На площади двое

  Привычное дело:  в вечерней тьме на меня надвигались стада огромных туш. Они были точно стада бизонов, только бизонов по размерам несравнимо крупнее - ни много, ни мало, с многоэтажные дома размером. Ибо многоэтажными  домами и являлись. И, разумеется, как плюнуть, могли бы раздавить меня и растоптать, и некоторые  даже, кажется,  близки были к этому. Но не раздавили, не растоптали, такое в их планы, видно, не входило. А мирно со мной разминались и так же мирно мне куда-то за спину уходили. В то время, как спереди надвигались ещё толпы их собратьев...  Выглядели туши-дома снаружи нездорово и жалко, но больше нездоровья было у них внутри - во внутренностях своих они переваривали сейчас жуткую массу из дурных  людских снов. В некоторых местах туши, словно ранами, зияли жёлтыми квадратными дырами - там, в дырах, находились явно не сны, а... возможно,  даже что-то  похуже.  С виду исполины вызывали так или иначе жалость.
   Но  вот, кажется, стадам и конец, две-три последние туши  разминулись со мной, мне под ноги легла ровная твердь, а взору открылся некий простор и некие в просторе огни. Городская  площадь?  Точно: над огнями возвышалась исполинских размеров тёмная фигура человека. Фигура ещё на какое-то расстояние приблизилась ко мне, и движение вокруг прекратилось. Я про этого человека читал и немало знал. При жизни с ним было связано много тайн. И сам он одна загадка сплошная. "О чём они говорили в 15-м году в  Цюрихе с Парвусом, так навеки останется тайной" -  всплыла в памяти цитата из книги. Автор книги - популярный в 90-х годах генерал-полковник, доктор исторических наук, а Парвус - влиятельный в Европе социал-демократ, на то время тесно связанный с правительством Германии.
   А на площади полнейшее безлюдье, живого человека - ни одного. Ситуация а-ля Маяковский с той же персоной: "В комнате двое: я и...", только что не комната, и обилие фонарей вокруг. И каждый фонарь, казалось бы, стоял себе и освещал небольшой участок ноябрьской ночи желтым светом, но если посмотреть в общем, то -  поскольку фонарей было много и фонарные столбы имели одинаковую высоту - их общий свет создавал  собой этакий  нависший над землёй светящийся ярус. В высоту ярус не доставал немного до того места, на котором  каменный человек стоял, и таким образом получалось, что свет расстилался у его ног. Было ощущение, что человек сейчас на желтую  субстанцию эту ступит и пойдёт...  только что первый шаг ему придётся сделать чуть вниз. И тут я впервые в жизни, кажется, пожалел, что я не художник. Фотографировать, правда, умею неплохо, но фотографии дух подобных городских картин в точности не передадут, сути их не раскроют, тем паче  картин  ночных. (Впрочем, и фотоаппарата у меня с собой на тот момент не было) Художник же может в своих творениях где-то против правды и погрешить, но истину передать с точностью поразительной.
   Однако при всём при этом нельзя было не заметить, что в ночной картине той, на первый взгляд гармоничной и целостной,  настоящих действующих лиц всего два: сама площадь и каменный человек на возвышении, иначе говоря, на пьедестале памятник. Вот они главные. Всё остальное - пусть впечатляющий, но случайный антураж.
   Площадь и памятник... Они хоть и есть человеческого ума изобретения и человеческих рук творения, но как явления - суть метафизические.  И по отдельности взятые, а в симбиозе друг с другом тем более. Или, по меньшей мере, содержат в себе неслабый философский смысл.
   Так любая площадь прежде всего несёт в себе идею глобальности, идею масштабности - выраженную в свободном, большом пространстве, в освобождённой от жилищ территории. Простое и эффектное решение. Правда, понятие площадь еще включает в себя некоторое архитектурное обустройство, но это уже дело второе, главное- большое открытое пространство. Предполагается, что житель города, выйдя на площадь из скучных жилых кварталов и тесных улиц, преисполнится  чувством торжественности, чувством праздничности. И желательно, чтоб ещё и чувством величия.
