Никто. Никогда... Гл. 11 Ошибка в объекте

«Пора менять», -- в который раз подумал он, глядя на серые полосы, хаотично скользящие по экрану. Двухголовочная «Тошиба» образца 2009 года уверенно капитулировала перед собственным моторесурсом -- пленку иногда жевала, грызла и изрыгала так, что оставалось лишь гонять желваки и извиняться перед теми, у кого взял кассету «на посмотреть».

Отремонтировать? Если отдать в мастерскую, то неизвестно еще, что получишь – половину оригинальных деталей расхитят и заменят отечественным суррогатом, сдерут безбожную сумму, дадут гарантию на месяц, а через пару дней, когда видик снова выйдет из строя, заявят, что владелец сам виноват – спалил аппарат преждевременно, так как не соблюдал условий эксплуатации. Плавали, знаем.

Купить плеер для компакт-дисков? Можно, но… денег жалко. Плюс ко всему – и старые, и современные кинофильмы сейчас уже гонят по коммерческим каналам на заказ, лишь заплати копейки да попроси нужную программу, и зачем тебе лишняя коробка, только пыль собирать…

И кто мог предположить еще лет пять тому назад, что интересующую телепередачу можно будет записать и сохранить, лишь заранее настроив телевизор и видик на заданное время? А сейчас – пожалуйста тебе: и «Следствие вели…», и «Чрезвычайное происшествие», и «Программа максимум», и… и все, что захочешь, обретай себе в личное отсутствие, а потом смотри и наслаждайся, сколько душе угодно.

Ежедневную Харьковскую программу «Вестник 02» он отслеживал аккуратно и ревностно. Его бывшие сотрудники, попав в кадр, на несколько минут становились телезвездами, позируя то ли перед трупом очередного бизнесмена, то ли перед сожженным бутиком, то ли на фоне других результатов криминальных разборок, а корреспондент, взволнованно и торжественно глядя в объектив, скороговоркой объяснял суть ужасного события.

Вот и сейчас тележурналист вещал о новом происшествии – взорван автомобиль, принадлежащий скромному пенсионеру. Скорее всего, по мнению ведущего, произошла банальная «ошибка в объекте», когда вместо заказанного индивидуума на тот свет отправляется совершенно посторонний человек. Ну кому, скажите, мог мешать старый законопослушный дедушка, который ездит не на «Мерседесе», даже не на «Форде», а на двенадцатилетней «Мазде»? Ее владелец погиб на месте, машина вспыхнула как свеча, вылившийся бензин превратился в огненное озеро, которое расползлось на десятки метров. Наряд милиции и расчет пожарной охраны прибыли почти одновременно, однако огнеборцам пришлось воевать с пламенем, охватившим не только автомобиль, но и ближайшие деревья, локализовать очаг возгорания и не давать огню перекинуться на жилые строения. Летний зной также не способствовал противопожарным мерам – огонь неумолимо перебрасывался с ветви на ветвь, хрустел, щелкал и облизывал оконные стекла…

Репортерская группа оказалась на месте происшествия, когда пожар был уже ликвидирован, телеоператору оставалось лишь запечатлеть обгоревший остов автомобиля, притихших очевидцев и черные скелеты деревьев. Корреспондент активно расспрашивал укротителей огня и стражей правопорядка. Офицер-пожарник сетовал на сложность данного боя, так как загоревшаяся «Мазда» была припаркована в недоступном для спецтранспорта месте, что отняло время и для тактической оценки, и для раскатывания водогонных рукавов, а командир ППМ усомнился в случайности возгорания. По его мнению, такого количества топлива, вылившегося на асфальт, не может вместить стандартный бензобак легкового автомобиля. Разве что многотонного самосвала «БЕЛаз», да и то залитого под завязку. Эта шутка, хоть и не совсем уместная, была оценена корреспондентом, который сказал перед окончанием телерепортажа:

-- Несомненно, по данному случаю будет возбуждено уголовное дело, и в одном из ближайших выпусков мы ознакомим телезрителей с результатами расследования…

Далее пошли сюжеты о педофиле, который заманивал младшеклассников в подвал многоэтажки, обещая показать щенков, угостить мороженым и подарить волшебную палочку; об избиении гастарбайтера-кавказца на почве межнационального экстремизма, о попытке самоповешения ветерана Великой Отечественной, которого молодая жена променяла на молодого любовника и выставила старого солдата из его же собственной квартиры…

И вдруг на экране снова возник ведущий программы «Вестник 02», резко прервав лишь начавшийся рекламный блок:

