Агенты КГБ

В ноябре 1981 года завлаб Кимров и Жмеринский съездили в командировку в Польшу. Через пару месяцев с ответным визитом прибыли три поляка. Иностранные специалисты приезжали и раньше, но ограничивались Москвой – Кимров знакомил их с институтским начальством, возил на окрестные ТЭЦ показывать внедренные разработки и убаюкивал разговорами о своих прожектах. На этот раз гости изъявили желание ознакомиться с  испытательной лабораторией – видать, Кимров в Польше сильно переборщил, расхваливая ее достоинства.

– Не представляю, как их сюда вести! – взволновано говорил Кимров, примчавшись на подмосковный научно-экспериментальный комплекс и обходя со мной наше хозяйство. – Опозоримся! У них лаборатория оснащена по последнему слову техники, а у нас – начало века! Эх, сколько раз я твердил бюрократам из главка, выделяйте средства на новое оборудование! На корню губят научный технический прогресс!

Кимров был прав – мы работали на старье! Испытательные стенды собирали из подручных материалов, силовое воздействие моделировали мешками со стальными кругляками, деформации определяли видавшим виды тензометрическим мостом. Ну и помещение давно нуждалось в ремонте.

–  Зачем сказали, что у нас есть лаборатория, – прервал я монолог Кимрова.
–  Как зачем! – удивился он. – Что  мы за исследователи, если у нас нет даже лаборатории!
–  Тогда решайте, показывать ее или не показывать. Сейчас можно лишь навести марафет – не более!
–  Нет, нельзя показывать! – решительно подытожил завлаб. – Надо как-то схитрить, чтобы они сюда не просились.

Схитрил! Сначала попытался примитивно отвлечь поляков другими мероприятиями – не поддались, потом принялся запугивать морозами – не очень-то испугались. Тогда не придумал ничего лучшего, как заявить, что в Подмосковье эпидемия ящура, карантин, въезд-выезд  запрещен. Гости сдались – карантин так карантин!

Поляки уезжали в субботу. В четверг позвонила Малиновская и сказала, что на завтра есть два билета в Большой театр – на Лебединое озеро. Малиновская давно обещала достать билеты – у нее был блат в кассах Большого, но обещанного, как известно, три года ждут. А тут в рамках культурной программы Кимров надумал сводить поляков в Большой, и Малиновской пришлось срочно воспользоваться своими связями – заодно взяла билеты для меня. Еще она сообщила, что в пятницу поляки проведут в институте лекцию по градирням, можно приехать, послушать, а вечером – на балет! Таня, к сожалению, простудилась, и я пригласил приятеля.

– Ты чего заявился!? – перехватил меня  Кимров на пути в отдел.
– Как чего! На лекцию приехал!

– У тебя голова соображает или нет!? Я же сказал полякам, что в Подмосковье ящур, а ты  прикатил, да еще не один! Как теперь выкручиваться?
– А зачем выкручиваться? Разве у нас на лбу написано, что мы из области!

– Да ты, смотрю, страдаешь политической близорукостью! Давно известно, что все тайное рано или поздно становится явным. Представляешь, какой международный скандал может разразиться из-за твоего легкомыслия… – завел антимонию Кимров.
– Что мне теперь и носу не высунуть! – вспылил я. – Почему такая дискриминация по месту жительства. Вы тут лекцию собрались слушать, а мне с товарищем, что прикажете делать – назад возвращаться!

– Ладно-ладно! – примирительно ответил Кимров. – Раз приехали, оставайтесь. Только садитесь  подальше и не высовывайтесь! Лекцию, дай бог, переживем, а вот с театром как быть, ума не приложу! Малиновская превзошла тебя в легкомыслии! Нет, чтобы со мной посоветоваться и на другой день билеты заказать – взяла на этот же спектакль, да еще почти что рядом! Может, сдадите билеты или поменяете?..

Все, что сейчас говорил завлаб, в значительной степени было демагогией. На самом деле он не хотел, чтобы я знакомился с поляками. Он всегда ревностно относился к контактам своих сотрудников с представителями сторонних организаций. «Вы работайте, старайтесь, а я внешний мир  прикрою» – такую фразу мы частенько слышали от него. Прикрывал завлаб внешний мир просто – исключительно на себя замыкал все вопросы финансирования, контакты с руководством и потенциальными заказчиками. В этом заключался один из главных кимровских принципов управления коллективом – ограничивать подчиненных в самостоятельности и культивировать в них чувство зависимости от него. Прямо как у председателя Мао – в открытом море не обойтись без кормчего!

