли, что не нужно меня торопить. Грустно улыбаются, не сводя любящих глаз, и терпеливо ждут решения и… решимости. Где её взять-то? Боже…»

      Еле справившись со слезами, склонила голову в сторону входа: «Заходите». Выдохнула с шумом: «Время пришло, “Пани”. Сейчас столкнёшься с тем, для чего с самого начала приготовили – быть мощным отвлекающим элементом в борьбе с непокорными, в иезуитской игре, где твоя несговорчивость может стать смертельным приговором пацанам. Выбор без малейшего выбора. И без поблажек. Их могут предоставить только мальчишки, что и делают сейчас: не вваливаются втроём. Договорились? Вряд ли: муж так не мучился бы…»


      – …Прошу, парни. Выворачивайте всё из карманов и в кабинет, – стараясь болтать легко и весело, держалась из последних сил. – Ключи от сейфа оставьте у себя. Что выпьете, родные?..

      Как только зашли в кабинет, тут же оказалась в двойном кольце рук.

      Молчаливые парни прижались с обеих сторон и, касаясь друг друга головами, целовали нежно белокурую девочку со стоном и хрипом.

      Зажатая мощными телами, вдруг перестала дрожать от страха: «Всё будет хорошо. Нет лишних слов, есть лишь любовь. Это шанс, что не сорвутся, не кинутся друг на друга и на меня. Будет только уважение, деликатность и мягкость. Всё получится».

      Зная её особенности, не торопили друг друга. Пока один был занят, другой помогал тактично и любовно, словно делали это не впервые, будто форма «два плюс один» была для всех троих нормой.

      Смогла расслабиться и просто купалась в искренних неприкрытых чувствах!

      Парни от счастья воздали сторицей: только ласка и обожание, мягкие руки и губы на её тоненьком теле, море страсти и сама жизнь, истинные звуки неподдельной взаимной любви. Любви на троих.

      Из-за стены кабинета Баси доносились совсем другие звуки.

      Мари прислушалась: «Кажется, Олег сорвался на подругу и мстит ей за меня! Бася неглупая девушка, всё сразу поняла: наорала на него, потом… тишина и звуки страсти: оседлала и тоже мстит, – усмехнулась, покосившись на стену. – Умница. Оторвись, девочка! Там есть, чему порадоваться. Мой викинг – зверь! Вымотай его. Может, сегодня передумает зайти ко мне? Надеюсь…»

      Зря надеялась. Вскоре ссора вспыхнула вновь!

      Вздохнула с пониманием: «Конечно, не для того сюда пришёл, чтобы удовлетвориться продажной любовью. Приехал ко мне, и без меня не уедет».

      Только подумала, за стенкой раздалось негодующее рычание. Насторожилась, вслушиваясь: «Дерётся! Сюда рвётся! Так и есть: уже в заднем коридоре, тихий голос Баси: “Дай минутку, я сама…” Чёрт…»

      – Мальчишки… Вам пора к Басе… – обнимая, шептала, чтобы муж не услышал. – Прошу, идите к ней… Скажите, что решили Барбару навестить для разнообразия… Она умеет то, что я не могу… Пользуйтесь, родные… Я не ревную… Оттянитесь! Она вас ждала…

      Ох, и трудно они расставались!.. И долго.

      Особенно Игнат! Оторвался со слезами, крича глазами: «Ты только моя!» и признаваясь в любви вслух, не обращая внимания на Валерку.

      Он тоже взглядом выговаривал ей: страстно, неистово, с терзаниями и дикой ревностью, но держался в жёстком корсете воли; смог не сорваться, не начать мстить и крушить всё и вся. Дождавшись своей минуты, стал тем, кого увидела в коттедже: нежным и чистым, терпеливым и по-настоящему любящим. Ни звука вслух, только взглядами показывал и рассказывал, летя на лёгких крыльях нечаянной радости, когда читал молчаливые сообщения в зелени глаз возлюбленной: «Люблю! Только ты!» Теперь, одеваясь, смотрел поверх плеч Игната, и продолжал целовать девочку взором: «Желанная! Когда будешь лишь со мной?»