-- Только что мы получили эксклюзивную видеозапись, снятую случайным свидетелем на мобильный телефон, а именно – момент взрыва автомобиля «Мазда», о чем мы сообщали в первом сюжете. Внимание на экран…

Белая иномарка в полуокружении деревьев, рядом – детская площадка с подвесными качелями и песочницей, с другой стороны – фасад пятиэтажной «хрущевки». Автомобиль вспыхивает. Две мамаши с колясками, попавшие в кадр, вздрагивают, пригибаются, и, еще не поняв, что произошло, отталкивают коляски за пределы экрана. Машина извергает вокруг себя огненные потоки, пламя перебрасывается на ближайшие кусты и вот уже медленно ползет по стволам деревьев, а от них до окон и балконов – лишь несколько метров…

И что-то в этом видеоряде настораживало. Не нравилось. И не только то, что он узнал двор и дом, в котором прожил много лет, до развода с женой.

Рука невольно нажала на кнопку «стоп», отложила пульт и потянулась к телефону. Сашка Битман, бывший однокурсник по юрфаку, ныне замначальника Центра общественных связей ГУВД, снял трубку почти сразу и, выслушав вопрос, тут же поинтересовался, нервно и сквозь зубы:

-- Ты работаешь в ментуре, а, Трахман? Ах, уже нет? Вот и извини. А то, что бензобак «Мазды», как и любого автомобиля этого класса, вмещает лишь пятьдесят литров, известно не только тебе. А в тачке было еще три канистры по двадцатке…

-- Он что, за Урал собрался без дозаправки?

-- Слушай, давай потом. У меня полный завал-с, народ в отпусках, я один, а через час номер сдавать…

-- Скажи хоть, в котором часу это случилось!

-- Около девяти. Все, пока!..

Ну да, за одного Битмана двух дают, -- вспомнилась поговорка давнего приятеля. Сейчас этот Сашка собирает и анализирует материалы именно по взрыву «Мазды», чтобы дать подробную статью в областном еженедельнике «Преступление и наказание». Можно, конечно, подождать до завтра и купить газету в киоске, подробно ознакомиться с фактами и комментариями. Статья, вероятно, займет половину полосы, если не всю, ведь не Ближний Восток тут и не Чечня, не каждый день взрываются автомобили в мирном Харькове. Расстарается Сашка Битман, вставит и фото, и блиц-интервью со свидетелями теракта, не говоря об официальных версиях, полученных от работников милиции, которые, само собой, утаят половину информации «в интересах следствия», дабы не вспугнуть подлых и ненавистных преступников-террористов.

-- Я не о бензобаке, -- быстро проговорил он, боясь, что Сашка сейчас же отключится. – Ты смотрел «Вестник 02»?

-- Ну, смотрел. Ничего нового. А что тебя так вздрючило?

-- Не знаю, Саня, не нравится мне это… Непонятка выходит.

-- Ты о чем?

О чем? Вернее – зачем. А еще вернее – почему. А потому, что Катеныш дружила с профессором Карабином и его сыном Митей, соседями по лестничной площадке. И еще потому, что не хотел отец, чтобы во дворе у дочери взрывались автомобили. Да кроме этого, какая-то мелочь, какое-то странное, непривычное обстоятельство не дает покоя. То ли выпитый стакан водки мешает сосредоточиться, то ли события последних дней…

-- Черт его знает. Не могу объяснить…

-- И не надо. А сможешь – расскажи следователю. Дело у Коли Матюшенко, вразуми его. Сформулируешь мысль – выслушаю. Будет интересна – напечатаю. А пока извольте и еще раз извините…

В трубке зазвучали гудки отбоя. Раздраженные, нетерпеливые, словно абонент едва дождался конца беседы и вздохнул облегченно, продолжая  срочную работу, от которой его так бестактно отвлекли.

Рахман вернул видеозапись к началу кадра и просмотрел снова. Ничего не изменилось. Вспомнил старый анекдот о том, как мужик постоянно покупает билет на один и тот же фильм; наконец кассир спрашивает: «Уважаемый, вы уже десять раз смотрели, зачем же опять?», а тот отвечает: «Понимаете, там в одном месте красивая девушка начинает раздеваться, а потом на экране взлетает самолет. Вот и жду я, когда рейс задержат из-за нелетной погоды…» Шутки шутками, но каждая шутка имеет долю шутки…

Снова отмотав пленку назад, нашел начало эксклюзивного видео, записанного случайным свидетелем на мобильник, и, ежесекундно приостанавливая, вглядывался в экран. Ничего не изменялось. Вот стоит себе автомобиль. Ничем не примечательная «японка» с тонированными стеклами. А вот изображение дернулось – оператор вздрогнул от ударной волны. Мамаши рефлексивно отталкивают коляски с чадами. Какой-то прохожий, молодой парень со спортивной сумкой через плечо, встрепенулся и присел, медленно поворачивая голову в сторону взрыва, потом вприпрыжку убегает от растекающегося пламени. Пламя охватывает кусты, подбирается к деревьям… На этом кадр обрывается.

