Эх, раз, да еще раз!

Валя Вихрова в детстве, как большинство советских детей, ходила в детский сад. В ее группе был мальчик Леша, фамилию которого она не могла выговорить — Скрипников. Для ребенка такая фамилия — труднопреодолимое препятствие. И Валя называла его «Кипкака». Прозвище прочно пристало к Леше. Все в детском саду его иначе и не называли.  Кипкака был ничем не примечательным человечком, но именно он подал Вале пример воплощения детской мечты во взрослую жизнь. Дело было так. Однажды  в детский сад пришел незнакомый мужчина  - он представился Петром Ивановичем из Дома пионеров и пригласил детей на выставку авиамоделей. Валя и Кипкака вместе с другими детьми были на этой выставке, рассматривали деревянные и бумажные модели самолетов и других летательных аппаратов. Вале эта выставка уже тогда показалась апофеозом бесполезности, прекрасным гимном труду и несбыточной мечте. Однако, так думали не  все. Скрипников Леша вырос и стал работать на Воронежском авиазаводе.
Однажды спустя много лет,  когда Валя уже совсем забыла о своем старом приятеле, она встретила Лешу в книжном магазине. Высокий и широкоплечий мужчина бросился к ней на встречу и закричал басом: «Валя, привет! Узнаешь меня? Я — Кипкака». Валя несколько ошалела от неожиданности, потом расхохоталась и сказала: «Да, Леша! Я тебя помню, это  я тебя называла Кипкака, фамилию твою не выговаривала».  Высокий мужчина энергично и весело затряс головой.
Их милая «беседа ни о чем» закончилась весьма традиционно. Скрипников посерьезнел, узнав, что Валя работает адвокатом, взял ее визитку, сказав, что его знакомому нужна помощь адвоката. На том и расстались. К сожалению, Валя привыкла к тому, что ее профессия вызывает больше интереса, чем  сама Валя.
Не прошло и трех дней, как знакомый Кипкаки обратился к ней за помощью. Это был постаревший руководитель кружка авиамоделирования — Молодухин Петр Иванович. Пенсионер Молодухин, отдававший все свое время чужим детям и беззаветному, бессмысленному искусству авиамоделирования, не смог вырастить достойным человеком единственного сына Сергея. И признавал это, как ни странно. Сын его был законченным наркоманом, который  уже успел попасть в поле зрения органов наркоконтроля, а совсем недавно он был заключен судом под стражу. Валя подписала с Петром Ивановичем соглашение о защите Молодухина и пошла навестить  Сергея в ИВС.
Валя познакомилась со своим подзащитным, который к ее удивлению был покрыт татуировками с ног до головы. Однако, как выяснилось, что несколько лет назад Сергей просто «сидел в синей зоне». И наколки на его пестром теле ничего особенного не значили. Это была просто дань красоте в ее узком понимании.
Интереса этот тип для Вали как для адвоката не представлял. За ним числилось три эпизода сбыта маковой соломки, процесс сбыта был снят на скрытую видеокамеру. Шансов помочь ему избежать сурового наказания практически не было. Вихрова была знакома с мнением Европейского суда по правам человека, категорично осуждавшего  провокацию сбыта наркотиков, но Валя пессимистически не верила в применимость на практике позиции ЕСПЧ.
Как все «сидельцы» Сергей был осведомлен не только о существовании ЕСПЧ, но и о гуманных решениях этой инстанции и сразу же стал настаивать на том, что все три эпизода преступлений являются «ментовской провокацией». «Деваться некуда», - подумала Вихрова и  когда она вернулась в кабинет после свидания с подследственным, то стала составлять жалобу на незаконность заключения под стражу ее клиента.
