Джон Митчелл. Джонатан, шершни и Маржевой Сад

   Рассказ Джона Эймса Митчелла (John Ames Mitchell, 1845-1918) “The Lover, The Twelve Hornets, and The Enchanted Garden of  Zpek” из книги “Life's Fairy Tales”.
   © Перевод. Олег Александрович, 2013
   ***

   Дороти любила Джонатана; для него же она была девушкой, которая без остатка выкупила его сердце и давно обжилась в его мыслях. Но мечты их о свадьбе оставались лишь мечтами, поскольку были они бедны. Людей богатых, впрочем, в их маленькой деревеньке не было вовсе, что помогало всякому проживать здесь жизнь не терзаясь сознанием скудости и убогости своего безденежного существования.

   Джонатан, однако, слышал, что водятся где-то в большом мире несметные суммы долларов; и вот, однажды решил он покинуть отчий дом, чтобы раздобыть где-нибудь средств для обустройства их с Дороти совместной жизни. Он попрощался с отцом и матерью, с друзьями, — и с любимой Дороти. Девушка была печальна, и безутешно плакала, но Джонатан заверил любимую, что расстается он с ней ненадолго и ради их же только выгоды. «Не думаю, что сидя здесь дождусь я когда-нибудь милостей Фортуны, — говорил он. — Так что поищу-ка я эту капризную дамочку в свете, и если встречу, пофлиртую с ней на полную!»

   И ушел.

   И только теперь, когда весь мир вокруг стал вдруг для нее пустым и серым, поняла Дороти, как много места занимал Джонатан в ее жизни!

   А Джонатан после семи дней путешествия подошел к пригороду большого города. Вдруг взору его предстало необычное зрелище: на бордюре сидели в ряд молодые джентльмены в дорогих костюмах; одни из них горько плакали, другие сыпали из уст проклятия, третьи предавались отчаянью молча.

   — В чем дело, парни? — спросил их удивленный Джонатан.

   — О своих делах заботься, деревенщина! — резко осадил его один из стенающих джентльменов.

   Джонатан пожал плечами и пошел дальше, к центру города. Время подошло уже к полудню, и он присел на скамью в сквере, чтобы позавтракать нехитрой пищей из своей дорожной котомки. Через минуту на скамейку присела оживленная компания шершней. Парни эти были дружелюбными и общительными; вскоре они втянули в свою непринужденную болтовню и Джонатана.

   Джонатан угостил новых приятелей кленовым сахаром; им он очень понравился, и вся компания принялась с аппетитом его уплетать. «Никогда не пробовал такого вкусного кленового сахара, — сказал самый крупный из шершней, очевидно их вожак. — Об Жигалло», — представился он и протянул Джонатану переднюю лапку.

   — Джонатан.

   — Рад знакомству! Если в чем-то понадобится наше содействие, дай знать!

   Мимо прошла еще одна компания плачущих джентльменов в модной одежке.

   — А что это за беда тут такая — у всех, почитай, парней в вашем городе? — поинтересовался Джонатан у шершней.

   — Как?! ты что, ничего не слыхал о Парализе?! — воскликнули они, и Об рассказал ему о местной девице, чарам которой не в силах противостоять никто из смертных.  Увидеть ее — значит влюбиться по уши, и немало уже число даже самых трезвых голов в их городе заразилось любострастным ядом ее неземной прелести.

   — Но вот жениться на ней сможет лишь тот, кому посчастливится раздобыть Сокровище чудесного Маржевого Сада. Да вот и она сама, вместе со своим отцом, этим надменным банкиром! Не гляди в их сторону, не то попадешь под ее чары!

   Поздно! — Джонатан уже увидел Парализу! Все внутри него затрепетало в каком-то пьяном экстазе; он поднялся со скамьи и пошел ей навстречу. И когда взгляды их встретились — а глаза Парализы были кристальными озерами невыразимого в словах, чарующего обаяния — Джонатан и душой и телом стал ее рабом. В груди его вспыхнул всепоглощающий пламень, мучительный в своем обжигающем блаженстве; он рухнул перед ней на колени, и из уст его сами собой полились пылкие слова любовного признания.

   — Ни слова более, молодой человек! — прервал его речи высокомерный банкир. — Под венец мою дочь поведет тот лишь, кто сумеет раздобыть Сокровище Маржевого Сада!

   И вместе с дочерью он проследовал дальше. Парализа же обернулась и бросила на Джонатана холодный взгляд своих бездонных глаз, троекратно усиливший его горячий трепет. Отец и дочь свернули на другую улицу, а Джонатан продолжал стоять на месте — коленями на щебенке тротуара.

   В чувство пришел он, когда расслышал сдавленные смешки своих приятелей шершней.

   — Прости ты нас, дружище, за бестактность, — поспешил оправдаться мистер Жигалло, — но мы не люди, и нам нелегко сдерживать смех, наблюдая в сотый раз, как легко молодые господа — все — съезжают с катушек от одного лишь взгляда на них этой пресловутой Парализы. Неужели не догадываешься, что папаше просто нужны деньги: делишки его порядком расстроены, можешь мне верить!