Что же, что здесь не так, что же заставило задуматься, усомниться в правдивости видеозаписи? Даже не усомниться, а отнестись к ней, если не критически, то с недоверием? И ведь было, было что-то, что едва толкнуло, насторожило… и тут же отпустило, исчезло, пропало. Но тревожное чувство не покинуло, и он не мог понять природу этого чувства.

Остановился на реквизитах – имя сайта, электронный адрес, телефон. Набрал номер, и, решив не представляться, спросил, от кого получена эта запись. Ему категорически заявили, что подобных справок редакция не дает. Что ж, этого и следовало ожидать.

Позвонил дочери на сотовый и услышал сухой голос автоответчика: «Абонент недоступен, повторите вызов позднее». Катеныш ответила лишь по домашнему телефону:
-- Ой, у нас тут такое… Представляешь, машина Израиля Львовича загорелась! Прямо во дворе, ужас! Окно вдребезги, мама в шоке, квартира в саже, фу-у…

Слава Богу, жива-здорова… Вот с кем нужно было связаться в первый же момент, а не с Сашкой Битманом. Жива ли, здорова ли, не испугалась ли, а уж потом делиться подозрениями со старым коллегой. Да, не зря говорила бывшая жена, что он – отвратительный муж и никчемный отец. Что на первом месте у него – работа, а не семья. Даже приводила в пример старую песню, что «прежде всего мы – родители, а все остальное – потом…» И права была Татьяна – теперь ни семьи у него, ни той работы, на которую он «променял» родных людей…

-- Помощь нужна? – спросил он.

-- Нет-нет, ничего не надо, -- в голосе дочери зазвучали нотки испуга. – Мы уже стекла заказали, а вонища скоро выветрится, я пылесосом прошлась, пепел собрала, все в порядке, не волнуйся....

И не он ее, а она его успокаивает. Даже помочь он теперь не имеет права. Отрезанный ломоть. Никто от него ничего не ждет – ни хорошего, ни плохого. Спасибо, дочь хоть на звонки реагирует, а не отключает телефон, лишь завидя на экране слово «Папик». Не «папа», не «отец», а именно «папик» -- он случайно подсмотрел, когда помогал дочери разобраться с записной книжкой в ее новеньком «Самсунге». Песик Фафик. А отчима своего Катеныш отметила полным именем – «Константин». Именно Константин, а не дядя Костя и не Константин Александрович. Так она его называет – и при личном общении, и заочно. С одной стороны – уважительно,  с другой – по-свойски, как старшего друга. Да и как иначе, если в первые же дни он подарил Катенышу самый крутой компьютер и какие-то навороченные карты памяти, Татьяне – дорогущую шубу, а через месяц оформил жену в свою фирму на должность секретаря. С неплохим, между прочим, окладом. То есть, максимально проявлял свою заботливость и состоятельность, словно демонстрируя ничтожность «первого» мужа, проментованного до мозга костей и не умеющего создать нормальных условий для собственной семьи. Да и что у этого «первого» в перспективе? Будь он семи пядей во лбу, со своей фамилией он выше капитана не поднимется. Ну не любит евреев министр внутренних дел. И всегда найдется (а как не найдется в любой силовой структуре) повод для избавления от неугодного работника – то ли «за превышение», то ли «по несоответствию», то ли… да масса вариантов! Старослужащие, имеющие за плечами сотни раскрытых преступлений, награды и звания, начали безжалостно изгоняться из органов лишь потому, что имели неславянскую внешность или фамилию. Их места занимали молодые выпускники юридической академии имени Ярослава Мудрого и Высшей школы милиции. Кроме теоретических знаний да голого энтузиазма у этих двадцати-двадцатипятилетних юнцов не было ничего. Зато они – представители нацбольшинства, выходцы из пролетарской среды, славные наследники рабоче-крестьянской милиции, и этим все сказано.