Неутомимый коллега Валентины -  Ганечкин   консультировал за стеной разводящегося трудящегося и мешал Вихровой работать. Ганечкин просто не мог говорить тихо. Видимо он считал, что незачем шептать, если бог отмерил тебе такой мощный голос, который  приятно резонирует в обширном теле. Валя закрыла дверь в смежную комнату и постаралась сосредоточиться, но это было трудно сделать. До ушей все же долетал навязчивый диалог.
А если я ее материнства лишу? - спрашивал посетитель.
Не материнства, а родительских прав, - уточнял Ганечкин.
Ну, если я ее лишу. Что эта лишенка будет делать?
Поплачет, да и успокоится. Будет вам алименты платить. Но тогда вы должны будете жить с ребенком, воспитывать его, учить и лечить.
Ни фига себе, а оно мне надо? - рассуждал посетитель.
Сами решайте, - резонно подсказывал адвокат.
А  если она меня лишит? - допытывался посетитель.
Если вас лишат родительских прав, то с ребенком видеться вам не дадут, воспитывать его вы не сможете, но алименты платить вы будете.
Это не справедливо, - возмутился посетитель.
Но зато так указывает закон, - с нажимом произнес Ганечкин.
А если это вообще не мой ребенок? Он на армяна похож. Вылитый чучмек, - спросил снова посетитель.
Вы можете оспорить отцовство. Но учтите, проводится генетическая экспертиза, которую оплачиваете вы, как истец. Стоит она не менее пятнадцати тысяч. - радостно сообщил Ганечкин.
Ох, ни фига себе! - удивился посетитель. - Да я эти пятнадцать тысяч в качестве алиментов два года ей платить буду. Это мне не выгодно.
Вихрова не выдержала и зашла в кабинет Ганечкина.
Уважаемый Иосиф Борисович! У вас слишком шумно. Вы мешаете мне работать. - строго сказала она.
Ганечкин закивал, но когда она закрыла дверь,  тона он не сбавил, его посетитель также эмоций не сдерживал. Вихрова еще долго слушала «ох ни фига себе!», « с каждым хахалем домой приходила», «хата на мамке оформлена», «эта лярва туда не прописана» и тому подобное. В конце концов Валя также прониклась убеждением, что не все законы в ее стране достаточно справедливы. А то, что они не были понятны многим рядовым жителям, то это было неоспоримо. Дождавшись ухода посетителя, Валя решила поругаться с Ганечкиным.
Иося, ты мне надоел! Орешь в своем кабинете как иерихонская труба.
Заметь, я в своем кабинете ору, не в твоем, - примирительно сказал Иося.
Да, но слышно тебя в моем,  - возмущалась Валя.
Это стены тонкие, это такой звуковой эффект,  - оправдывался Иося.
Я из конторы съеду, с тобой работать нельзя, - стала угрожать Валя.
Никуда ты не съедешь! - Иося подошел к Вале и фамильярно похлопал ее по плечу.  - Мы с тобой как Гога и Магога, как Инь и Янь, как Чип и Дейл, как Ильф и Петров, как Мамин и Сибиряк, как Маркс и Энгельс.
Отстань, сгинь, - простив его, отмахнулась Валя и вернулась допечатывать жалобу.
Как Моцарт и Сальери, - крикнул из кабинета Ганечкин.
***
Валя забирала Андрея из детского сада. Шли пешком, не спеша, наслаждаясь шлепаньем по лужам и свежим ветерком. По дороге сын задавал слишком много вопросов, которые Валя пропускала мимо ушей. Но когда  начались философские вопросы о любви к людям не ответить сыну она не могла.
Мама, а если ты Инюшкиной улыбнулась, это означает, что ты ее любишь?
Нет, конечно. Она мне чужая, она  - моя соседка.
Значит ты любишь только своих? - допытывался Андрей.
Выходит, что только своих.
Нет, мама, надо всех любить! - горячо запротестовал сын.
Сынок, не могу я всех любить. Вот Петрович — наш сосед, алкоголик и дебошир. За что мне его любить? - насмешливо сказала Валя
- Вот если бы Петровича кто-то любил, он бы не был дебоширом,  - убежденно произнес сын.
