Нет такого права - разрушать

Совсем скоро, моя дочь посмотрит мне в глаза и задаст этот проклятый вопрос: "А почему папа не живет с нами?" Что я ей отвечу... Правду. Или придумаю ложь, которая обречет меня на пожизненные угрызения совести. И как объяснить ребенку, что такое жизнь, если сама не находишь ответа? Возможно, а скорее неизбежно, она попытается воссоединить семью. Какие порою трудные задачки подбрасывает нам Господь!

  Жизнь особо не баловала меня. В семье нас было трое. В четырнадцать я уже подрабатывала по вечерам. Шрамы памяти железно хранили мою боль: первую любовь и первые страхи, постоянное желание чувствовать крепкое плечо отца, которого у меня не было, или мамы, что вечно занята на двух работах. На судьбу не роптала, не видела в этом смысла. Неудивительно, что первой моей любовью стала женщина. Милли - волшебная, сказочная нимфа, с бесконечно вьющимися локонами рыжих волос, полная страсти и безумия. К слову, она была моим преподавателем по русскому языку. Все мое тело пульсировало в такт ее поцелуям, мысли бросали голову, мозг отключался  и оставались только двое на этой порочной планете: я и она. Нас никогда не существовало, были только мечты, фантазии, сны по ночам. Но теперь, уже маленький шрамик хранил свято изящные изгибы ее тела. Она была миниатюрной и вечно молодой: аккуратная грудь и гладкий живот, и шелковая кожа шеи, и запах, запах ее  был неповторим. Так пахла сама природа в начале весны: юные раскрывающиеся цветы, первые листья, капли росы после дождя. Я разучилась чувствовать это, в тот день, когда она предала. Мир перевернулся для меня, хотелось умереть, потом выть, потом не рождаться вовсе. Нет, жизнь не лечит. Память вымещает, как ненужное старье,  и слава Богу.
  К восемнадцати годам, любви и наивности во мне уже было через край, поэтому хватило одного первого взгляда, что бы полюбить отца своей дочери. То, что он был старше, на десять лет нисколько меня не смущало. Данила, или просто, Даня был молод, спортивного телосложения и одевался, как хулиган. Кубики пресса и внушительные бицепсы, умение увлечь меня интересным разговором, широта души, и я купилась, как девчонка. Часами мы болтали на работе об истории, жарко споря о событиях, происходящих на Руси в одиннадцатом веке. Студентка исторического факультета педагогического университета и сторож. Нам было легко вдвоем. Моя смена кончалась в семь, я дождалась его прихода, мы болтали  без  умолку... пока не поняли, что ушел последний автобус и время пол первого ночи. Он уверенно расправил кровать, я нервно курила в туалете. В один момент я решила все: ведь лучшая защита-это нападение. Я обняла его за голову и поцеловала. Мое тело горело желанием, он выключил свет, и только гордый фонарь играл на его груди. Он сжимал меня в своих объятьях, ласкал нежно и страстно одновременно, его губы коснулись моих глаз, губ, шеи. Он проникал в меня бережно, увеличивая мое желание быть его. Я отдала ему всю себя без остатка, он мягко улыбался, поглаживая мою грудь. Эта была самая счастливая ночь. Я была его, сильные руки обнимали меня, он был такой родной. Мой мальчик... любимый, единственный. Сколько было таких ночей, теперь уж и не вспомнить. Нет, жизнь не зебра, милая. Она - лабиринт, где я постоянно ошибалась дорогой. Мы начали вместе жить, в квартире его родителей, и это было роковой ошибкой. Ссоры порой возникали на пустом месте. Оказалось, что большая часть его родни - алкоголики и  тунеядцы.  Он впервые  ударил меня, оскорбления уже казались привычными. Дважды, я была беременна от него, дважды. Я ненавидела его мать, за то, что та не давала нам возможности завести детей. Я  любила его, постоянно оправдывала и прощала, уходила и возвращалась вновь. Так прошли долгие шесть лет, я бросила институт, он пил время от времени, оказалось, был дважды женат, имел троих детей. Боже! Я понимала надо бежать. Но куда???