И род его фамильный прервался. Закончился. Умер. Татьяна взяла фамилию нового мужа, которую, при получении нового паспорта, обрела и Катеныш. Теперь она – Катерина Круглова. Константин удочерил падчерицу официально, чтобы не портить девочке жизнь ее происхождением по отцовской линии. Красиво. Благородно. Умница.

Он разогрел в микроволновке два полуфабрикатных шницеля, посыпал их покрошенным луком. Заварил чай. Включил сериал «Застава Жилина». Поужинал перед телевизором, решил отвлечься, чтобы вскоре снова вернуться к видеорепортажу о взрыве профессорского автомобиля. Еще несовершеннолетний, но уже неистребимый главный фильма герой с честью выходил победителем изо всех передряг – засад, погонь, провокаций и прочих гадостей, подстроенных немецко-фашистскими захватчиками и их прихвостнями. Куда уж там «Подвигу разведчика», тогда еще не было компьютерной графики, и герой Павла Кадочникова не мог показать себя во всей суперменской красе. А сейчас, в последние годы, вышли десятки, если не сотни кинофильмов именно о Великой Отечественной войне, но почему-то все персонажи имеют современные прически, одеты с иголочки и изъясняются почти литературным языком. И для чего, спрашивается, малевать свастики на старых бронетранспортерах советского образца? Чтобы таким образом выдать их за немецкие?.. И почему солдат, сраженный пулей в грудь, сначала хватается обеими руками за рану, потом раскачивается, выискивая киногеничную позу, чтобы рухнуть навзничь, широко раскинув руки, -- в то время как он должен мгновенно упасть словно подрубленный, мешком… Смотреть надо кинохронику, господа режиссеры! Странно, неужели у нынешних кинодеятелей перевелись военные консультанты? Или дефицит материальных средств не позволяет привлекать специалистов?..

Покурив, он вернулся к репортажу. Снова на экране взорвался автомобиль, снова изображение дрогнуло. Сейчас он обратил внимание, как мелкими искрами-осколками высыпается ветровое стекло, прежде чем «Мазду» охватило бело-желтое пламя. Сердце забилось чаще, показалось, что он вот-вот поймет причину своих сомнений и все встанет на свои места…

Телефонный звонок ударил набатом, похоронив едва зародившуюся догадку.

-- Вас беспокоит Константин Александрович, -- представился абонент.
Голос густой, мягкий, без признаков смущения или заинтересованности, свойственных первым фразам общения с незнакомым собеседником, пусть даже по телефону. Голос человека, который знает, с кем говорит, по какому поводу, и какой тон нужно задать разговору. Таким голосом начинают беседу, если требуют то ли с чем-то немедленно согласиться, то ли от чего-то категорически отказаться.

-- Вы меня хорошо слышите? – продолжал допытываться новый муж Татьяны. – Или говорить громче?

-- Хорошо слышу. А меня зовут…

-- Я знаю, как вас зовут! Вы сегодня звонили по моему домашнему номеру?

-- Не понял…

-- Чего вы не поняли, милейший? Все вы поняли, не стройте из себя идиота. В общем, так, дорогой мой, большая к вам просьба. Преогромнейшая. Будьте так любезны, никогда больше не набирайте моего номера. Хотите общаться с Катей – пожалуйста. Общайтесь. Никто не запрещает и запретить не может. Однако, прошу вас, звоните ей на сотовый. А здесь, в квартире, живет семья. И эта семья чужая для вас. Вы меня правильно поняли?

Понял. Он все правильно понял. Катеныш рассказала о его звонке почему-то не матери (та промолчала бы), а именно Константину, который с самого начала предупредил, что не желает слышать не только голоса, а даже имени «этого мента».

Катеныш, Катя, Катенька. Зачем?..


*   *   *


…Всю первую полосу очередного выпуска «Преступление и наказание» заняла информация о разгроме подпольного казино, хозяин которого не вовремя поменял «крышу». На второй странице подробно рассказывалось о  пожилом педофиле и давались советы родителям, как уберечь детей от сексуальных посягательств. Далее печатались интервью с начальником спецприемника-распределителя УВД, недельная сводка дорожно-транспортных происшествий, фельетон о злоупотреблениях на региональной таможне. Потом объявления. Среди последних – его собственное, повторяющееся из номера в номер – «Частный детектив. Наблюдение, слежка, предоставление доказательств (видео- и аудиозапись). Алиби для мужчин. Полная конфиденциальность». Кроссворд, анекдоты…

Это не просто удивило. Это поразило. Он невольно глянул на дату – ведь киоскер мог по ошибке  всучить прошлый выпуск… Но нет, число стояло сегодняшнее – двадцать первое июля.