Не факт, сынок. Вот я сейчас защищаю одного человека. Его -то как раз родители любили, а вырос он никчемным человеком. Стал принимать наркотики, потом стал их продавать. Теперь он будет сидеть в тюрьме, а его родители тратят свои последние копейки, чтобы хоть как-то ему помочь.
Сын внимательно слушал и кивал, соглашаясь с Валей.
Мама, а тебе его жалко?
Жалко, - соврала Валя.
Это хорошо,  - обрадовался сын, - А я думал, что тебе только нужны их деньги.
Вале стало невыносимо стыдно. Она решила, что если даже шестилетнему ребенку все так очевидно, то надо что-то менять в себе.
*** 

Защищая Молодухина, Валя тратила много времени и сил, так как следственные действия были неоправданно многочисленны. Проводились изнурительные обыски, в которых она следила, чтобы Молодухину ничего лишнего не подбросили, осмотры, очные ставки и допросы. Когда дело докатилось до суда, оно обросло тремя внушительными томами. Хорошо, что эпизодов не прибавилось. Одно ей показалась странным - из дела даже исчезли  явки с повинной, в которых Молодухин сознавался еще в трех эпизодах распространения наркотиков. Эпизодов у Молодухина и так было достаточно, поэтому  Валя не придала факту исчезновения документов особого значения..
Молодухин продолжал наивно верить во влияние ЕСПЧ на мнение российских судов, но когда его осудили к пяти годам лишения свободы, он разочаровался. Однако, жалобу на приговор не подал. Вихрова  ее написала, машинально, автоматически, по обыкновению, но Молодухин попросил ее жалобу отозвать, чтобы в областном суде ему не добавили  срока как нераскаявшемуся преступнику.
Прошло полгода и о Молодухине Валя забыла бы, если бы не Кипкака, который снова появился как черт из табакерки. Он позвонил по телефону и попросил Валю разобраться, почему дело Молодухина до сих пор не окончено и почему Молодухин все еще не уехал отбывать в колонию свое наказание, а до сих пор находится в изоляторе временного содержания.
Удивленная Вихрова пришла в здание районного отдела милиции и напрямую обратилась  к своему старому приятелю Попрыгаеву — начальнику криминальной милиции. Другой способ получить информацию был слишком длинным и малоэффективным. Попрыгаев страшно не любил, когда Валя прибегала к его помощи вот так напрямую, используя свою с ним дружбу. Валю этот метод тоже очень коробил, но она отшучивалась, говоря «Зачем же связи, если ими не пользоваться?»
Ну, не знаю, что там случилось с твоим нориком, раньше его дело вел наркокомитет. Теперь же уголовное дело из трех эпизодов совсем другое, ведет его наш отдел. Спроси у Банных, он им занимается. Учти, Молодухин написал явки с повинной по этим эпизодам, и давно написал. Самое главное — твой Молодухин находится под подпиской о невыезде, но я тебе этого не говорил.
Ошарашенная сообщением о подписке о невыезде и о трех  явках с повинной, подавляя пакостное чувство собственной вины, Валя направилась прямиком к следователю Банных. Банных был хлюпиком, задерганным начальством и запуганным женой. Форма висела на нем косо и криво, он сильно сутулился и стеснялся своего роста. Только оставаясь наедине с делом в кабинете Банных преображался. Уже не пугливый взгляд хлюпика скользил по страницам уголовного дела, а орлиный взор пронизывал насквозь протоколы, выискивая противоречия и путаницу в доказательствах. Именно в такой орлиной ипостаси застала его Вихрова.
Что? Кто? - грозно спросил ее Банных.
Я. Адвокат Вихрова, я защищала Молодухина Сергея по трем эпизодам двести двадцать восьмой прим части третьей.