   В театральное училище меня затащила подруга. Спустя какое-то время она же привела меня в студию "Солнечный остров". После совместной жизни с мужем, я перестала видеть мир. Все мне казалось ненужным, даже я сама. Подруга ушла, а я осталась. Меня зацепила атмосфера коллектива и немного ее руководитель, Лина. Оооо, кто же знал, что эта рыжая бестия, кошка, гуляющая сама по себе, не может и не позволит принадлежать никому. Она - свобода, она - движение, она - жизнь... камертон, если хотите. Я в упор ее не замечала, порой даже не слышала, мне просто хорошо было находиться там, где я была. В окружении ее детей, ее творчества, ее стихов, а позднее и ее самой.  Наверное  я не нравилась ей, мы частенько цапались по пустякам. Я работала на двух работах на износ, чтоб забыться и приходила туда отдыхать. Лина  же ждала отдачи. Худенькая, высокая, с выраженными возрастными признаками на лице, она казалась мне слегка нервозной. Ролей она мне не давала совсем. Хотела узнать меня, но я  не прошибаемо  игнорировала все попытки к сближению. Она была мне неинтересна, совсем, кроме стихов. Стихи были моей любовью и болью, с девяти лет я писала, как безумная, ночами: о жизни, любви. В ее стихи я влюбилась сразу, проживала каждую строку, судорожно перелистывала страницы,  жадно запоминая. Я люблю их до сих пор, все, наизусть. Была среди ее окружения талантливая художница, хорошая девчонка с явно поломанной судьбой. Если б она не задала мне в свое время этот вопрос... Кто же знал?
  Репетиция затянулась допоздна, потом еще был концерт.  Мы курили в мужском туалете,  а Вики,  точнее сказать Вероника, сидела в кабинете,  у стены,  с привычными альбомом и карандашом. Когда мы вернулись в кабинет, она внезапно подошла и спросила
- Как ты относишься к Эллине?
- Да, никак, собственно. - ответила я - А что?
- И ты не испытываешь к ней ничего необычного?
Я посмотрела в ее глаза, затем перевела взгляд на Лину. Кошка была властной, сильной и притягивала своей красотой, неповторимостью тела, у нее были чудесные глаза, манящие губы и несмотря на всю ее храбрость, она в глубине души все равно оставалась котенком, маленьким, хрупким и бесконечно нежным.
 Я пришла домой, легла в постель, но этот вопрос не выходил из моей головы. Глаза  сомкнулись  и меня накрыло волной воспоминаний. Я смотрела  на  кошку другими глазами, так, как никогда раньше. Остренький подбородок, чувственные губы, брови на взлет, кошачьи глаза, осиная талия, Бог явно не обидел девочку красотой, ее невозможно было не желать. Дерзкая, свободная, страстная, она сжигала все на своем пути. И прекословить ей, было пустой тратой времени. Говорила Лина без пауз, слушала и позволяла говорить с ней, только если хотела этого сама. Энергия била из нее ключом, неиссякаемо. Моменты, проведенные с ней, навсегда врезались в память и остались там самыми большими шрамами. Но ведь кроме безупречного тела у девочки была душа, душа, в которую Эллина не впускала никого, никогда, безоговорочно и железно, и от того казалась еще ранимее. Она любила свою работу, а работа любила ее: режиссер, поэт, друг, мама, жена - она искала тридцать шесть часов в сутках, но даже их ей не хватало. Очередного музыкально-поэтического вечера я ждала, считая секунды. Купила букет белых роз и нервно курила на улице. Из-за угла показалась Лина с перевязанной рукой. Я успела спрятать  чертов букет за спиной
- Что случилось? - обеспокоенно прожевала я
В ответ глубокая тишина... Обычное явление для женщины, которая всегда куда-то спешит. Свет в зале потушили и концерт начался. Я ждала только ее выступление, ничто больше меня не волновало. Кошка вышла на сцену, без повязки, прочла свои стихи,  претерпевая боль, и исчезла за кулисами. Букет она заметила давно, но даже не подумала, что он для нее. Я несколько минут сидела в состоянии шока,  не зная как реагировать на ее героизм. Затем она прочла последний стих, и я поняла, сейчас или никогда. Я поднялась на сцену с букетом белых роз, на ее лице показалась улыбка. Мадонна, кошка улыбалась мне, мир уходил из-под  ног. Дальше происходило невообразимое : она обняла меня и поцеловала. В ответ я обняла ее тоже, ее горячий шепот прорезал ухо:
- Зачем? Не надо было.