   И поскольку площадь всегда есть постоянное место жительства какого-нибудь памятника, то с памятником дело обстоит ещё интереснее. Специалисты в области биоэнергетики утверждают, что любое какое бы то ни было  изображение живого существа есть его фантом. То есть в определённом смысле двойник. Иные специалисты  даже говорят, что когда фантом создан, у него начинается своя, независимая от живого прототипа жизнь. Но всё же основной в биоэнергетике постулат: интерпретация есть функция модели. Где "моделью"  служит живой прототип, а "интерпретацией"- изображение его. Стало быть, прототип посредством своего изображения каким-то образом "функционирует". И хотя ясно, что под "функционированием" здесь подразумевается что-то очень сложное, какие-то сложные оккультные явления, в моем случае "мой" фантом тоже, я считаю, "функционировал", только по-другому, много проще: он вызывал во мне раздумья. И казался он мне действительно фантомом, нависшим с ночных небес тёмным призраком, пришельцем из далёких веков - из великого, сурового времени... "Кровавый царь, великий гений" - как очень точно определил его в своей песне погибший в лихие 90-е в криминальной разборке певец-монархист. Кровавый царь, великий гений... слова, которые ввергают меня в священный трепет.
   Передо мной словно встало то время.
   Вот уже много веков в большой, великой стране идёт что-то не так. Решительно не так, трагически не так. Отчего-то до сих пор не померло, хоть и изжило себя давно, существо Невменяемый Монстр - формальный хозяин страны. Отчего-то Зло и Боль миллионов людей сконденсировались в коллективной психике до степени такой, что коллективная психика многомиллионного народа двух-трёх последних десятилетий стала напоминать зажатую в недрах земли, раскалённую кипящую магму. Отчего-то в 905-ом эта магма одним вулканом взорвалась, и немудрено, что взорвётся ещё - но уже тысячами вулканов и с несравнимо большей силой. Напряженное ожидание взрыва в течение лет с каждым днём нарастало и нарастало. Откуда-то из глубин слышится тревожный устрашающий гул. То рвущаяся на поверхность магма, то разрушительная сила своего часа ждёт. Гул заполнил собой всё,  всё жизненное пространство, давил на людей, создавал гнетущее ощущение тревоги. В гуле проходила жизнь. И тогда время стало являть на свет кровавых царей, великих гениев - чтобы было кому с неминуемой катастрофой совладеть, взять как-то ситуацию в свои руки, преобразовать разрушительную энергию в организованные действия. Чтоб хотя бы "до основанья, а затем". И именно кровавых стало время являть и именно гениальных - те, кто менее того, с задачей бы не справились, не было бы ни "до основанья", ни тем более "затем". И много их тогда пришло, кровавых и гениальных - тот, который сейчас в камне, только их вождь, и то не всех, а лишь победивших. А сколько их было, буйных гениев и талантов, в первые ряды рвущихся, боже ты мой! И какого масштаба люди, какого размаха, какого полёта.
   А, кстати. Кто-нибудь задумывался когда-нибудь над этим, нет? Нет? А я не устаю поражаться: почему за столь короткий период времени, за каких-то 2-3, ну 4 десятка лет в стране появилось столько выдающихся, пассионарных личностей, один другого пассионарнее? Почему не появлялись такого калибра люди после, почему не рождаются такие на свет сейчас? Почему? Вот взять даже деятелей не самой первой величины. Взять хотя бы проигравшего, не преуспевшего в первенстве на политической арене тех лет Цедербаума (известного как Мартов), он один стоит больше десятка кличек "гайдар", "собчак", "бурбулис"... "ёлкин" -  бомонда 91-го года "революции". Он один как личность масштабнее, крупнее их всех вместе взятых. Или: тоже проигравший, но двумя десятилетиями позже Розенфельд (известный как Каменев) Тот оставил после себя - помимо результатов практической деятельности - толстые тома фундаментальных философских трудов. А... а вы можете назвать мне хоть одного крупного современного философа, мыслителя, нашего с вами соотечественника? Дугин? Хорошо, но он один такой... и то неизвестно, смог ли бы он, подобно Каменеву, в свои 20 лет открыто выступить против существующей власти, а в 34 быть членом правительства, одним из заместителей руководителя государства Или вот, что, вы думаете, сталось с непобедимой нашей "мафией", если бы за неё взялся лично товарищ Дзержинский?  Да что там говорить, великое время породило великих личностей, вот самый верный ответ. А сейчас мы живём во времени, увы, мелком. Удручающе мелком. В чём-то унизительном для человеческого достоинства даже. Либерализм-с. Нет, свобода, демократия это прекрасно, но время всё равно мелкое. Эпоха земляных белок по большому счёту. "Денис, (Игорёша, Максим) мне так хочется тот симпатичный рено, который мы видели в салоне вчера. Может, давай, нашу старую продадим и возьмём в банке кредит? А ремонт квартиры отодвинем на следующий год?"- две земляные белки в норе при мерцании телевизора. Всякое, конечно, в нашей жизни есть, но основной фон - именно таков. И фон - он же частично жизненный идеал. И кого, скажите, может породить столь мещанское, обывательское болото? Правильно, еще более мелких мещан.
