Сенокос

Кто сказал, что жизнь от Бога? Скорее, от ‘м’ и ‘ж’. А может и из пробирки, или обычного 3D–принтера, по принципу выращивания.
Вот и получается, что жизнь наша - не более чем набор цифирей в чьём-то компе. Клац по ‘энтэ’ – и нанобуратино. Не понравился... – на ‘дэлку’ и забыли.

Отматываю чуть назад. Пусть не в ‘инетовские’, но в ‘бумаготворческие’ восьмидесятые…
Тогда я жил на Северо-Востоке нашей великой страны Советов и работал мелким госслужащим в одном из многочисленных отделов облисполкома.
В то время было принято  рапортовать, а все лозунги выглядели примерно так: ‘Догоним и перегоним!’, ‘Пятилетку – в четыре года!’, ‘Партия – наш рулевой!’... Вот партия и рулила. Сказано – сделано. А надо это или нет, вопрос второй, главное, чтоб работа была. Иной раз и траншею-то выкапывали, чтоб посля засыпать. И к этому нас приучали ещё со школы, подбрасывая задачки про землекопов, ямы и погонные метры.
И действительно, работа в могучем и нерушимом была у всех. Точнее, оформлены были все. Тех же, кто не трудился и не числился, государство перевоспитывало, активно применяя меры уголовно-правового принуждения. А в ‘местах не столь отдалённых’ вкалывали уже все как миленькие, отдавая Родине недоданное.
Всё бы ничего, но вот сельское хозяйство… Спрашивается: ну какое оно на Севере Дальнем, ведь вечная мерзлота? Так нет. Партия сказала: ‘Надо!’, а значит без обсуждений.

...Косить траву предстояло в соседнем районе, километрах в пятидесяти от города. А это лесотундра с характерными для неё небольшими болотами, мелкими речушками и тайгой. Местность явно не сенокосная, одна кочкА. Однако...
Итак, мы выдвинулись и через некоторое время благополучно прибыли на место. Назовём его: полевой стан ‘Северный’. А мы, это я и мой коллега Анатолий. С собой - заранее закупленный консервно-баночный провиант и необходимый для работы инвентарь. В кармане - командировочное удостоверение установленного образца.

В сухую погоду работали с раннего утра и до обеда. Но какая осень без дождя? А он уж если заряжал, то не на день. И тогда приходилось искать себе маломальское занятие, иначе время просто останавливалось.
Местом для отдыха служил обшитый рубероидом деревянный каркас из наспех сколоченных полугнилых досок. Внутри, что-то вроде лесной тахты из тех же досок с набросанным поверх стлаником.
Пищу готовили здесь же, на костре, у входа в хибару. Вот и весь быт.
Было мне тогда около двадцати четырёх, на подъём я был лёгок и суровые условия севера воспринимал как романтику. Анатолий же, напротив, был грузноват, да и на несколько лет постарше, а потому всякая романтика для него здесь отсутствовала.

Первые дни изрядно доставал вездесущий гнус. Но очень скоро проблема отпала. Мы как бы вписались в окружающую среду и обращать внимание на кровососущих попросту перестали.
Касательно личностей покрупней, то и здесь всё ровно, так сказать, краями: дикоросов и живности – вполне хватало. Да и задача, к примеру у ‘бурого’, только одна: запастись жиром и на боковую. Однако при всём этом, встреча с ним по-любому нежелательна, ведь, прежде всего, это хищник, а мы для него – не больше чем мясо.

Незаметно пролетело отведённое для работы время. Назвать погоду осенней можно было лишь с большой натяжкой: по ночам уже был слабый мороз, а днём – непрекращающиеся осадки в виде мокрого снега. В окрУге все реки вышли из берегов, и практически вся местность оказалась затопленной. Закончились и продукты питания.
Не знать о сложившейся обстановке и просто забыть о нас, ‘старшие товарищи’ уж точно не могли. А учитывая, что непогода продолжалась не первый день, ничего иного, окромя крылатого изречения про ‘дело рук самих утопающих’, на ум не приходило.
Сейчас сложно представить человека без средств связи, а ведь тогда и квартирный телефон имели не все. Да что телефон… При отсутствии самого необходимого, мы реально оказались наедине с дикой природой и с её ‘миролюбивыми’ обитателями.
В данной ситуации не оставалось ничего иного как выбираться самостоятельно. И делать это следовало без промедления.

