Воин, ушедший с войны

С наступлением ночи над маленькой деревушкой раскинулся широкий ковер из звезд. Своим ярким сиянием они, казалось, затмили свет полной луны, появившейся на небе вместо солнца. Эту самую луну, похожую на большой сияющий круг, старик упорно называл Оком, хотя вот уже несколько лет астрономами было дано ей иное имя.
Сидя у костра и размешивая палкой угли, дедушка посматривал на собравшихся вокруг него детей и одобрительно кивал. Внуки и внучки могли слушать его целую вечность, и, чуть только была возможность, упрашивали его рассказать историю, которых  он знал очень много.
- Ты расскажешь нам сказку? – в который раз спросили они, рассевшись вокруг него.
- Расскажу, конечно! А про что услышать хотите? Про подвиги или про путешествия? Или про принцессу, сбежавшую из дворца, вам рассказать?..
- Про подвиги!
- Битвы!
- Про принцессу расскажи, дедушка! – среди мальчишеских голосов раздались девчоночьи, но тут же затерялись в криках мальчиков, которых было больше.
- Про воинов!
- … оружие!..
Старик чуть приподнял руки и повысил голос:
- Тихо! Ти-ихо! Про воинов, так про воинов…
Одна девочка, сидевшая где-то поодаль, глухо и обиженно вздохнула, что не укрылось от внимания ее дедушки.
- Тогда в следующий раз расскажу вам про принцессу, хорошо? А то сестричке обидно будет…
Мальчишки, воодушевленные предстоящим рассказом, закивали, почти не обращая внимания на его слова; девочка вздохнула еще раз, но перестала дуться и, подперев кулачками голову, стала слушать.
 
***
 
 
В давние-давние времена, когда великие Оргшорские земли только начали осваиваться, между народами, их населявшими, и завоевателями непрерывно шли войны. На поле битвы все средства хороши, а посему больше половины армий нападавших  состояли из воинов, нанятых за небольшие деньги в соседних княжествах, и крестьян, оставшихся без крова и земли.
Пользы от крестьянина, наскоро научившегося махать мечом на трактах, было гораздо меньше, чем от воина в третьем поколении, к тому же, имевшего опыт в настоящих сражениях, но платили и тому и другому одинаково - десять чеканных монет за месяц походов и сражений, бутыль настойки на время похода, бутыль поменьше - на время после (поправить здоровье).
Рекруты гибли, как мухи, от самых разных напастей - болезней после боев, мечей и стрел противника, голода и жажды, диких зверей и прочих напастей.
Однако война была способом прокормить себя и семью, если таковая имелась. Сеять пшеницу и овощи было бесполезно - армии, совершавшие набеги, вытаптывали посевы и обворовывали закрома. Были, конечно, кочевые наемники, за плату освобождавшие дома и огороды от нечисти, но за ночь такой работы можно было поседеть от ужаса, а то и вовсе отдать Всевидящим душу.
Зачем нужна была война? Сопутствовала ли она каждому освоению земель, или только эти удостоила чести быть выжженными дотла и покрытыми кровью? А что будет после? Провозгласят ли мир, установив законы, запрещающие убийство и воровство; или, разорив благодать до основания, уйдут к себе?
На все эти вопросы у одного храброго воина, увы, не было ответа, хотя изо дня в день он перебирал их в голове. Ел ли он свою краюху хлеба за обедом, разбирал ли на ночь матрац, топтал ли сапогами землю, он спрашивал себя - нужна ли война?
Воин во втором поколении (отец его, крестьянин по происхождению, с малых лет ходил в походы), невысокого роста, синеглазый, с короткими волосами, топорщившимися, как колючки у ежа; силы ему было не занимать, а храбростью из остальных выделялся особенно. Верностью и преданностью служил он военачальнику, под чьим флагом выступала армия; сто тридцать шесть раз он бесстрашно бросался в бой, двадцать раз его сбивали с коня и одиннадцать - подстреливали. Но все время миловала судьба его - смертельно не заболевал, а раны заживали как на собаке. Где остались его родители, он почти забыл, наверно, в одной из дальних стран, в которых набиралась армия для похода. Только имя свое знал этот человек; оно было взято из древнего языка народа латинов, что жили много  раньше, и по-латински что-то означало. Звали его Фероциусом, второго имени также упомнить он не мог.
За время, что он прослужил в армии, скопилось в его запоясном кошеле двадцать золотых монет; экипировка у Фероциуса была своя и состояла она из легкой кожаной кирасы, перчаток, сделанных также из кожи и заговоренных от скользящих ударов, наколенников  и металлических рыцарских сабатонов, отобранных в бою у тяжеловооруженного воина возле Ущелья. Только коня не было у него - верному спутнику прострелили ребро, и вскоре он издох от раны.
