Коммерческое кладбище 4 часть

      И тут вдруг из церкви выплыло золочёное видение, прямо какое-сияние в парчёвой ризе, папской митре - с драгоценными каменьями, и  крестом на брюхе, равным тому, что на маковке, величаво стекало по ступеням прямо ко мне. Конечно, это и был отец Стефаний. Роскошные, женские кудри по плечам.  Атлетическая фигура. Из рукавов ризы выглядывали не мягкие руки священнослужителя, а волосатые, кулаки. А глаза на мощном, слишком мощном лице — карие с золотом - просто истребительные глаза, пронзали всех и каждого. Да-а, на исповедь к такому на пойдёшь, а — поползёшь. Очень может быть, что к семинарскому образованию он когда-то прибавлял и образование спортивных залов. Видимо, главная часть отпевания закончилась и он вышел к кому-то нужному, важному перед последней литией.
         Тут как раз ударили колокола в  п е р е б о р: маленький — раз, средний - раз, большой - раз, и - все вместе. Затем короткий трезвон и снова  п е р е б о р. Великолепно!
       Хоть и упала душа моя в пятки, при виде такой грозной мощи, но всё ж я нырнул к его длани для благословения, а он инстинктивно, по привычке, протянул разжатый кулак к моим губам:
      — Благословите, отче Стафанус.
      Он остановился, изумлённый, и сложно посмотрел на меня, но тут же черканул в воздухе над моей макушкой. Я сунулся к церковным дверям, но он удержал меня:
      - Куда? - прорычал он. - Спецпропуск!
      —А... разве в церковь нужен спецпропуск, отче?
      — Сюда — да, — он очень подозрительно глядел на меня, и был прав. Тут я быстро утвердился в своей давней мысли, что скоро, будут брать плату за вход в храмы, к тому идёт. Спорить, однако, ему было неудобно, да и  те дамы уже к нам приближались.
     - Верующий? - спросил он опять грозно. — Крест носишь? Я с готовностью распахнул рубаху и запел что-то жалостное: что, вот, мол, сирота я, ночую в канавах, правая нога - протез.... но так хочется дом Христов посетить, отмолить...
      - Нет, - снова рыкнул он и уже отвернулся было уходить (и опять он был прав, ибо опасность во мне была, я мог, например, войдя во храм властно приказать покойнику: "Лазарь, тебе говорю, встань и иди вон!" и кто знает...), но тут вмешалась чернобровая вдовица; ощеривая зубы с диастемой, она нежно просила за меня: "Пустите его отче Стефаний, он убогий", и я благодарно улыбнулся ей. Не тут-то было. Поп крепко придержал, меня за живот и дал знак кому-то, подойти - видимо, чтобы увести и тихо надавать ****юлей. Лезет рвань всякая…
        Но в третий раз я посунулся к Стефанию и  о с о б е н н о  глянул в его золотистые глаза василиска:
        -Тихо.  Я-от КУРКУЛИСА. В четверг велено отпевать СЛЕПОГО. Вчера убили "солнцевцы". В среду САЛТУК принесёт тебе пять штук "зелёных". И чтоб могила была готова. У тебя "шевролет"? Будет "порше" ручной сборки. Всё. Я сказал.
        Я нанёс точный удар. И не моими устами это было сказано, а... свыше. Как получилось сие, не знаю, но кардинал стал как бы ниже ростом, склонив голову в митре, он всё внимательно выслушал, а затем согласно кивнул головой. Он понимал деловой разговор. Но он три-раза был прав, а четвертый — нет. И вот я уже уверенно, даже чуть расслабленно... как власть имеющий, вошёл в притвор. Но здесь мне и пришлось остаться — господа забили крошечный храм до отказу. А так хотелось взглянуть на мёртвого Лазаря и даже воскресить его. Но ведь и кости мне могли переломать изрядно - наверняка были здесь и убийцы.
        Духота. Треск свечей. Сверкающие огоньки в десятках любопытных глаз. По низко  нависшим сводам летают и трубят свеженькие ан¬гелы. Всё-таки новодел, новопись, как-то не того... Впрочем, есть и тёмные, намоленные иконы по стенам - чей-то дар. Снова ударили п е р е б о р  и женские голоса взлетели ввысь: "И Мне последовавшие верою приидите, насладитеся, яже уготовах вам почестей и венцов небесных..." (Всё, один уже насладился). Возник просочившийся откуда-то из другой двери отец Стефаний помахал кадилом и заканчивал погребальную службу: "Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Лазаря..."' (Как я угадал! покойник, точно был Лазарем, супрефект-то) "Аллилуйя, алиллуйя, слава Тебе, Господи!"  Да, слава Богу, что ещё одного Лазаря не стало. А сколько их... Вот только почему в православной церкви? Ах, это же теперь так модно, это прилично, власть полюбила церковь, взяла её в дружеские железные объятия.
        Ну хватит, пора уходить, обратное отнесение и опущение тела яму мне уже не   выдержать, да и мало ли что ещё может приключиться - вон как посматривают на  меня эти страшные, люди в длинных пальто до пят. А тут ещё подскочил мой назойливый руконогий страж:
       - Додады!
       - Опять... Ну, давай хоть в аллейку зайдём, а ту, вон какие стоят, я их боюся. Чего ж ты, кстати, попу-то меня не представил, уж работай до конца.
        - Так ты вон как сам лихо устдоился, ишь как пдоскочил. А чего ты ему там доводил, что ему как будто по яйцам дали?
       - Моё дело, но ты не помог, я имею право вычесть. Ладно, дам я тебе "дододы" (мы уже порядочно прошли и скоро ворота). Кстати, на этой банкноте - ну, пять долларов-то - кто там, Линкольн или Вашингтон?
        Он остановился и нехорошо смотрел, на меня.
        - Точно, точно, — говорил я, вырывая листок из блокнота и беря ручку,— там Вашингтон. Такой генерал с буклями. Вот... вот... и вот так... Готово. Ах, да, номинал, номинал-то забыл. - И вокруг генерала написал несколько, раз "фиф долларс". Годится? Ну, отец, ну подумай сам, откуда у такого, как я, доллары? Ты посмотри, во что я едет. Я и сплю не раздеваясь, на чердаке, и ни одного доллара в жизни не держал в руках.
         
        Боже, какие у него глаза!

        — Сейчас пдинесу дужьё, — пообещал он. - Сволочь!
        —Ни в коем случае! — вскричал я. — И не сволочь. Меня нельзя убивать. Богородица не простит. Прощай, родной...
       И я почти пробежал к воротам.
       — Нагляделся? - добродушно спросили охранники.
       —О, никогда не забуду, это был сон золотой!
       На окружной дороге, стоял гаишник с машиной. Я спросил, где такая-то развилка и такой-то щит. Он показал: оказывается, я все-то не дошёл с полкилометра...
       — На "коммерческом" был? — спросил он с уважением.
       — Memento mori. Так точно, командир.


В.М. Галкин.
4 нояб.1995 г.