Звонить в редакцию смысла не было. По телефону Сашка ничего путного не сообщит, не обязан он никого посвящать в детали своей работы.  А уж тем более – объяснять, почему такой неординарный и острый материал об откровенном теракте в центре города, уже готовый к печати, так и не вышел в свет. Мало того – этот факт даже не попал в раздел «Происшествия».

Он вернулся к киоску и купил три областные газеты – «Слободской край», «Время» и «Событие». Как и ожидал, ни одно из этих изданий не осветило  вчерашнего случая с профессорской «Маздой».

Значит, на то были свои причины. И неплохо бы их выяснить.

Он еще не знал, для чего это ему нужно.


*   *   *


Вопреки ожиданиям, сегодня Сашка Битман не важничал и не напускал на себя вид крайне озабоченного и замордованного редактора «ведомственной газеты». Может, благодаря тому, что теперь говорил с глазу на глаз, а не по телефону (милицейская связь, как известно, не гарантирует конфиденциальности – скорее, наоборот), или же просто не видел в Мишке Рахмане конкурента и шпиона. А может, благодушное настроение Сашки было вызвано относительной свободой – после сдачи очередного еженедельника он мог позволить себе день-другой расслабухи.

-- Пивка для рывка? – активно вопросил он, лишь завидев старого приятеля на пороге.

-- Н-ну… -- растерялся Рахман.

-- Чешское завезли в буфет, «Бархатное»!

Сашка достал из холодильника две бутылки и разлил густую жидкость в толстостенные пивные кружки. Пена вздулась куполом и потекла по краям. «Требуйте долива, --  вспомнил Рахман табличку, висевшую когда-то в каждом пивном заведении, и шутливую поговорку завсегдатаев: -- …после отлива».

-- После отстоя пены, -- словно угадав его мысли, ухмыльнулся Сашка, -- требуйте долива… ста грамм водочки. Но, увы, на службе не держим-с. Приходится доливать пивом… – Он поднял кружку, глянул на нее со вздохом нежности и любви: -- «Коробочку» помнишь? Оттуда…

Еще бы, забыть пивнуху на Клочковской. Контингент трех ближайших вузов и двух техникумов гудели в «Коробочке» после занятий, а иногда и вместо оных. Частенько Битман, осушив кружку, отирал ее рукавом и, воровато шмыгнув глазами туда-сюда, укладывал в свой портфель. Я не вор, -- пояснял он товарищам, -- я бедный студент и мелкий крадун… По всей видимости, Сашка был не единственным «крадуном», поскольку Валюша-поильщица вскоре догадалась обмазать свои кружки мерзкой коричневой краской, похожей на… да ладно, не важно. Теперь такую тару и в руки-то взять было противно, а чтобы спереть да притырить к себе в дом – так и речи быть не могло. Однако к тому времени у Сашки осело уже с два десятка граненых, крепких и надежных кружек-бокалов из «Коробочки»…

Сколько лет прошло, двадцать пять? Тридцать?..

-- А слышал, как чешские пивовары проверяют качество своей продукции? – улыбнулся Сашка. – Так я расскажу!..

Рахман знал, что вредный Сашка никогда первым не начнет серьезного разговора, если сам, конечно, в нем не заинтересован. Что вредный замначальника ЦОС ГУВД капитан милиции Александр Битман сначала вынудит собеседника зацепиться за нужную ему, собеседнику, тему и развить ее. В результате собеседник попадет в некую зависимость и окажется едва ли не просителем, а он, Сашка, – хозяином положения: захочу – поддержу твой разговор, а нет – так и нет, извольте извинить.

-- Есть у них, у чехов, и дегустация, и биохимические проверки, и лабораторные тесты. Но самый древний и самый верный способ -- вот какой. Слушай, закачаешься. Выливают, значит, стакан пива на деревянный табурет, садятся голой жопой и тут же вскакивают… Если табурет подпрыгнул и завалился набок – то пиво хорошее. Если снова встал на ножки – то пиво так себе, средненькое. А уж если табурет вовсе не сдвинулся -- значит, пиво дрянное…

-- А это пиво какое?

-- Обижаешь. Или  проверим? – Сашка схватился за свой ремень, словно намереваясь снять брюки. – Ну?

-- Не стоит, -- хмыкнул Рахман. – Верю.