   А каменный человек... вообще из цементного раствора, если быть точным...  стоит как нашему времени противовес, как  мелкому нашему времени укор. И мечтательно взирает в даль.
   И нет у человека сейчас ни живого тела, ни биологической жизни, ни возможности для свершения великих дел. Оставлено ему только одно -  одно, но, возможно, главное - в философском смысле главное: масштабность. Масштабность, воплощённая в огромных размерах площади и в высоте пьедестала. И стоит он десятилетия каменным гигантом, а внизу перед ним и под ним - специально освобождённый от жилищ широкий простор. Символ масштабности, имитация величия. И потому глупо спорить с тем, что находится данный памятник на своём самом законном месте.
   Но вместе с тем, памятник, помимо того, что он фантом, он есть еще и собственно памятник - городской архитектуры элемент. То есть он какой-то частью своей является и сегментом города, является, получается, ещё и местным, городским жителем. Ситуация, конечно же, более, чем странная: некогда вершитель мировой истории, создатель империи, где сотни городов, есть теперь сегмент жизни одного города. Это совсем похоже на то, когда крупный руководитель, выйдя на заслуженный отдых, идёт работать в сторожа. Да он, памятник, сторож и есть. Городской сторож. И этот факт в ночной картине, увы, тоже печально проглядывался.
   А если существует такая вещь, как магия города, то магия эта непременно центрироваться должна так или иначе вокруг главного в городе памятника. Так как: во-первых, не надо забывать, что памятник это прежде всего фантом, то есть категория из разряда оккультного, а подобное, как известно, притягивается к подобному, а во-вторых, к чему ещё городской магии тяготеть, как не к самому сердцу города. Потому возможно вполне, что с наступлением ночи орды местной оккультной братии слетаются все сюда, устраивают тут свои сборы, ведут толковища, решают какие-то свои проблемы. Возможно, фантом великого гения даёт им какие-то дельные советы, а может, и вообще всеми ими руководит. Как знать. Вот не будет меня, скажем, через полчаса здесь, и тако-о-ое начнётся...

   Всё это, ясно, размышления мои. Так я стоял и размышлял. Почему-то хотелось мне сейчас стоять и размышлять. И чем  мысли уносят дальше и чем более иррационального характера они, тем лучше. Тут ловлю себя на том, что мне просто не хочется отсюда уходить! Отчего-то хорошо мне здесь. Хорошо находиться, стоять рядом с каменным человеком - и ощущать, почти видеть за ним, за его спиной многолетние великие дела, великую историю, грандиозные события. И ощущать мистику ночи. Всё так разом. Хотелось, на худой конец, стоять и тупо гадать:  о чем же они говорили в том далеком 15-м году с Парвусом? Или, еще тупее, стоять и перефразировать Маяковского: на площади двое: я и... дальше знаете. Это всяко лучше, чем когда на тебя прут огромные туши... с нездоровыми снами внутри.
   ...Однако и до утра не простоишь всё равно. Мне захотелось узнать время. Вынул из кармана мобильник: 23:47. Ниже на дисплее телефона значилась дата, которую я, разумеется, знал и так: 19.11.2012.
   Таким образом я заодно и узнал точные дату и время, когда хорошо понял Маяковского и те чувства его: в комнате двое: я и... Только в моём случае не комната и не на белой стене фотография.