Вижу, что Вихрова. Причем тут я? Защищали его, Молодухина, ну и на здоровье. Сейчас-то вы его не защищаете, какие ко мне вопросы? - осведомился Банных.
Какое дело в отношении Молодухина Вы расследуете? - напрямую спросила Валя.
Вас это совершенно не касается. У него есть адвокат Скоробогатова, с ней я и буду разговаривать, но не с вами, - отбрил ее Банных.
Валя спокойно восприняла эту информацию. «С паршивой овцы хоть шерсти клок», - подумала она про себя, зная где искать дальше.
Выйдя из здания отдела, она позвонила адвокату Скоробогатовой. Эта вечно юная женщина была как всегда приветлива и жизнерадостна. Она сообщила Вихровой, что может с ней встретиться в любое другое время, а сейчас она находится на детском утреннике и не может пообщаться.
Вихрова встретилась с ней через три часа. Скоробогатова умела скрывала неприязнь к Вихровой. Естественно, звонок Вихровой она восприняла как прямую угрозу своим интересам. Клиент уплывал к Вихровой, которая, как считала Скоробогатова, своей выгоды не упустит никогда. Скоробогатова весьма уклончиво сказала Вихровой, что неожиданно вскрылись и расследуются три  новых эпизода сбыта Молодухиным маковой соломки в особо крупном размере. Именно поэтому Молодухина не отправляют  в колонию. А занимается им не наркокомитет, как в предыдущем деле, а Калачеевское РОВД.
Вихрова поблагодарила Скоробогатову и, покинув ее, сразу же сделала звонок Кипкаке. Она рассказала приятелю все, что ей стало известно. Естественно,  Валя предусмотрительно промолчала про явки с повинной, исчезнувшие когда-то из уголовного дела.
Чем все это грозит Молодухину? - взволнованно спросил Леша, оправившись от удивления.
Думаю, что ему это грозит назначением наказания по совокупности приговоров, то есть как ранее судимому рецидивисту. Наказание будет суровым...  Своего рода, судебная ошибка.  Я знаю, что такое бывает.
Как же   избежать этого? - наивно осведомился Леша.
Не задавай глупых вопросов.  - с досадой в голосе ответила ему Вихрова. - У него есть адвокат — Скоробогатова Оксана Валерьевна. Пообщайся с ней, она обладает всей полнотой информации.
Может быть, Молодухины снова к тебе обратятся, думаю, что так будет лучше, - Леша приготовился упрашивать Вихрову.
Слушай, Леша, - ласковым голосом сказала ему Вихрова, - почему же они сразу не обратились? Почему такой риск? Они знали прекрасно, что я добилась их сыну   мягкого приговора, он был доволен. Однако, когда возникло второе дело, они даже не попытались меня найти. Если речь об оплате, то это вопрос решаемый. Я не крохобор. К тому же на Скоробогатову денег они нашли.
Да Ксения Прокофьевна, мать Молодухина, говорит, что уже тридцать тысяч отнесла этой Скоробогатовой.
Леша, я думаю, что решение о том, что делать дальше должны принимать не мы, а Молодухины. Я никому в помощи не отказываю, но и дел после других адвокатов я не беру.
Валя, ну не обижайся, они просто не поняли, что все так серьезно, - упрашивал Вихрову Скрипников.
Извини, у меня работы много. Леша, ты получил информацию, которую просил. Пока у меня все, - сказала Вихрова и повесила трубку.  Через час, когда Валя вышла из конторы, ей на пороге встретился Молодухин Петр Иванович, за которым еле поспевала жена.
А мы к вам, - с извиняющейся улыбкой произнес Молодухин. Валя вздохнула, изобразила на лице вежливое внимание и вернулась в кабинет. Ганечкин опять громко разговаривал с посетителем, поэтому дверь в его кабинет пришлось плотно закрыть.
Что вы нам скажете? - спросила Молодухина, отдышавшись.