– А может вам лучше сдать билеты и устроить полякам, вместо Лебединого озера, экскурсию по столичным вокзалам! Съездили бы, к примеру, на Ленинградский, сходили там к пригородным поездам, посмотрели, как народ едет в сторону Клина и о вашем ящуре понятия не имеет! – снова вспылил я. 
– Ты, однако, не забывайся! – одернул меня Кимров. – Приехал  самовольно да еще учить берешься!
– А с какой стати я должен сдавать билеты! В кои века выбрался в театр – ан нет, вас послушать, так из-за этого международный скандал обязательно вспыхнет! Может, хватит сгущать краски!

Кимров бы еще поспорил – он гнул свое, даже когда чувствовал, что не прав, – но пора было идти на лекцию. Договорились следующим образом: в театр мы идем, но полякам на глаза стараемся не попадать.

Переговоры закончились, и Кимров умчался проверять, все ли готово к лекции.
– Зря ты не послал его в Красную Армию! – сказал приятель, который был наслышан о Кимрове и знал про его выдумку с ящуром.   
– Боюсь, Красная Армия ему не поможет! – ответил я. – Пошли – время!

В актовом зале института собралось человек сорок – весь наш отдел и любознательная публика из других подразделений. Один поляк неплохо говорил по-русски, двое – выступали через переводчицу. Лекции в академическом понятии не было – была интересная техническая беседа специалистов. Поляки показывали слайды, поясняли детали, отвечали на вопросы. В общем, мне и приятелю понравилось, хотя мы сидели на отшибе, сзади всех и помалкивали в платочек. Из наших я пересекся лишь с Малиновской – взял билеты. По ее нахохлившемуся виду не трудно было догадаться, что разнос от Кимрова она получила приличный.

В театр мы приехали за час до спектакля. Разделись и сразу рванули в зрительный зал на рекогносцировку. Наши места находились в девятом ряду амфитеатра, недалеко от края и  доступ  к ним был несложен. Потом немного погуляли в фойе и до второго звонка угощались в буфете, выпив по две рюмки дагестанского коньяка. Когда начал гаснуть свет, заскочили в зал и пробрались к своим местам.

Три поляка, переводчица и Кимров с женой сидели в восьмом ряду, прямо перед нами. Жена, конечно, знала, что мы должны появиться – еще протискиваясь между рядами, я заметил, как она с любопытством поглядывает назад. Но увидев меня, сделала вид, будто мы незнакомы – проинструктировали!

Как только раздались аплодисменты и занавес пополз вниз, мы пулей рванули в фойе. После антракта вернулись с первыми звуками оркестра, и тут я сплоховал – усаживаясь в кресло, случайно зацепил программкой одного поляка. Он обернулся и посмотрел на меня – посмотрел  пристальней, чем следовало бы исходя из случившегося, – потом перевел взгляд на приятеля и на мгновение замер. Далее балет меня уже не занимал, так как все внимание сосредоточилось на трех впередисидящих персонах. Потревоженный поляк шепнул что-то соседу слева, потом – соседу справа. Те обернулись и украдкой посмотрели на нас, затем опять пошептались между собой, кивая головами. Через какое-то время первый поляк еще раз покосился на меня – и снова шепот, снова утвердительные кивки голов. 

Наконец, поляки сбавили активность и уставились на сцену. Но даже по их затылкам было видно, что ребята сильно приуныли, что, впрочем, легко объяснялось. Польша переживала не лучшие времена. В 1979 году страна чудом избежала ввода советских танков, а буквально за месяц до описываемых событий просоветский генерал Ярузельский объявил военное положение, интернировал лидеров «Солидарности» и полностью подавил оппозицию. Тем не менее, доверие соцлагеря к Польше упало, но с другой стороны, большинство  поляков вместе с Рейганом стали рассматривать СССР  не иначе, как империю Зла. И в этой сложной политической обстановке наши поляки приезжают в Москву. На лекции в институте примечают двух странных типов. И эти же типы оказываются в театре. Какой напрашивается вывод – за ними следят агенты КГБ! Есть от чего впасть в уныние! 

Во втором антракте я сказал приятелю:
– Давай  забьем на этих лебедей  и  двинем домой. Нас здесь явно принимают за кого-то другого. Пусть наши польские друзья спокойно досмотрят спектакль.   
– Верно! – согласился он. – Но с одной поправкой – предлагаю перед дорогой принять еще по 100 грамм дагестанского. 

– Что же вы уходите, ребятки!? – удивилась гардеробщица. – Неужели Лебединое озеро не понравилось!
– Понравилось, мать! – ответил приятель, благоухая коньячными парами. – А уходим, потому что нельзя нам, черным воронам, быть среди белых лебедей!..