В то время, армия, в которой Фероциус значился пехотинцем, находилась на простое в одной из деревушек.
Захватчики жили в домах селян, скучая без дела, когда грянул призыв рожка, означающий начало боевых действий. Собравшимся на деревенской площади было объявлено о том, что в северных землях кончился сезон дождей, а, значит, дороги высохли, и теперь конница и телеги с провизией и оружием могут беспрепятственно пройти там.
Фероциус, находившийся в самой гуще толпы услышал одобрительное урчание воинов, которые теперь предвкушали битвы и большую добычу; чьи души безвозвратно принадлежали сражениям и войне.
 
***
На следующий день поутру все были на ногах; разведчики доложили, что наблюдательные посты того княжества находятся возле берега речушки, и утренний туман будет неплохим прикрытием для пехотинцев, и позволит им подобраться близко к башенкам.
- Сему княжеству была послана весть о том, что желаем мы вступить с ним в союз и присоединить их небольшую землю к нашим! – громко объявил военачальник. – Однако не захотели они стать нашими друзьями добровольно; а, коли так, мы силой захватим их, разрушим их крепости, уничтожим армию, а на наблюдательных постах оставим своих воителей!
Все заголосили, а Фероциус услышал справа от себя голос:
- И отчего же не подождал меня, уходя?
- Я не нашел тебя в толпе, - ответил он, не оборачиваясь, ибо отлично знал говорившего – Танвола, прозванного рысем за юркость и хитрость. Тот также был потомственным воителем, но в сражениях использовал не меч, а длинный кинжал с обоюдоострым лезвием, который скорее был женским оружием, чем мужским. Из-за небольшого роста и скромного телосложения Танвола, его часто просто не замечали, что позволяло близко подобраться к врагу и ударить наверняка.
Меж тем объявили выступление войска. В телеги нагрузили провизии, оружия и запас снадобий для раненых воинов после битвы.
Поначалу природа и погода сопутствовали захватчикам – сразу за деревушкой был лес, который позволил войску надежно укрыться и незаметно пройти половину пути, но, когда армия вышла из леса, туман рассеялся, и воины увидели другую армию, видимо, дожидавшуюся противника.
И вновь затрубил рожок, призывая воинов в бой; из-за гула, топота ног и звона доспехов и оружия, Фероциус не разобрал, кто подал сигнал первым.
Как всегда, во время боя все смешалось, но, в то же время, стало предельно ясным и четким.  Войско противника было немалочисленным, да, к тому же, отлично подготовленным; их мечи были гораздо уже мечей пришельцев, и этим оружием они не рубили, а прокалывали доспехи, нанося не длинные, но глубокие раны.
Фероциус поблагодарил Всезнающих за то, что не поставили его в первые ряды - их просто смели и посекли. Загораживаясь круглым щитом от редких стрел, летевших с башенок, он вступил в бой с воином в железном доспехе, на голове которого приметил простенький шлем с серебряной полосой, проходившей по навершию. Воин мог быть трижды благородным, но военные трофеи никто не отменял; благо, после сражений их не забирали и разрешали оставлять себе. Тем не менее, Фероциусу не было нужно серебро, ему нужен был шлем. Изготовившись, противник пошел в атаку; он то и дело выбрасывал вперед руку, в которой был зажат странный узкий меч, и Фероциус понял, что тот неопытен, удары его недостаточно поставлены, а рукоять меча выскальзывает из перчатки. Двадцати-тридцати ударов с лихвой хватило, чтобы понять тактику и найти слабую сторону. Резко отскочив вправо, Фероциус со всей силы ударил мечом плашмя по кисти противника, который, коротко и зло вскрикнув, выронил оружие, тем не менее, взяв в другую руку запоясный кинжал.
- Не пытайся сражаться без меча! - тихо, но отчетливо приговорил Фероциус, ногой подцепив тонкий меч и схватив его. - Мне не составит труда проткнуть тебя этим оружием, и доспех твой не поможет, ведь место под шеей осталось открытым. Сними шлем, а я оставлю тебе жизнь!
Противник, склонив голову, подчинился, и Фероциус увидел совсем еще юное лицо с едва пробившимися усиками, напуганными глазами и вздернутым носом. Юноша протянул ему шлем, а потом отошел на несколько шагов, боясь, что воин передумает и лишит его жизни, что сделать было бы очень просто.