      – …Марыля, я его уже не могу больше удерживать – монстр, варвар, дикарь! Час выдержала, но то всё! Злой! Но таакой сильный…

      Бабби ввалилась в кабинет, не пуская пока Олега. Расхохоталась над смущением мужчин, одевающихся у столика в углу.

      – А эти ещё вкуснее, Марылька! Ну и хитрая – самых красивых себе оставила! Отведаю! Я вас жду, мальчики, – обняла обнажённых по пояс парней, поцеловала каждого в крепкое плечо, едва дотянувшись. – Не одевайтесь, великаны – вы мне ещё понадобитесь, – приглушила голос, заговорила опасливо и жалобно. – Спасите меня от вашего мучителя! Едва не убил! Дерётся! Идёмте ко мне…

      Шуткой и силой увела из кабинета в коридор. Строго посмотрела на Олега.

      – Дай ей время, не набрасывайся сразу! – тихо выговаривала.

      Затолкав к себе мальчишек, вернулась на миг.

      – Она слаба и нежна – ягнёнок. Она – не я, лошадь. Не забывай об этом, русский варвар…

      Едва договорила, он вошёл в кабинет к Мари. Закрыв дверь, прислонился спиной и замер с непонятным выражением лица, в глазах мука, сильная и поражённая, словно проиграл главную битву жизни! И душевная боль, вина: «Не сумел оградить её от этого! Как ни уговаривал парней – тщетно. Оба влюблены по-настоящему. Не отступились. Я проиграл…»

      Вышла из-за перегородки, освежённая салфетками с неуловимым ароматом, без грамма косметики, бледная, в коротенькой голубой сорочке, гладко причёсанная, босая – девочка полутора метров роста. Подошла, подняла личико. Страха не было: «Кинется душить – убьёт мгновенно: профи».

      Олег уловил мысль, замер, опешил, поразился, потом глубоко вздохнул и, порывисто шагнув-ринувшись навстречу, сильно обнял, смял, стиснул, вжал.

      – Даже не думай об этом никогда, Маринка! Как ты могла такое допустить даже в мыслях?! Больше той ситуации не повториться, пойми! Как бы ни ревновал, ни ненавидел, ни был взбешён или ослеплён, не помыслю и мыслью! Ты моя судьба, единственная, – всё сильнее вжимал в напряжённое тело, затрепетал, загорелся. – Они тебя не сильно измучили, любимая? – тихо и с такой нежностью, что у неё на глаза навернулись слёзы. – Обидели? – окаменел, почернел лицом.

      – Нет, родной. От счастья плачу, – обняла за шею, встав на цыпочки.

      Подхватил на руки, приник к губам, вжимая в возбуждённое горящее тело.

      – Если так и будет – выживу, – заплакала, засмеялась, задрожала от страстных рук на своих бёдрах.

      Замерла, кое-что вспомнила.

      – У меня есть для тебя сюрприз…

      Мягко прикоснувшись к губам, выскользнула из объятий, метнулась за перегородку, вернулась со свёртком в руках. Многозначительно полыхнув изумрудом в нетерпеливые жаркие глаза, подошла к диванчику, развернула простыню в крупных цветах и застелила, принесла большую продолговатую подушку с такой же наволочкой. Приготовив настоящую супружескую постель, обернулась к мужу, протянула руки, смотря в душу зелёной вечностью.

      Застыл, захлебнулся вскриком-всхлипом радости, со слезами на глазах взял Марину на руки, поцеловал нежным свадебным поцелуем, простонав: «Жена моя! Соня!» Торжественно раздел, мягко положил на постель и быстро сорвал с себя одежду. Помедлил, давая ей увидеть себя при свете, запомнить, оценить мощь и красоту.

      Оценила, раскрыв объятия: «Муж мой!»

      Они стали вновь едины. Семья.


      …Сразу сложилось.

      Не всегда парни приезжали все разом, но, сколько бы их ни было – берегли и обожали, боялись причинить боль и проявить жестокость по отношению в своей девочке.