Он подозрительно глянул в свою кружку. Может, это пиво действительно классное, а вот перспектива потреблять его после чьей-то, пусть даже номинальной задницы, особого восторга не вызывала. Однако с интересом сделал широкий, в полкружки глоток и отметил:

-- Мощь. Приятно…

-- Так хорошее пиво не пьют, -- с укоризной покачал головой Сашка. – Пиво смакуют, пробуют. Наслаждаются. – А как ты, вот так… -- он залпом опорожнил свою антикварную тару и грохнул ею о стол, -- …так пьют только водку, и только русские. Хочешь, могу сбегать, киоск напротив дежурки…

-- Вопрос у меня, Саша, -- не выдержал Рахман.

-- А-а, так ты с вопросом, -- разочарованно протянул хозяин кабинета и даже отвел взгляд,. – Я-то уж грешным делом подумал, что друг пришел к другу просто так, в гости. Ну, и что за вопрос?

-- Почему не вышла твоя статья о вчерашнем случае?

-- О каком случае? – удивился Сашка. – Что в кооперативе «Рассвет» свинья упала в выгребную яму?

-- Да нет. Не что свинья упала. А что был взорван автомобиль. В Пятом микрорайоне, около детской площадки между жилыми домами девятнадцатым и двадцать третьим. – Рахман внимательно глянул на Сашку, и этот взгляд Сашке не понравился.

-- Ну почему вот так сразу  «взорван»? – после секундной паузы отозвался Битман. – Ничего не взорван. Бензонасос потек, а тут проводка замкнула. Есть акт экспертизы. Машина старая, гнилая, а профессор-интеллигент не ухаживал за ней по причине полного профанства в области автомеханики…

Акт экспертизы, -- мысленно ухмыльнулся Рахман. На подобные экспертизы уходит несколько дней, но уж никак не несколько часов. Неужели Сашка считает его полным дебилом?..

-- Ясно, -- он обиженно вздохнул, стараясь, однако, придать этому вздоху вид задумчивого. – А как насчет трех канистр в салоне? Центнер топлива – запас  для сверхзвукового бомбардировщика дальнего действия, но уж никак не для легковушки среднего класса.

-- А не было никаких канистр, -- пожал плечами Сашка.

-- И профессор не сгорел?

-- И профессор не сгорел.

-- Так может, и машина не взорвалась?

-- И машина не взорвалась. Машина загорелась. За-го-ре-лась, -- отчетливо повторил Сашка, почему-то подмигнув. – Факт сам по себе не примечательный, без криминала. Так мы водочки не желаем-с? – и усиленно закивал головой, в упор глядя на Рахмана. – Только немного. По стопарику.

-- Неплохо бы, -- ответил Рахман, поняв, какую игру ведет Сашка. И усмехнулся: ай да Штирлиц…

Сашка зазвенел ключами, пропуская гостя вперед.



*   *   *


Покинув здание УВД, приятели неспешно двинулись вниз по Сумской в сторону Оперного театра.

-- Сам понимаешь, я тебе ничего не говорил, -- выдал себе индульгенцию Сашка, присаживаясь на лавке.

-- Понимаю, -- согласился Рахман. – Мог и не предупреждать.

-- Это так, на всякий случай. Так вот. Машина взорвана. Самодельная бомба с дистанционным приводом, эквивалент ста – ста пятидесяти грамм тротила. Взрыватель – приборчик от радиоуправляемой игрушки. В салоне – три двадцатилитровые канистры с открытыми горловинами…

-- То есть, готовились основательно.

-- Готовились основательно, да.

-- Но зачем столько бензина? Одной стограммовой взрывчатки хватило бы…

-- О! – Сашка поднял указательный палец. – В самую точку. Видимо, для того, чтобы труп обгорел до неузнаваемости, пока огонь смогут погасить. Понял?

-- Нет. Смысл?

-- Прямой, -- Сашка глянул на Рахмана, как на наивного ребенка. – Создать впечатление, что в собственной машине сгорел профессор Израиль Львович Карабин.

Рахман медленно обернулся к Битману:

-- А это не так?..

-- А это не так, -- развел руками тот, и, предупреждая новый вопрос, продолжал: -- Это не профессор, однозначно. И этот труп был трупом еще до взрыва и возгорания. В легких не обнаружено копоти, отсюда вывод: до момента взрыва он уже не дышал. Уж это было ясно еще вчера при вскрытии. И второе: только самоубийца, сев в машину с тремя  полными канистрами, пооткрывает у них все крышки. Чтобы отравиться парами бензина?..