Чем и воспользовался еще один знакомый Фероциуса, рослый воитель, косая сажень в плечах, вооруженный пудовым мечом длиной добрых два аршина. Ударом меча он снес парню голову, а ногой опрокинул тело в пыль.
Фероциус стоял, сделав вид, что примеряется к шлему, а убийца, переступив через тело, со смехом в голосе заявил:
- Правильно, Фер! Я тоже не люблю снимать доспех с трупов!
Раздумывать было некогда, и Фероциус, надев шлем на голову, ринулся в гущу противника, отчего-то желая себе скорейшей смерти. А смерть бродила по полю брани, безжалостно вытягивая остатки жизни из воинов, пронзенных необычным тонким оружием, подстреленных, посеченных широкими мечами; воинов, стоявших спиной к ней, не видевших настоящей опасности… Фероциусу вмиг все стало ясно: Танвол не смог поднять голову вверх и увидеть лучника, стоявшего на башне и целившегося в него; он неловко щурил глаза от солнца, которое появилось на утреннем небе.
Поняв, что до выстрела остаются считанные секунды, Фероциус сорвался с места и побежал туда, где его друг, выставив свой кинжал, пытался отбивать удары узкого меча противника.
Сорвав с себя отнятый шлем, воин со всей силы швырнул его во врага, удачно попав тому в голову, и в следующий момент произошло вот что: противник упал, оглушенный ударом, а Фероциус, вывернув голову вбок, не глядя на Танвола, оттолкнул того в сторону. Стрела, на которую был устремлен взгляд воина, приближалась с огромной скоростью, почему-то постепенно замедляя ход.
Танвол все еще стоял, не дыша и ошарашенно глядя на своего спасителя, но – самое удивительное! – затихли все звуки, которые обычно сопровождают битвы, не стало слышно даже дуновения ветра и шелеста деревьев. Фероциус быстро отпрыгнул от того места, где только что стоял, и огляделся.
Замерло все – сражавшиеся люди, стрелы, которым суждено было поразить цель, дым, шедший от подпаленного кем-то дерева, птицы… На всякий случай, воин тоже замер. Он слышал, что в дальних местах, находившихся за Ущельем, появились люди, способные без кремня сделать огонь, замедлить ход речки и удушить человека, даже не приближаясь к нему. Таких называли колдунами, и каждый военачальник считал огромной удачей заполучить колдуна в свое войско.
Возможно, это и есть колдовство? Но где же тогда сам колдующий?
Исподтишка воин осматривал окрестности, пытаясь разглядеть хоть какое-нибудь движение, и, наконец, ему это удалось. Поодаль от него находился еще один человек, одетый, как работяга или крестьянин, который, видимо, ничего не боясь, озирался по сторонам, словно высматривая кого-то. Наконец, он заметил то, что искал взглядом и двинулся по направлению к Фероциусу, аккуратно огибая людей.
Сначала Фероциус подумал, что незнакомец идет в другом направлении, но, когда увидел на себе его взгляд, понял что ошибся и встал в оборонительную позицию, подняв меч, покрепче перехватив щит и чуть отставив ногу назад.
На незнакомце была просторная светлая рубаха и темные штаны; через плечо у него висела сумка, а обуви не было вовсе, но, несмотря на это, на ногах незнакомца не было грязи или пыли! Задержав взгляд на его одеянии, Фероциус снова посмотрел ему в глаза, а потом опустил меч, подчинившись приказу, произнесенному твердым и властным голосом:
- Убери оружие!
Незнакомец ухмыльнулся.
- Кто ты? – спросил воин, не сводя взгляда с овального лица, обрамленного копной светло-русых волос. – Это ты остановил тут все?
- Да, то был я. Позволь представиться тебе и все объяснить, ибо я вижу смятение в твоих глазах, воин. Имя мое Арум, и я посланник Всезнающих на этой земле, а пришел я для того, чтобы дать тебе новую жизнь и направить по новому пути.
- Новому? – вымолвил Фероциус, хотя был так растерян, что не осознал полностью того, что ему только что сообщили.
- Ты пришел сюда издалека, в составе воинов-завоевателей, не так ли? – уклончиво начал речь Арум, подходя к воину ближе. – И земли, которые вы захватите, в будущем станут совершенно иными, нежели сейчас; а твое место в их судьбе может быть далеко не последним…
Арум прошел мимо Фероциуса так, что тому невольно пришлось следовать за ним, чтобы услышать речь до конца.