      Было непросто, случались между мужчинами ссоры, злобные стычки и жестокие драки, но как только приближалась пятница, умеривали амбиции и, пряча друг от друга горящие от предвкушения глаза и нетерпеливые лица, садились в машину и ехали в её город на свидание. Понимали: им немного радостного осталось в жизни, не стоило портить эту малость злобой и ненавистью.

      Чем больше приближался срок окончания операции, тем страшнее они становились: нервы зашкаливали за понятие нормы, всё чаще срывы преследовали, всё чаще дёргали Марину опекуны-«смежники». Ситуация явно выходила из-под контроля, и это понимали все.

      Стало страшно по-настоящему и девушке, и мужчинам. Как бы ни пыжились, изображая из себя супер-агентов, а близкая смерть повлияла на всех – видела от посещения к посещению: сатанели, становились жестокими и опасными.

      Даже Бася их боялась и теперь отказывалась помогать.

      А у Мари не было выбора! Надзор был тотальным.

      Развязка была как никогда близка, и её трагический исход тоже. Обратный отсчёт пошёл на часы…


      …В ту пятницу всё и началось.


      Ощущение катастрофы стало преследовать её ещё накануне в четверг.

      В тот день всё валилось из рук: утром «убежал» кофе, провоняв гарью квартирку; одеваясь в кирку, испачкала светлый костюм помадой, вывалившейся из тюбика; в глазах опять лопнули сосуды, и теперь было стыдно поднять на людей взгляд; чёртово кружево, которое с горем пополам довязала, прилипло к утюгу! Теперь нечего было нести на выставку в воскресенье. Не её то был день, точно.

      Вечером, вымотавшись в баре со скандальными, перепившимися клиентами, обессилено ввалилась домой с единственным желанием – выспаться.

      Как только переоделась, в дверь тихо стукнули. Подойдя, сообразила, что опять не закрылась на ключ.

      Тут же дверь распахнулась, и налетел… Игнат! Как в первый раз, всё повторилось почти до последнего действия: успел протащить в комнату, где и рухнул на диван.

      Ахнула: «Да он ещё в худшем состоянии, чем тогда! Теперь окончательно понятно, почему их не берегут – приговорены. Это билет в один конец, как говорят американцы!»

      Этот незапланированный визит сильно напугал: «Даже не знаю, кто очнётся через пару часов? Кем предстанет предо мной? Он ли?»

      Пока был в забытьи, закрыла дверь, прежде выглянув на улицу: «Тихо и никаких следов его машины, – вздохнула с облегчением. – Умница! – закрыв и зашторив дверь, сделала кофе, подумав, отключила телефон. – Хватит держать меня в вечном напряжении! Загорится пообщаться – на работе найдут. Сюда не сунутся – побоятся “засветить” адрес. Есть несколько часов спокойной жизни. И у Игнаши. Как он там?»

      Подошла и села рядом на кресло, рассматривая абсолютно белое лицо. Выдохнула с ужасом: «Господи, краше в гроб кладут! – рыкнула, обругала себя за поганый болтливый язык. – Типун тебе на него, Марыля! Выживем, назло этим козлам из смежного отдела! Ешче Польска не сгинела! Посмотрим, кто будет в выигрыше. Держитесь, мальчики! Мы ещё поживём. И повлюбляемся, – замедлила размышления, кое-что припомнила, поникла головой. – Если командировка окажется с прибылью – рожу, от кого бы ни было это дитя. Наше. Общее. Плевать на мораль! Будут рады, хулиганы».

      – Марин… Где ты?

      Слабый странный голос привёл в чувство.

      Игнат смотрел пустыми глазами и не узнавал комнаты. Гостиная. Прошлый раз пришёл в себя в спальне.

      – Где мы?

      – Я рядом, милый, не волнуйся. Ты доехал. Дома.

      Встала, осмотрела сверху, поражаясь неестественной бледности красивого лица, синеве сжатых губ, безжизненности взгляда серых глаз.