-- Интересно, интересно… Значит, кто-то засунул какой-то посторонний… хм, то есть неизвестный труп в машину и взорвал ее, чтобы выдать этот труп за профессора? Они что, кретины из джунглей? Книжек не читают? Не знают о сравнительном анализе, об анатомической экспертизе, о ДНК?

-- Да нет, знают… скорее всего. Но любая экспертиза – это время, дорогой Трахман. Пока судмеды определят, он это или не он, глядишь, день-два и уйдут, как правило. Нашим супостатам, видимо, нужно было выиграть время. Они же не думали, что акт экспертизы будет готов еще вчера…

-- А где же тогда сам профессор?

-- Это вопрос. Квартира захлопнута на «собачку», но не заперта на замок, я там был вчера с группой Матюшенко. Телевизор работал, двенадцатичасовые новости шли. И видеодвойка приостановлена, но не выключена. В ней – кассета с «Неуловимыми». А хозяина нет… И впечатление такое, что он давно там не появлялся – девственный слой пыли, в раковине – грязная посуда с плесенью… Такие дела.

-- Израиль Львович – мужик основательный, -- проговорил Рахман, закуривая. – Помню, он даже когда мусор выносил, то запирал дверь на все замки. Дочка моя, Катя, еще смеялась: дядя Зарик, мол, включает вилку в розетку лишь тогда, когда хочет попользоваться электричеством. Телевизором, торшером, настольной лампой. А когда попользуется – тут же вилку и вынимает, пожара боится…

-- Вот пожар-то мы и имеем, -- вздохнул Сашка. – Но у профессора, оказывается, почти все зубы были вставные, «желтого металла», а у нашего погорельца – как у школьника, все свои, ровненькие и здоровенькие. Конечно, будут еще проверки и анализы, но уже и так ясно: этот жмурик – приблудный.

-- Потому-то репортаж твой и не вышел…

-- Вот потому-то. И не только мой, -- вздохнул Сашка. – Ни в одной газете об этом ни слова. Указание, -- он многозначительно глянул вверх. – Дабы не сеять паники и слухов до полного выяснения. Теперь я могу свой вопрос задать? А то все ты да ты, а я вроде как под дознанием, допросом и прочими следственными действиями…

-- Запросто. Кондрашку помнишь? «Спроси вопрос и я отвечу ответ, если смогу суметь...»

-- Браво, -- оба рассмеялись, вспомнив университетского преподавателя Кондратия Митрофановича Штанько, который вел сразу две дисциплины – психологию и логику. Этот заслуженный педагог создал с полсотни фундаментальных монографий и с полдюжины великолепных учебников, по которым осваивали специальные знания студенты-юристы тогда еще единой и неделимой страны СССР. Но, увы! – в устной речи профессору не было равных по фундаментально-великолепной безграмотности. Многие студенты даже записывали высказывания профессора Штанько, собирали их, систематизировали и обменивались друг с другом. «Преступление, совершенное данным преступником – это результат преступной деятельности  данного преступника», «Умение четко выразить свою мысль – это умение четко выразить свою мысль, чтобы логическая мысль обрела логику» -- эти и подобные словесные шедевры, вписанные в конспект и озвученные на экзамене, гарантировали  твердое «хор». Высший же балл у профессора Штанько мог заслужить лишь Зигмунд Фрейд, да и то с обязательными условиями, а именно: ни единого пропуска лекций и аккуратное ведение конспекта…

Рахман изящным щелчком отправил окурок в сторону урны. Сашка прокомментировал этот полет коротким свистом и с деланно скучающим видом глянул на афишу Оперного театра.

-- «Травиата» и «Жизель», -- подсказал Рахман. -- Страдания и неизвестность…

-- Не трави душу, -- вздохнул Сашка. – В тот памятный день одесская Опера тоже ставила «Травиату» и «Жизель»… Давай уже по делу.

-- Давай по делу. Знаешь, Саша, что меня вчера вздрючило, как ты изволил выразиться? А вот что.

Рахман замолчал, выжидающе глядя на Битмана. Да, тот был верен себе: ни словом, ни жестом не выказал интереса, вынуждая собеседника проявлять инициативу. Тебе, мол, нужно – вот сам и излагай…

-- Ты в синагоге был хоть раз? – вдруг спросил Рахман.

-- Как?.. – обалдело глянул на него Сашка. – А, нет. Не доводилось. А при чем…

-- Погоди. Обрезание делал?