- И какова будет эта роль? – взволнованно спросил воин. Обходя людей, он невольно вглядывался в их лица – полные отнюдь не злости или ярости, а отчаяния, смешанного со странной решимостью – и на миг в голову ему пришла мысль, что злость является лишь порождением страха перед болью от ран, которые нанесет противник, а страх, в свою очередь, получается от ожидания боли. "В бою нет места ожиданию" - , думал Фероциус, "ведь в любой миг можно получить смертельную рану или тяжелое увечье".
- Она только может быть, - загадочно ответил собеседник. Они дошли до деревянной башни, которая держалась на четырех колесах, чтобы ее можно было перекатывать с места на место. Арум, чуть помедлив, обошел башню и жестом указал Фероциусу на входное отверстие, возле которого стоял вражеский воитель.
Внутри башни было пусто, и только по бокам ее шла лестница наверх, к площадке для стрельбы.  Арум и Фероциус медленно поднялись наверх.
- Может быть лишь потому, - продолжил посланник, - что тебе дан выбор, воин. И выбор ты должен сделать прямо сейчас…
Чуть топнув ногой, Фероциус перебил его и воскликнул:
- Я не понимаю, что ты от меня хочешь! Ты остановил тут все, но для чего? Что я должен буду выбрать?! И почему именно я?
Посланник обернулся к нему, и глаза его словно засветились изнутри.
- Всезнающие видят тебя, воин, и говорят, что ты не создан для войны, хоть и сражаешься не на жизнь, а на смерть. Но тебе дадут шанс изменить свою жизнь и, вместе с ней, жизни многих других людей. Посмотри! – вдруг сказал он и указал куда-то вниз. Взглянув по направлению руки Арума,Фероциус вздрогнул, узнав в небольшой коренастой фигуре воина себя, застывшего и глядевшего на стрелу, летящую в него. – Боги не придумывали войну; ее создателями явились люди, которым была дана возможность выковать, выстругать и выпилить себе оружие. Но оружие можно использовать и в других целях, не так ли?
Глядя на свое лицо, перекосившееся в ожидании смерти, Фероциус кивнул.
- Ты можешь сделать выбор, пойдя по иному пути и оставить армию, а можешь оставить все как есть и воевать дальше. Всезнающие дают тебе возможность.
- Но ведь я и так мог это сделать, - возразил воин. – В любой момент я могу оставить войско и уйти, рассчитавшись за время ведения битв. Меня никто не смог бы удержать!
- Обстоятельства. Иногда они решают, по какой тропинке направится человек, а тропинки выводят к разным дорогам. Если заглянуть дальше, то можно увидеть, что тебя ждет. Ты оттолкнул своего друга от стрелы, подставившись под нее, и тебя смертельно ранит. Несколько месяцев ты пролежишь на грани между жизнью и смертью, и, вероятнее всего, умрешь от раны. Если ты не умрешь, то впоследствии станешь полководцем большой постоянной армии, которая будет в этом королевстве.
Но если же ты решишься и дашь слово, что покинешь армию сегодня до заката солнца, то начнешь иную жизнь, которая может быть опасна и страшна, но ты не станешь колебаться, тот ли путь выбрал и туда ли направил стопы. Стрела не заденет тебя, и ты будешь в добром здравии, а, стало быть, сможешь уйти из войска, объяснившись с друзьями и с командиром.
- Хороший выбор: смерть или неизвестность! А если я обману, и, выбрав второе, останусь в армии?
Арум подошел к стрельцу, и широко улыбнулся:
- Стрела настигнет тебя в следующем. Судьбу, равно, как и Всезнающих, не обмануть.
В бою нет времени для раздумий и страха, а что есть там, в будущем, которое может быть у него? Перед глазами воина все вдруг начало расплываться, а голос посланника зазвучал как будто из-за стены.
- Так что же ты выберешь, воин?
С каждым словом, произнесенным зычным голосом у Фероциуса все больше мутнело в сознании, и, отчаянно, как будто то было последним в его жизни словом, он выкрикнул:
- Нет мне места на войне!..
Падая на дощатый пол площадки, он увидел, как Арум легким движением чуть отводит руку стрельцу.
 
***
- Эк оно тебя!
Бадейка с рябиновой настойкой шла по кругу, передаваемая из рук в руки; воины, рассевшись возле костра, глядели на Танвола, рядом с которым коренастый Фероциус казался огромным богатырем.
- И не задело ведь! – восхищенно добавил он. – Видение только пришло, будто спустился посланник Всезнающих и руку стрельцу отвел...
Воины загомонили, обсуждая, возможно ли появление такого посланника.
- Тебя ведь наградят теперь, Фероциус, - сказал ему воитель, который давеча проткнул мечом безоружного паренька. – Командующий видел твой поступок и был восхищен, так что желает тебя заместителем сделать.