   — Пусть даже и так. Но для меня это вовсе не повод судить дурно о его дочери. До свиданья!

   — Ты куда?! — хором вскричали шершни.

   — В чудесный Маржевой Сад, — сказал Джонатан и быстро зашагал прочь из города. Но шершни его не оставили: они летели рядом, и убеждали его не браться за это крайне рискованное, на их взгляд, предприятие. Там, где один находит, говорили они, сотня теряет, а заразная лихорадка этого сада неизлечима; и почва его плодородна оттого, что обильно полита она кровью громадного числа несчастливцев. Но Джонатан, чьим рассудком и сердцем целиком теперь владела божественная Парализа, доводам их не внял.

   — Тогда уж позволь нам отправиться с тобою вместе! — сказал Об. — Мне доводилось подрабатывать брокером, и, поверь, брокеров-шершней клиенты ценят куда как выше, чем примелькавшихся там навозных жуков! — Он коротко хохотнул.

   А верная Дороти грустила в ту пору в одиночестве и скучала по Джонатану. Все чаще и чаще мнилось ей, что Джонатан нашел, быть может, в большом мире девушку красивее ее. И с богатым приданым. Поливая цветы, она молча роняла на них горькие слезы; пара их упала однажды и в тесто, которое она вымешивала для пирога.

   Через день Джонатан подошел к ограде зачарованного Маржевого Сада. Вдоль нее и возле ворот бесцельно бродили какие-то одичавшие люди в лохмотьях некогда модных костюмов. Они посеяли здесь в Саду свои состояния — без остатка, пояснил Джонатану Об, но, просчитавшись с выбором почвы, урожая не увидели. Места же этого покинуть они не могут, и причина тому — неодолимые чары чудесного Сада.

   В Саду бегало множество возбужденных господ; они что-то выкрикивали и отчаянно жестикулировали, а по пятам за ними гонялись свирепые быки и медведи. Газоны, клумбы и обочины дорожек густо усеяны были костями бесчисленных жертв. Туда и сюда сновали ягнята — одни в шерсти, другие голые; из кустов там и сям слышалось жалобное блеяние и лязг ножниц — кто-то купировал там им руна.

   Однако Джонатан постарался не терять времени попусту: верные друзья шершни указали ему клумбу с самой плодородной, по их сведениям, почвой, он вынул из кармана единственную у него монету — в один доллар — и вложил ее в землю. Через минуту проклюнулся росток и стал быстро тянуться вверх; вскоре на его месте уже ветвилось деревце. Его заметили быки и медведи и, расталкивая друг друга, ринулись к клумбе Джонатана — и тот уж подумал, что предприятие его закончится сейчас крахом. Но шершни, с прожженным Обом во главе, своими жалами вмиг прогнали наглых животных прочь.

   И вот, наконец, деревце обильно покрылось листами — чеками на предъявителя на десять тысяч долларов каждый!

   Джонатан быстро снял свой урожай и рассовал его по карманам. На него набросились два медведя и едва не свалили наземь, — но верные шершни вновь не оплошали, и покусанные звери удрали в кусты.

   Полубезумные господа у ворот проводили завистливыми взглядами удачливого и обеспеченного теперь Джонатана, который в компании друзей-шершней бодро пошагал в сторону города.

   Между тем, весть об успехе Джонатана долетела до города быстрее, чем он успел до него дойти. Издали увидел он банкира с его обворожительной дочерью, стоящих на мраморных ступенях крыльца роскошного особняка. Надменное некогда лицо банкира расплывалось в широкой приветливой улыбке, а холодный, обычно, взгляд дочери стал кротким и заискивающим. И, к удивлению своему, почувствовал Джонатан, что чары Парализы стремительно теряют над ним власть!

   — О, предприимчивейший молодой человек! — банкир протянул к Джонатану обе руки. — Как же я рад буду отдать дочь за тебя замуж!

   — А я, — ответил Джонатан после короткого раздумья, — напротив, рад буду взять себе в жены девушку, которая любит меня вовсе не за Сокровище Маржевого Сада. — И отвел взор от Парализы, чтобы ненароком не подпасть вновь под ее чары.

   Банкир сжал ладони в кулаки и гневно нахмурился.

   — Денег на поправку своих финансовых дел один старик от меня все же получит, — продолжал Джонатан, — и это будет мой отец. А тратить их в пользу особ с сомнительной репутацией я не буду.

   Он отвесил поклон, развернулся и пошагал прочь из города.

   ***

   Тоскующая Дороти гладила белье, поглядывая по недавней привычке время от времени в окно на дорогу. И вот, взглянула, и увидела — Джонатана! С радостным криком побежала девушка на улицу встречать любимого; отцова манишка задымилась под оставленным на ней утюгом.

   Вскоре они поженились, и стали жить-поживать в богатстве и роскоши.