      «Убили, сволочи. Погубили парней из-за каких-то шпионских грязных игр. Положили судьбы на алтарь политического тщеславия и превосходства разведок. Чудовищно! Молодых, красивых, сильных, страстных мальчишек, которым жениться, радоваться и рожать сыновей! Или дочерей. Так нет, просто уйдут в небытие холостыми, бездетными и не оставят о себе здесь никакой памяти – безымянная могила. А то, и того хуже: “пропал без вести”, как будет в этом случае, – задрожала, сдерживая истерику. – Стоп! Не сейчас. Не порть встречи. Могут внезапно свернуть операцию, когда ещё увидитесь?»

      – Ты не голоден, родной?

      Села на диван и тут же очутилась в цепких объятиях. Лукаво улыбнулась: «Ожил».

      – Пойдём, покормлю тебя, мой хороший… Мальчик мой буйный… Беглый каторжник…


      На кухне оказались только под утро.

      Игнаша вцепился намертво!

      Захолонула душой: «Понятно – последняя встреча. Откуда узнал? Почувствовал? Услышал нечаянно?» Закрыла глаза от страха.

      – Это всё? – едва сдерживала слёзы. – Я сгину с вами…

      – Нет! Мы тебя спасём! Клянусь! – страстно в ответ.

      Понимая, что время уходит безвозвратно, не нежничал: истязал, наказывал и мстил за ту непрожитую жизнь, что могла быть, если б ни она, Маринка. Сознавал, что не виновата, и виновна. Потому что влюбились и… пропали. Порезала изумрудным ножом сердца и уничтожила.

      Терпела и молчала, соглашаясь с правотой претензий: «Всех убила ещё в Аравии. “Засветила”. Да ещё и сердца вырвала. Проклята…»


      Оторвала от себя перед рассветом, совершенно обессилев от боли и… счастья. «Что ж, бывает и такое, болезненное. С тобой стала мазохисткой».

      Поцеловала его взмокшую каштановую голову, погладила густые волнистые волосы, осунувшееся красивое дерзкое лицо, провела пальцами по могучим плечам, прикоснулась губами к ладони и пальцам: «Прощай, Игнатка».

      Прикрыла уснувшего жестокого мальчика пледом, пошла на кухню. Постояла в раздумье: «Прежде всего – капсула для тонуса, иначе упаду от нервного и физического истощения».

      Едва запив водой, вздрогнула. Что-то насторожило, какой-то непривычный звук: «Что за чёрт? Я же закрыла дверь!» Беззвучно поставив стакан на стол, на цыпочках прошла к порогу кухни, помедлила в нерешительности, резко шагнула в прихожую и… потеряла сознание.


      …Пришла в себя в гостиной на кресле, с дикой головной болью. Осмотрелась и похолодела: диван пуст!

      Еле поднялась, пощупала простынь: «Холодная. Игната давно нет, – посмотрела на часы, оторопела до онемения. – Боже… Я пробыла в забытьи три часа!»

      Пройдя в прихожую, не нашла его вещей. Так бы и подумала нехорошо, стала сердиться, что не попрощался, но… застыла в ужасе. «Капли крови на полу!»

      Пошла по ним на улицу, и стало понятно, что произошло.

      «Они приехали и забрали его. Силой. Затолкали в машину, поэтому кровь заканчивается на тротуаре. И это были не парни из группы. Тогда кто, смежники? – закрыла глаза. – Вот всё и заканчивается. Первым, кто пропадёт “без вести”, станет Игнат, – заголосила безмолвно. – Я погубила тебя, Игнаша! Прости меня, Христа ради! Нельзя было в меня влюбляться! Я Иона! Проклята! Трижды…»

      – …Их было трое. Высокие и крепкие. Все в чёрном. Твоего парня оглушили – он не шевелился, – за спиной стоял сосед и непонятно смотрел, пристально, не сводя глаз. – Марыля, есть разговор.

      – Нет, герр Мунт, это опасно, – едва прошептала, будучи не в состоянии сдерживать хлынувшие слёзы. – Спасибо за всё и… прощайте.

      – Нет. Я думаю, мы увидимся очень скоро, – загадочно проговорил и ушёл.

      Разбираться с его словами не стала, пожав плечами: «Какой смысл в шарадах? Всё кончено. Время пошло: десять, девять, восемь…»

                Март 2013 г.                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/03/25/1577