Двенадцать без пяти

Грустная новогодняя история...


      Со старым приятелем Петром мы частенько затевали совместные мотопоездки и на рыбалку, и за грибами. На этот раз решили разведать ближайший лес за деревней Гусево, что в двадцати километрах от города. С Московского тракта асфальтированная дорога вела в центр деревни и там раздваивалась. Правильный путь нашли не сразу. Свёрток направо вывел к деревенскому погосту, за которым дорога далее превращалась в искорёженную гусеницами тракторов непроезжую грунтовку. Пришлось разворачиваться, хотя лес стеной стоял рядом. Зато по левую сторону дорога выводила на приличный грейдер. Справа тянулся густой смешанный лес, но свернуть в него длительное время мешал глубокий кювет и отсутствие съездов, потом возник бесконечный котлован для добычи песка. Наконец появился разрыв и мы с некоторыми затруднениями пробрались в лес.

      Несмотря на кажущуюся глухомань и подходящее для сбора время, грибов почти не было: так себе, несколько моховиков, маслят и синявок. Вдоволь напетлявшись по замысловатому серпантину лесных дорог, остановились на большой поляне, покрытой изумрудным бархатом мха. Посередине поляны одиноко стояла могучая сосна, границу поляны обозначили молодые берёзки и сосенки, за ними высились кроны зрелых деревьев. Прошлись по почти бесплодным окрестностям поляны и решили возвращаться домой. Худо-бедно, но на грибницу уже набрали. Я отправился к мотоциклу, а Петя решил ещё прогуляться напротив, через дорогу, в мелколесье.

      Моё же внимание привлекла большая груда бытового мусора почти посредине прекрасной поляны, слева от старой сосны. Вот ублюдки! Не нашли другого места, чтобы не испоганить такую красоту! Чего тут только не было. Осколки посуды, пластиковые бутылки, битые эмалированные кастрюли, старая обувь, драные мешки, полиэтиленовые пакеты, банки из-под краски, деревянные обломки, останки телевизора. Сверху лежал механизм бывшего магнитофона, рядом с ним валялись настенные часы из пластика в виде интересного, как бы из досочек, домика-скворечника. Не хватало только кукушки.
      В часах я разбираюсь. Заинтересовался, поднял посмотреть. Конечно, заводной механизм был безнадёжно попорчен ржавчиной, оригинальные латунные стрелки и декоративная накладка под циферблатом покрылись зеленью патины. Все пустоты освоили жучки-паучки. Но стрелки согласованно вращались.
      Установил на циферблате ровно двенадцать часов и повесил часы на обломок сухого сучка, торчавший из ствола старой сосны. Пусть покажут правильное время хотя бы в предстоящий Новый год. Подошёл Петя. У него с юмором был полный порядок и эта затея пришлась ему по душе, но он предложил поставить время на двенадцать без пяти, как в популярной новогодней песенке про пять минут. Что и было им сделано.

      В сентябре этого же года Петя не вернулся домой с рыбалки. Судя по рассказам на поминках бывших с ним рыбаков, они возвращались с речки Ольховки на автобусную остановку в Луговом, что в десяти километрах от города. Поднимаясь в гору, Петя почему-то вдруг  заторопился  и  ушёл  вперёд. Подошедшие следом  друзья застали его мёртвым, лежащим в нескольких метрах от остановки. Увезли его в морг УВД  Тюменского района, но там выдать жене отказали, так как по имевшемуся в кармане покойного удостоверению «Ветеран труда» он был совсем другим человеком. Как  оказалось, Петя вклеил свою фотографию в удостоверение почившего соседа, чтобы экономить скромную пенсию в несчетных автобусных поездках по своим любимым окрестным лесам, рекам и озёрам. А так как он был неплохим рисовальщиком, воспроизвести край ободка печати на вклеенном фото не составило для него большого труда.
      Обо всём этом поведала по телефону Петина жена вечером в день его смерти. Но, не подозревая этого, по АОНу я определил, что мне звонит Петя, и когда снял трубку жизнерадостно приветствовал несуществующего друга: «Здравствуй, Петя!». А Петя в этот момент лежал в холодильнике морга…
 
      Как это противоестественно. Только вчера днём мы с Петькой в шутку трепались по телефону о вреде алкоголя. Он радостно сообщил: «Купил литруху пива и чувствую себя очень хорошо!» Я возразил, что лучше уж водку пить. А Петя гнёт своё: «Водка слишком резко действует на мозг, а вот пиво в этом отношении мягче». Толкую ему, что пиво – это всего лишь растворённые в газированной воде продукты химпрома, не имеющие никакого отношения к натуральному напитку, водка же – фирменный Менделеев. А он опять про быстродействие водки. Так мы ни о чём не договорились, кроме того, что как-нибудь  созвонимся по поводу рыбалки и грибов. Но насчёт завтрашней рыбалки в этот, как оказалось наш последний разговор, речи не шло. А жить Пете оставалось меньше суток.

      Примерно через год я снова оказался на той поляне. Всё так же. Только славного члена нашего дружного экипажа - Пети со мной уже нет и никогда не будет. На сосне уцелели часы, но чья-то безвестная рука шутливо перевела минутную стрелку вперёд на пять минут первого: новый год уже наступил.
      Я приблизился к сосне и, присмотревшись к корпусу часов, прикинул: а что если вставить в него другой механизм в память об этой чудесной поляне и моём друге Пете. Сняв корпус, убедился в его прекрасной сохранности, вычистил палочкой из пазов сухую листву и хвою, выстучал разных зверушек, там проживавших. Затем снял стрелки, отвинтил бесполезный проржавленный механизм.
      В гараже отмыл корпус от грязи щёткой с мылом, а позеленевшие латунные стрелки и накладку зачистил «нулёвочкой» от патины и отполировал на войлочном круге до зеркального блеска.
      Дома на антресолях лежали часы этого же завода «Маяк» в шестигранном белом корпусе с аляповатыми желто-голубыми цветочками, требующие, правда, чистки и смазки. Выяснилось, что механизм часов взаимозаменяем и после ремонта идеально встал на своё место в новом корпусе-домике.

      Зимний предновогодний вечер. Великолепные часы чётко тикают на стене гостиной. Сижу за праздничным столом в уютном кресле напротив, любуясь их возрождённой красотой. Особенно хороши полированные, отливающие золотом причудливые стрелки, узорчатая блестящая накладка, фасонные числа на кольце циферблата. Никто, даже я сам, не предполагал до последнего времени, что эти часы вдруг ожидает такая шикарная перемена жизни. И вот стрелки отмеряют двенадцать без пяти. Пора открывать шампанское...

      *   *   *

      Только Бог ведает сколько времени эти часы провалялись у кого-то в кладовке, затем в куче мусора на лесной поляне, а потом целый год провисели в тайге на сучке старой сосны.
      Воображение рисует картину: прошлой зимой ту безлюдную дремучую поляну запорошило глубоким снегом. Пушистой шапкой он одел и крышу домика-часов. Глухая лесная тишина. Только трещит предновогодний мороз. Луна тускло выделяет в темноте матовый кружок циферблата на старой сосне. За пять минут до Нового Года неподвижные стрелки часов показали абсолютно правильное время, установленное рукой ушедшего Пети. Как и сейчас на циферблате было в ту ночь двенадцать без пяти...
      Но сегодня никто, кроме меня, этого не постиг и уже никогда не постигнет.
    



 
 

      Александр Соханский,
            Тюмень, 2012 г.




*