- Ты моя умница - шептала я - ты - молодец.
- Ты не должна была...
Наши объятья не могли быть вечными, но я не хотела ее отпускать, боялась взглянуть ей в глаза. Я развернулась и ушла, ушла совсем, из зала, мне необходимо было покурить, отдышаться, успокоиться. Сердце бешено колотилось, предательски пульсировало тело, в голове носились мысли "Я люблю тебя, черт, не хочу, не хочу тебя любить, пожалуйста, возьми себя в руки", но сердце не думало сдаваться без боя. Я пришла к ней в кабинет, потому что хотела, хотела прийти к ней. Букет стоял на столе. Она попросила меня сесть, не поднимая на меня глаз, она повелительным тоном запретила впредь дарить ей цветы
- Почему? - сказала я
Она ничего не ответила, и это означало, что разговор окончен и мне следует уйти. Мы обе прекрасно понимали, что происходит, но я продолжала злить ее своим поведением, а она пыталась сдерживать себя. В кабинете, за столом собрались все, она зажгла свечи, мы начали читать стихи. Сначала я читала чужие стихи, затем я спросила, могу ли прочесть свой.  Лина  удивленно вскинула брови:
- Ты пишешь стихи?
- Да - ответила я.

 Как хорошо, что в жизни появилась ты
 Ты, как старинный друг, девчонка боевая
 Игристая, любимая, родная,
 А для парней, Богиня красоты
 Смешная, ласковая кошка
 Когда ты злишься, ты как тигр
 Тебе подвластен целый мир,
 И "Островочка" мир немножко
 Улыбкой скроешь горя хлам,
 Пошутишь, что таких  навалом,
 Но словно мягким покрывалом
 Ты согреваешь души нам
 Своими властными руками
 Ты сеешь ласку, доброту
 И шепчешь нам: "Я не уйду"
 А мы кричим: "Останься с нами"

Она опустила глаза, закрыла лицо руками. Я понимала, о чем были сейчас ее мысли, но боялась лишних слов, все вокруг молчали.
- Спасибо, Мери - прервала она тишину. Я не ответила ей, не нашлась, что ответить. После этого вечера Лина объявила мне негласную войну. Всеми своими действиями она пресекала любые мои порывы. Меня это злило, но играть по ее правилам я не хотела. Надоело быть марионеткой в руках людей. Репетиции проходили всегда одинаково, я безустанно ласкала ее глазами, касалась губ, ощущала пряди ее рыжих волос в своих ладонях, пусть только мыслями, но все же... Я любила эту женщину, любила сильнее Милли, мужа. Я не искала утешения или замены, нет, я любила ее. По-настоящему, зрело, отдавая себе отчет в том, что Лина никогда не будет моей. Вероника, Вероника, ведь ничего могло бы не быть. Каждая ночь была для меня мучением. Но каково было ей, осознавать, что ее любит неопытная амбициозная девчонка, которая к  тому же не отличалась остроумием и талантом. Бедная моя  Эллин. Хотя не стоит лгать себе, моей она не была никогда.