Фероциус улыбнулся, хотя на душе его было тревожно. День клонился к закату, а слова посланца все всплывали в голове.
- Как раз поговорить мне нужно с ним, дело есть одно.
Хлебнув кислого вина, Фероциус передал бадейку дальше, а сам поднялся с места и пошел к палатке командующего. Не стал сидеть со всеми и Танвол; подскочив с места, он двинулся за другом.
- Я ухожу, Танвол, - просто сказал воин, когда они отошли от сидевших у костра. – Не для меня поле битвы и кровь. Я ухожу искать свой собственный путь, и иду с этим сообщением к командующему.
Танвол аж рот раскрыл от удивления.
- Уж не приключилось ли что с твоим рассудком, Фероциус? – спросил он. – Куда тебе идти? Что ты хочешь найти на незнакомой земле, где ты – лишь пришелец и враг? И почему ты оставляешь нас?
Палатка командующего находилась чуть в отдалении от всех. Фероциус и Танвол прошли небольшую полянку, на ночь приютившую войско, и добрались до палатки, однако внутри никого не обнаружили.
Фероциус молчал, говорил же Танвол:
- Ни одного человека ты убил; ты стрелял на поражение во многих, протыкал сердца недругов мечом, бил их головы палицей, да и в кулачном бою оставлял поверженных. Ты, возможно, станешь заместителем командующего, так чего тебе нужно еще? Почему же ты уходишь?
Воин, зачем-то сжав рукоять меча, повернулся и, глядя Танволу в глаза, произнес:
- Так необходимо, друг. Я не могу объяснить, почему, лишь скажу, что так нужно.
Танвол не унимался:
- Ты оставишь армию? Ты – один из лучших воинов, и равных тебе нет ни в стрельбе, ни в близком поединке!
Сжав зубы, Фероциус ответил ему:
- В войске гораздо больше воинов лучше меня, имевших и отцов и дедов, сражавшихся в битвах.
- А оставишь ли ты своих друзей, и меня в их числе?! Неужели ты не помнишь клятвы  вечной дружбы, что мы давали друг другу? Мы обещали, что завоюем эти места и получим куски земли рядом друг с другом; возведем дома и всегда будем вместе! А позже, поженив наших детей и объединив роды, мы будем вспоминать о славных битвах, которые прошли, плечом к плечу!
На глазах Фероциуса вдруг выступили слезы, и он отвернулся, чтобы не показать временную слабость. Танвол же понял это по-своему.
- Видимо, клятвы ничего не значат для тебя, друг! Что ж, тогда и не друг ты мне, и не брат, а предатель! Прощай же навек!
Произнеся это, Танвол ушел, оставив Фероциуса одного, а пришедший позже командующий, к удивлению воина, не произнес ни слова против его решения.
 
***
Старик поворошил угли в костре и ненадолго задумался; потом прибавил:
- Обещание есть обещание, и не исполнить его было нельзя. А выбрать иную жизнь воину казалось невозможным, и с той поры меч его стал не угрозой, а защитой для бедных и слабых, а позже и…
Из дома высунулась дородная женщина – мать детей – и громко крикнула:
- Ужинать, быстро!
С визгом дети побежали в дом, а старик, посмеиваясь, проводил их взглядом. Он уже собирался идти домой, как вдруг сзади него раздался тонкий голосок:
- Дедушка!
Он обернулся и увидел младшую внучку, сидевшую на пеньке дальше всех. Она встала и подошла к нему, сжимая по детской привычке руки в кулачки.
- Что? – спросил он, взяв ее на руки.
- Это была история про рыцаря? Ra… rat?.. – неуверенно начала она произносить слово.
- Да, именно про него… Какая ты догадливая! Ratzar, на древнем-древнем языке.
Она обняла его и, заглянув в глаза, спросила:
- Но ведь в каждой истории про рыцаря есть любовь! А в этой почему нету?
Вспомнив ярко-синий взгляд , старик вздохнул и улыбнулся:
- Почему ж нет? У него была любовь, и пришла она к нему много позже. И была она доверчива, не скрою, умна, однако ж ленива и на хитрости горазда, но с годами стала почитать его, как одного из самых великих людей. И, хотя говорила, по началу, детским голосом, даже повзрослев, звала его так же, как и раньше – «Наставник»…
Пару мгновений девочка обдумывала его слова, а потом с детской непосредственностью произнесла:
- Я ничего не поняла!
- Подрастешь – поймешь; мудрость с годами приходит, - ответил ей дедушка, поднимаясь по ступеням в дом.

Посвящается Папе.