По поводу уголовного дела мне мало что известно. Известно, что его ведет следователь Банных, а вашего сына защищает Скоробогатова.
А вот Леше Скрипникову вы говорили....  - начал было Молодухин.
Послушайте, наши с вами взаимоотношения по поводу защиты Сергея уже закончились.  - жестко начала Валентина. - У вас есть новый защитник, вы сами сделали свой выбор, обращайтесь к ней. Заодно и спросите, почему находящийся в местах лишения свободы Молодухин числится под подпиской о невыезде.
Боже! - в один голос вскричали родители.
У меня нет времени, я тороплюсь, - сухо закончила Валентина и, пристав со стула, показала, что разговор закончен. В ответ родители по очереди начали что-то лепепать. Вкратце все сводилось к тому, что Скоробогатову им навязал следователь, сказал, что она  - хороший  адвокат, что поможет скосить срок Сереже. Что Молодухины раскаиваются в том, что не обратились вновь к Вихровой. Вихрова слушала их без эмоций. Она слушала такие россказни не впервые. Поэтому она не прерывала Молодухину, а просто ждала, когда иссякнет поток ее жалоб и причитаний.
Что будет теперь? - устало спросила Молодухина, не видя утешений со стороны Валентины.
Прошедшие под стражей полгода ему не зачтут в отбытый срок по второму приговору. И наказание назначат по совокупности приговоров, то есть существенно увеличат срок вашему сыну.
Неожиданно для всех Петр Иванович упал на пол как подкошенный. Валя растерялась и села зачем-то за стол. Жена Молодухина беззвучно заголосила. Сильный грохот падающего на пол тела заставил Ганечкина и его шустрого посетителя выскочить из соседнего кабинета к Вихровой.
Ты жива? - взволнованно спросил Иося Валентину. Та испуганно и удивленно   показала рукой в сторону лежавшего без движения Петра Ивановича. Иося стал поднимать и взгромождать обвисшее в его руках тело посиневшего Молодухина. Жена Петра Ивановича обрела голос и голосила в ползвука.  Не растерявшийся посетитель уже вызвал скорую помощь.
Прибывшая быстро на их вызов фельдшер сказала коротко: «Скорее всего, инфаркт». Молодухина погрузили в автомобиль и увезли в больницу. Жена поехала с ним. Посетитель, обрадовавшись случаю, поспешил в свою деревню, рассказать про только что виденный им инцидент. Злобная и расстроенная Вихрова сидела в кресле, а возле нее кудахтал Ганечкин.
Валя, Валя! Не кори себя, ты тут ни при чем. Это с каждым может быть. Молодухин Сергей сам виноват, отца в могилу загоняет. Я же Петра Ивановича сто лет знаю, он в Доме пионеров работал, хороший мужик, непьющий. А этот Сергей — ну сявка настоящая. Еще в детстве начал из ларьков сигареты воровать...
Валя, понимая, что Иося по доброте душевной хочет ее успокоить, останавливать его не пыталась. Кивала только и молчала угрюмо. Так и не успокоившись, она вызвала такси и уехала домой.
На следующий день с утра к ней в контору приехала Молодухина. Валя боялась встречи с ней. Она боялась упреков в жестокости, боялась взяться за дело и боялась не взяться за него. Она испытывала противоречивые чувства, а чтобы их не выдать, говорила с Ксенией Прокофьевной очень холодно и отстранённо. Молодухина сказала, что мужу уже лучше. Она принесла деньги и стала предлагать их Вале.
Пожалуйста, помогите Сереже. У меня он — единственный сын, и простите меня, что я вам не доверяла.
Валя сухо кивнула, перебарывая брезгливость, заполнила договор и взяла деньги у Молодухиной. Когда Ксения Прокофьевна ушла, Валя сказала улыбающемуся Ганечкину, который считал инцидент закончившимся очень хорошо:
Это деньги  - кровавые! Брать их не надо было! И не ржи, как дурак! Это не смешно.