В рождество я пришла на репетицию первой. Лина выбежала из кабинета, троекратно поцеловав меня, резко развернулась и ушла обратно. Такие штуки она проделывала с нами часто. От ее поведения я зачастую находилась в ступоре, пыталась подбирать слова, все было бесполезным. Женщина-ураган была необъяснима по своей природе, поэтому понять ее не пытался никто, тем более я. На репетиции  мы играли в странную игру, где надо было выбрать человека с закрытыми глазами, а остальные решали, куда его целовать. Вела Лина, выбор пал на меня. Она должна была меня поцеловать... в губы, чья-то злая шутка. Кошка сняла с глаз повязку и замерла в растерянности. Быстрыми шагами она подошла ко мне, я резко закрыла глаза от страха, она взяла меня за плечи и прильнула к губам, мысли поплыли в голове... бархатной кожи руками касаться, слыша твой трепетный вздох, незачем больше в кого-то влюбляться, ты - мой единственный Бог. Я не открывала глаз, я знала, что она смотрит на меня, и не открывала глаз, боялась не сдержаться и обнять ее, и потерять голову. Так могло продолжаться вечность: наши тяжелые взгляды, недосказанные слова, случайные прикосновения. Но, у Эллин хватило сил положить конец этой истории. Я вывихнула ногу на недостроенной гостинице, ребята притащили меня на руках  ко входу. Лина что-то говорила без конца, а у меня по щекам катились слезы, хотелось орать от боли, нога безумно болела, адски болела. Я стиснула зубы и закрыла голову руками. Больше всего мне хотелось, чтоб она ушла и желательно навсегда. Что собственно она и сделала. Я позвонила сестре, и она приехала на машине, забрала меня в больницу. Больше мы с Эллиной не встречались, но Гостиницу я не простила ей до сих пор. Зря, наверное. Кто-то должен был остановить это безумие. Она оказалась сильнее.
   Спустя два года, позвонила мужу, попросила сделать ремонт у нас в доме. Он не ожидал этого звонка, согласился и переехал к нам в дом, что бы делать ремонт. В тот вечер я была через чур пьяна. Попросила его прогуляться со мной до ларька, и он пошел. Мы проговорили целый час, сидя на лавочки в ее дворе. Оказалось, мы с Линой жили недалеко друг от друга. Вернулись поздно. Под утро я пробралась в его комнату, налить воды,  кулер стоял только там. Жадно выхлебав чашку, я попросила его обнять меня. Он уложил меня рядом с собой и обнял. Немного помолчав, я спросила его
- Ты хочешь меня?
- Да - ответил он незамедлительно
- А как же твоя девушка?
- Я не люблю ее, она нужна мне для постели. Я хотела спросить еще что-то, но он уже целовал меня. Я не могла ему сопротивляться, не хотела. Он ласкал меня, как в первый раз, мое тело истосковалось по его сильным рукам. И судя по всему, он тоже скучал по мне. Не ограничившись двумя оргазмами, он безумно и безустанно шептал "Как же я соскучился по тебе, родная, я люблю тебя, ты только моя, слышишь..." и тут я дрогнула: "Отпусти меня, пожалуйста". Он уехал домой вскоре, после окончания ремонта. На прощание я сказала ему
- Если ты любишь меня, ты приедешь.
 Спустя год мы поженились, через два месяца родилась дочь. Я назвала ее Викторией. Я считала собственной победой тот факт, что смогла забыть Элли. Боже, как же я ошибалась... Я не любила мужа. Однажды он нашел ее фотографии и мои стихи, посвященные ей, жутко разозлился. Иногда мы ругались из-за Лины, чаще из-за всего остального. Он был мне не нужен и знал это. Мы жили только ради ребенка. Те нечастые ночи, когда он ласкал меня, были обманом, он чувствовал, что я больше не принадлежу ему. Я больше не дрожала от его ласк, ведь каждый раз, когда он ко мне прикасался, я вспоминала Лину, ее нежные губы и тот поцелуй... В новогоднюю ночь я попросила его уйти, я не могла больше лгать, разрушая столько жизней, судеб, включая свою. Он ушел.

  Совсем скоро, моя дочь посмотрит мне в глаза и задаст этот проклятый вопрос: "А почему папа не живет с нами?" Что я ей отвечу... Правду!