-- Дурак, что ли? – обиделся Битман, непонятно, кого имея в виду: то ли себя, то ли собеседника.

-- Ясно. Иврит, надо полагать, тоже не знаешь.

-- Знаю «азохенвэй», «тухес»… Ну еще и «поц».

-- Это идиш, -- усмехнулся Рахман. – А в иврите есть интересное слово – «мазаль». Перевод двоякий: это и «удача», и «счастье», что, собственно, одно и то же.

-- Короче, -- не выдержал Сашка.

Рахман развел руками:

-- Короче не получается, но попробую. В слове «мазаль» есть три корневые буквы – «м», «з» и «л». Так вот: «м» -- это «маком», то есть «место». «З» -- «зман», то бишь «время». А вот «л» -- «леагиа» -- «прийти». Отсюда вывод…

-- Что ты плетешь, Трахман?..

-- Перестань называть меня Трахманом! Я же не называю тебя – Ебитман!

-- Ой, извините… Студенческая привычка. Так что там у нас насчет вывода?

Сплюнув, Рахман продолжал:

-- А то, что удача – это возможность оказаться в нужное время в нужном месте.

-- Ну и что?

-- Опять ты не понял. А еще еврей, и очки надел…

-- Просвещай, -- отозвался Сашка.

-- Запросто. Вот лично тебе пришло бы в голову снимать на видео чью-то чужую машину, которая мирно стоит себе в тенечке и молчит?

-- Зачем?..

-- Вот именно, зачем? – поднял брови Рахман, заметив, как резко изменилось лицо приятеля.

-- Оп-па, -- только и выговорил Сашка, наморщив лоб. -- Слушай, а ведь…

-- Не-е, это ты уже слушай. Это ты замнач ЦОС, а не я. Вот и выясни у «Вестника», откуда у них взялся этот, ха, эксклюзив. А потом, как ты мне вчера сказал, «вразуми» следователя Матюшенко…

-- Ша, не тарахти, -- задумчиво проговорил Сашка. – Что же выходит… Выходит, он заранее предполагал…

-- …или знал...

-- …или знал,  что с этой «Маздой» что-то вот-вот должно случиться!.. Так?

-- Спроси, кто прислал видео. Тебе скажут,  а мне – нет, я для них лицо постороннее. Как тот «посторонний труп».

-- Бородаев. Сергей Бородаев, черт из «Вечерки»…

-- Точно?

-- Да я справлялся еще вчера, когда материал готовил. И как же сразу не допер…

-- Слишком медленно мыслишь, хотя мыслишь логично. И я не лучше – весь вечер думал: что же в этом видеоряде не так? Чем он меня смутил, чем вздрючил? И лишь сегодня утром понял: своей предсказуемостью.

-- Но каким же образом он…

-- Значит, имел «мазаль». В нужное время в нужном месте. И объяснить это может только сам Бородаев. Если захочет.

-- Что же ты сразу не… Интриган хренов!

Отыскав в своем мобильнике номер «Вечернего Харькова», Сашка нажал на кнопку вызова. Как ни прислушивался Рахман к разговору, смысла уловить не смог. Лишь глядя, как мрачнеет лицо замначальника ЦОС, понял: случилось что-то серьезное. И не ошибся.

-- Сгорел, -- медленно произнес Битман, вставляя телефон в чехол на поясе. Встретив вопросительный взгляд Рахмана, уточнил: -- Бородаев сгорел.

-- Что?!

-- Сгорел в автомобиле «Мазда», принадлежавшем профессору Карабину. Это должно быть в утренней сводке, а я ее еще не смотрел… Все, братан, я поехал в «Вечерку», там сейчас Матюшенко со своей бандой.

-- Погоди, -- Рахман лихорадочно пытался сложить в голове обрывки  внезапных мыслей. Это не удавалось и злило. Наконец спросил первое, что пришло в голову: -- А как этот взрыв вообще попал в программу, если Бородаев…

-- Значит, кто-то записал на его камеру и от его же имени по «эмэмэс» отправил в «Вестник 02». Другого объяснения не вижу. Вопрос только – зачем?..

Глядя, как Сашка быстрым шагом направляется к автобусной остановке, Рахман подумал: «А вот куда подевался Израиль Львович и какова его роль в этой истории – вопрос для меня».

Но дверь профессора Карабина, как и полагал Рахман, оказалась запертой и опечатанной. И тогда он нажал на кнопку звонка соседней квартиры. Квартиры, в которой когда-то проживал сам. И  где теперь жила семья Кругловых, -- семья, чужая для него.