катамаран Лобачевского книга 2. Женщина глава 2

Глава 2.
- Мама, ты дома?
- Мама в парикмахерской. Давай знакомиться. Я дядя Ашот. Ты в ка-ком классе?
- В седьмом.
- Уже невеста. Ах-ах! У тебя парень есть?
- Есть.
- Ну и как там у вас … Тили-тили, трали-вали.
Он засмеялся довольный, увидев мое смущение.
Низкого роста, плотный, лысый, воняющий чесноком и с красным от смеха лицом.
-Да не стесняйся, хочешь я тебя научу … мы с тобой потом поговорим, - услыхав шевеление ключа в замке, он указал мне под кровать. –Ты спря-чешься и все услышишь.
Я скользнула под кровать.
- А я прическу сделала. Нравится, Ашотик? – Голос матери был слиш-ком близко, она, скорее всего, крутилась перед зеркалом: мама носила длин-ные волосы, очень густые и пышные. – Ашотик, чего молчишь?
- Что еще?
- Я прическу сделала для тебя, а ты молчишь.
- Хорошо-хорошо.
- Ты Ленку не видел?
- Она в кино ушла.
- Опять с Колькой, ох, не залетела бы … такая глупая.
Пружины прогнулись.
- Да подожди – дай дверь закрыть!
Поворот ключа, и смех, и снова пружины прогнулись и стали скрипеть вверх-вниз прямо перед моим лицом … и как близко в уши мерзкий акцент.
- Сначала платье, теперь держалки. Какие они у тебя, Наташенька … дыны.
- Ты что-то, Ашотик, необычный, разговариваешь, а то навалишься … сделаешь свои дела и все – не поцелуешь, не обнимешь, как собаки.
Скрип ??? боров сопит, мама повизгивает. Я умираю от страха, униже-ния ??? … и злость, и стыд.
Я впервые плакала без слез и отворачивалась от происходящего, но не-возможно … надо мной – ад. Скрип проходил через мое тело как электриче-ские разряды.
- Все твои, Ашотик, плохо говорят по-русски, а ты хорошо. Почему?
- Учился в русской школе и трахал русских женщин. Дай я тебя поце-лую в живот, и глаза, и всу, - он явно старался для меня.
- Ты что, будешь комментировать? Николай Озеров!
- Мне нравится, а тебэ?
- Мне хорошо.
- Тебэ хорошо с настоящим мужчиной.
- Да.
- А все ваши – козлы.
- Да.
- Скажи: все ваши – козлы, а Ашот – мужчина. А?
- Да.
А мне хотелось раскататься, как тесту, на полу, стать как камбала, что-бы раскачивающаяся кровать не коснулась меня своими железными пружин-ными рядами, скрежещущими и звенящими от тяжести греха.
Мама запела на кухне:
- Бухгалтер, милый мой бухгалтер … Надо Светку сменить.
- А кино, Наташа?
- Не обижайся, Ашотик, так получилось: у нее свекровь-кобра приеха-ла.
- В кино хочу… обидно.
- Ну не могу я Светке отказать! Помнишь, она меня заменила, когда к тебе гости из Армении приехали. Ну не обижайся! Ты хозяйничай… Ленка придет – пусть полы помоет.
Мама засобиралась, поцелуй – чмок, и дверь хлопнула.
- Вылезай, мать ушла.
Я не хотела вылезать при нем, мне было стыдно посмотреть на его са-модовольное рыло и увидеть наглые ублюдочные глаза. Ждала, что уйдет, но он не собирался уходить. Пришлось вылезать.
- Вот и молодец. Вина хочешь?
От стыда и злости я, мотая головой, побежала в ванную и уже там, за закрытой дверью, разревелась.  Мне невыносимо было, что эта мразь увидит мои слезы. Как ядовито и унизительно упавшее на меня презрение к собст-венной матери и жалость к ней!
Гадливость внутри выдавила из меня образ доброй и нежной мамы … и холодной змеюкой заползала жалость к несчастной женщине, меня родив-шей… Таких в нашем классе осмеивали и презирала.
Старалась понять, но не могла… пробовала простить, но и это не про-шло … вся ее ложь … ее слова и то, что она делала с этим … не вязалось в одно. Мне хотелось остаться одной, но этот гад, обращающийся с моей ма-мой, как со шлюхой … не уходил. А может, она для него и есть шлюха, а я дочь шлюхи … ведь со своей дочерью он так бы не поступил. Да нет, не мо-жет быть у него дочери … у него вообще никого нет … у свиньи только по-росенок.
Он стучал и стучал … мне снова и снова не хотелось видеть его … Стучали в дверь … стучало в висках… стучали зубы … всю меня трясло… Пришлось выйти, пряча лицо в полотенце … а у него в руке стакан: - Выпей красного вина!
Я отвернулась.
- Выпей, мужчинам нельзя отказывать.
Я отворачивалась, но стакан, как волшебный, все время был перед гла-зами. Я отворачивалась, не слушала его … мне хотелось быть одной!
- Мужчине нельзя отказывать, - попугаил попугай – и стакан опять пред глазами.
Ненавистная рожа, ненавистные слова, ненавистный бокал с красным.
- Мужчине отказывать нельзя…
Да замолчи ты, рожа … отстань!
- Я не хочу!
- Ты знай: Ашот ничего не жалеет для красивых девушек.
- Я не хочу! - закричала я и, схватив, выпила все сразу: раз – и пусто.
Он обрадовался, побежал за бутылкой и наливал, наливал … а я пила и пила.
Мне быстро стало плохо, заболела голова, закружился пол.
-Уйдите, у меня голова болит, - просила я…
Он взял меня на руки… на скрипящие пружины. Мне было плохо, я уже не сдерживала рвоту и между пальцами полилась теплая жижа. Я еще боялась испачкать постель, свесила голову … и уже не обращала внимания на спущенные трусики … и боль … и тяжесть … тупо смотрела на грязный пол, на котором вперемешку с остатками пищи в зловонном запахе умирало мое детство, облеванное и растерзанное.
… Раз – и пусто …
Повелитель заговорил быстро и суетливо, что подарит мне … платье.
Во рту горько … внутри горько… внизу горит … а потом стало хоро-шо, и мокро, и стыдно, что такая большая девочка описалась.
- Ты красивая сделался, -говорил ???,  а мне стало все равно, будто я растаяла и ушла вверх к облакам.
… Раз – и пусто …