Вышли пораньше, рассчитывая до темноты добраться до ближайшего посёлка. А это километров тридцать сплошной жижи из грязи и снега. В голову лезли не совсем приятные мысли, подкреплённые недавними визитами косолапого, когда на протяжении нескольких ночей пришлось спать в обнимку с вилами.
Обстоятельства подгоняли. Но когда под ногами месиво, передвижение может носить лишь относительный характер, а потому скорость в два-три километра была для нас вполне приличной.
Стояла абсолютная тишина, разбавляемая лишь хлюпаньем грязи да ободряющими мысли разговорами. В сторону тайги старались не смотреть. Что-то подсказывало: за нами оттуда уже наблюдают…

Темнело, а на завершение пути – и ни намёка, хотя по времени должны были подойти к реке.
Но вскоре наши ожидания оправдались: через непродолжительное время послышался характерный для реки шум, из чего следовало, что от цивилизации нас теперь отделяла лишь упомянутая водная преграда.
Ола – средняя по размерам река, но в осенний период это уже настоящее бедствие. Из-за обширного разлива и мощного течения переправа стояла. Моста же здесь и в помине не было. А потому, перебраться на другой берег было практически невозможно.
Но даже одна близость от цивилизации, уже грела. Оставалось лишь запастись терпением и надеяться на лучшее. И везение проголосовало – ‘за!’: сквозь ветви деревьев стали прорисовываться долгожданные очертания...

Вынужденное пристанище пришлось устраивать самостоятельно. И навесной замок, быстро прикинув... к носу - уже не сопротивлялся.
До детального обследования обстановки не дошло: как только свет от горящей спички осветил ржавую кровать, я тут же рухнул на неё всем своим обессиленным телом, моментально провалившись в нечто необъятное и вечное.

…Меня будили. Перед глазами маячили чьи-то невнятно бормочущие бесформенные тени. Но с возвращением сознания обрывки речи стали склеиваться, а тёмные силуэты обретать свои плотские формы.
Привычное: ‘Пить будешь?’, – показалось мне неуместным и даже глупым, а потому ответное ‘да’ прозвучало лишь после опустошения содержимого… И кто только посмел этот благороднейший ’Тринадцатый’ обозвать бормотухой?! Это ж, покруче 13-го ‘Аполлона’ будет: хоть в космос, хоть в тайгу… И назвать его окромя как снадобьем, язык не повернётся. Да и всего-то: рупь шестьдесят две. Выпил… – и ‘по колено’, мишки – врассыпную!
Обстоятельства сложились как нельзя лучше: охотничий домик принадлежал пастухам-бурятам (а Анатолий по национальности – бурят), оказавшимися, к тому же, ещё и земляками моего товарища. Более того, эти самые земляки-буряты ещё и материализовались из ниоткуда, причём как-нельзя вовремя... да ащё и с гужевым транспортом в придачу!

Переправа, переправа! Берег левый...
А если ни переправы, ни берегов? Но деваться некуда. Короткий инструктаж и в воду…
Раньше и сидеть-то верхом не приходилось, а здесь сразу водный конкур! При скорости течения в шесть-семь метров дрейф мог составить уже сотню… Как поведут себя лошади в этом ледяном потоке (да ещё и с таким оченно ценным грузом)?
Кони с пастухами зашли первыми. А когда в воду погрузились и мы, их снесло уже на десятки метров. Нас намеренно отправили следом, усадив на совсем ещё молоденьких кобылиц. И расчёт оправдался: глядя вслед своим старшим сородичам, лошадки повели себя вполне уверенно, а их спокойствие передалось и нам.

*   *   *

Восьмидесятые… Всё тогда было государственным, казённым. Видимо и души людей в коллективах были такими же казёнными и преображались лишь в часы застолий, которые так любили в то застойное время. Во всяком случае, уже на следующий день стало очевидным, что наше полуторамесячное отсутствие никто и не заметил. Банальное: ‘Привет, как дела?’, – лучшее тому подтверждение. Кому есть дело: умер человек в постели, или его задрали медведи? Да и у власти далеко наперёд были заготовлены любые слёзные некрологи.
К счастью, в тот раз воля Всевышнего оказалась сильнее партийной, и ‘старшим товарищам’ не пришлось утруждаться вычёркиванием наших имён из всевозможных ведомостей, дающих право на жизнь.

13.04.2013