Бесплатно ты же работать не будешь. Авгиевы конюшни разгребать. Всякая работа денег стоит. А Молодухин в обморок упал не от того, что ты гонорар заломила,  - резонно заметил Ганечкин.
Какой ты циник! - с неудовольствием сказала Вихрова.
Я хочу тебя в чувство привести. - Ганечкин наивно хлопал глазами. -  Мне процент положен за сеанс психотерапии.
Ганечкин ловко вытащил тысячную купюру из ящика стола и в ответ на ее удивленный взгляд добавил: - Кофе пойду куплю, конфет и печенье. Для выработки гормона радости.
С тем Ганечкин ушел, напевая «Не бывает гадости без радости». Вихрова продолжала угрюмо размышлять над перспективами дела, черкая в блокноте. Ее размышления свелись к тому, что с Банных что-либо обсуждать бесполезно, даже вредно. Прокурор поддержит точку зрения органа следствия независимо от правоты этого органа. Адвокат Скоробогатова  - не союзник, скорее отойдет в сторону, либо займет агрессивную позицию, защищая себя от последствий допущенной ошибки.  Свою ошибку признавать толку мало. Надо нанести удар внезапно и в одну точку. Этой точкой является суд. Всю артиллерию надо бросить на судью, который будет рассматривать дело. Спасая себя от неправосудного приговора, судья спасет и Молодухина.  И поедет  Молодухин  себе в колонию, его там заждались.
В итоге расчет оказался правильным.
***
Дело было назначено судье Саликову Николаю Александровичу. Он был не очень опытным судьей с весьма небольшим стажем работы. Но Вихровой с ним было легко работать, так как он боялся  ее  просто до зубной боли. Саликов еще вчера работал в милиции и все никак не мог поверить своему счастью — резкому скачку карьеры. Однако, он подозревал случайность этого скачка и все оглядывался по сторонам, догадывается ли об этом кто-то еще. Догадывались все. Вихрова догадывалась больше других. К тому же она была жалобщица и сутяжница. Саликов давно понял, что к ее мнению безопаснее было прислушаться, чем игнорировать его.
Однако, дело Молодухина не вызывало у Саликова никаких трудностей. Очередное наркоманское дело. Вину обвиняемый признает, раскаивается, просит строго не наказывать. Но Саликова точил червь сомнений — по поводу появления в деле Вихровой, и он ждал, когда она его посетит.  Вихрова пришла незамедлительно после того, как она получила повестку о назначении судебного слушания.
Здравствуйте, Николай Александрович!   - приветливо поздоровалась Валя.
Здавствуйте, Валентина Александровна! Присаживайтесь. Что у вас ко мне?
Да вот, по делу Молодухина пришла. Поговорить надо до процесса.
Понимаю, понимаю, - покачал головой Саликов, явно не понимая о чем будет вести речь Вихрова, но желая выглядеть сведущим и мудрым.
«Ни черта ты не понимаешь,» - злорадно подумала Вихрова, но вслух сказала:
Тут есть одна проблема в деле — Молодухину повестка направлена по месту жительства. Он у нас под подпиской о невыезде.
Ну, что, он не может явиться? - удивился Саликов.
Нет, не может.  Он осужден полгода назад к лишению свободы судьей Пахомовы, -   медленно произнесла Вихрова, наслаждаясь произведенным эффектом, -  Да вы не ищите, в деле приговора нет.
Судья Саликов начал лихорадочно листать дело. «Действительно, проблема,» - подумал в ужасе он, но спросил спокойно:
Ну, мы его как-нибудь вызовем.
Да я, собственно говоря не против вызова, только придется объяснить руководству колонии, а заодно и председателю нашего суда, почему Молодухин полгода просидел в изоляторе временного содержания и в колонию не был отправлен.  - Вихрова явно наслаждалась.
