Мальчик и волки Версия 3 от Белого Гоблина

Посвящается 1 апреля и окончанию плановой депрессии.




««…Я громко кричу « Абырвалг! Абырвалг!». Громко кричу. Жители с авоськами волнуются и устремляются за мной к рыбному отделу.  Пусто. Тут рыбы нет.  Я не унываю и, перебегая к конфетному отделу,  кричу еще более громко:  «Мукарак! Мукарак!!!»  Увернувшись от пущенного в меня пустого алюминиевого бидончика емкостью литра в три с  проволочно-деревянной ручкой, я почти вырываюсь из этого гастронома. Почти.  Если бы не четкая и профессионально-футбольная подножка бабушки Симы. (не знаю, откуда я знаю, как зовут бабушку,  но её зовут так.)
И вот я сбитый с ног и окруженный рассерженными обывателями жду звонка. Последнего.  Вспоминается картина «Последний день Помпеи». Все бегут, а я лежу.  Лежу и жду.
И вдруг мгновенно сгустившись и вытянув ко мне длинные  белые руки пианистов вся эта  толпа любителей отечественных продуктов начинают меня щекотать.  И я громко ржу. Ржунемогу.  И, главное, почему-то совершенно не пытаюсь вырваться.  И все вокруг тоже начинают смеяться. Громко и четко. Ярко и шибко. И швыдко. Ну, вообщем – совершенно смешно. И я смеюсь. Смеюсь  безудержно  и…»
…и просыпаюсь.  Просыпаюсь в испарине.  Боже. Какой кошмар.  Как хорошо, что мне это только приснилось!  Только на миг, я подумал, что если бы все это было правдой.  Да я наверное сошел бы с ума. Вспоминаю эти десятки щекотающе-щарящих по мне пальцев.  Эти  добродушные реплики: «Попался, маленький пройдоха! (Тут должно быть другое слово, но закон против мата приняли.  Нельзя! )  Будешь знать, как лгать добрым людям!»
И вот я тут, омываемый  весенним холодным дождем, сижу прикованный  цепью к тяжелой железной ручке продуктового магазина.  Рядом стоит и укоризненно смотрит на меня баба Сима, сжимая в руке погнутый алюминиевый бидон емкостью уже литра  два. Глаза ее, по-доброму сверля меня, точно уголья мартеновского горна как бы говорят мне: « Эх, сынок! Дите ты неразумное!» ( может тут и другие слова, но закон принят и плохих слов  быть не должно)
И мне становится стыдно. Стыдно, но немного грустно.  Ведь было первое апреля и я всего лишь шутил.  А люди у нас в деревне почему-то шуток не понимают.
И тут, чей-то радостный, похожий на колокольчик ямщицко-цыганской тройки,  милый и жданный голос сказал:  «А может, простим его, люди добрые?!  Ведь депрессия то у него кончилась.  План-то он выполнил. А?» И тут же зашумели голоса. И спали цепи. И почувствовал я легкость и правильность ситуации…»
… и проснулся!
 
Я вышел в свет
Я долго спал
Я от себя не убежал
Я прыгнул
Я опять споткнулся
Я встал
Я молча улыбнулся
Я выжил в зиму. Ну и ну!
Я выхожу встречать весну!