Да, да... - рассеянно повторил Саликов.
Придется также уточнить, почему канцелярия нашего суда не проследила за отправкой осужденного в колонию после вступления приговора в законную силу.
Да. Это тоже м-м-м... упущение. - окончательно расстроился Саликов.
Вызывает особый интерес явки с повинной, написанные в период следствия по первому делу и появившиеся во втором уголовном деле с опозданием на полгода. Как могло получиться, что дело искусственно разделено на два и поручено двум разным следственным органам. - Валя продолжала чеканить.
М-м-м.... - начал багроветь, а затем синеть Саликов.
Да! И самое интересное, нужно выявить основания для применения к нему меры пресечения в виде подписки о невыезде. Может быть  стоит заменить ее в суде заключением под стражу? Но я даже не представляю себе, как. Если же с таким ходатайством выйдет прокурор, то я напишу жалобу в Воронежский областной суд и там все эти художества не одобрят. - окончательно добила Саликова Вихрова.
Саликов мысленно застонал. Вид у него был нездоровый. Голова пухла от вопросов, на которые ответ придется  давать ему. Вихрова называла такое состояние «Я хочу домой, к маме». Адвокат, упиваясь произведенным эффектом, поднялась и сказала на прощанье:
Лично я не знаю, как из этого найти законный выход. В то же время, какие бы ошибки не допускало следствие и канцелярия суда, у нас есть прокурор района, который должен был выявить нахождение осужденного не в местах лишения свободы, а в ИВС.  - продолжила Вихрова. Лицо Саликова просветлело.  - Прокурор допустил непростительный промах. Человек полгода просидел в ИВС, личное дело его неизвестно где болталось, а прокурор должен каждую неделю осужденных и подследственных проверять. - рассуждала как бы сама с собой Вихрова. А лицо Саликова тем временем прояснялось и постепенно утрачивало синий оттенок.
В общем, Валентина Александровна, вы затронули очень важный вопрос. Вот прокурору я его и адресую. - Саликов страшно обрадовался, что ему помогли найти крайнего в очереди за оплеухами. Вихрова попрощалась и вышла из кабинета.
***
В день судебного заседания правдами-неправдами Молодухина доставили в суд.  Перед заседанием адвокат  подошла к государственному обвинителю — заместителю прокурора района Маклакову, который приехал в суд  принять огонь на себя.
Здравствуйте, у меня к вам есть вопрос, если позволите, - обратилась к Маклакову Валя.
У  меня тоже к вам есть вопрос. Давайте, я свой сначала задам. - с неудовольствием процедил Маклаков.
Да.
Если мы добавим вашему Молодухину полгода, вы будете жаловаться?
Если при этом он будет осужден по совокупности преступлений, а не по совокупности приговоров — не буду жаловаться.
Маклаков поморщился и сказал:
 Не представляю, как это будет технически.
Очень просто,  - резонно заметила Вихрова. - Не будет жалоб, никто не станет проверять это тухлое дело. И как был осужден Молодухин никого не заинтересует. - и предупреждая протест Маклакова, Валя сказала  - и только не надо мне рассказывать про вышестоящий прокурорский надзор.
У вас были ко мне вопросы? - осведомился прокурор.
Нет, все я уже выяснила.
Судебное рассмотрение уголовного дела было на удивление быстрым. Ганечкин называл такие судебные процессы: «Пять минут позора  - и ты дома». После провозглашения приговора у Молодухина развязался язык.
Валентина Александровна! Спасибо Вам! Спасибо, что вы еще раз меня защищали! Вы — мировая тетка! - выкрикивал он, вытянув шею как гусак. Конвойные уводили Молодухина, улыбаясь. Маклаков спешно удалялся. Лицо Саликова было довольным. Вихрова грустно улыбалась.
Эх раз, да еще раз! Еще много-много раз, - про себя пробормотала Вихрова.