Поступок, ставший судьбой. 8. Трудные месяцы...

                ГЛАВА 8.
                ТРУДНЫЕ МЕСЯЦЫ.

      Намерение покинуть сад у Инны созрело практически сразу, как только Марина стала работать с ней. На все попытки выяснить, не новенькая ли причина такого поспешного решения, следовал спокойный ответ: «Там рядом с домом. Вышла из подъезда, перешла тротуар и небольшую дорогу и на месте…» Мари только ухмылялась, слыша такие рассуждения: «Учитывая флегматичный характер, она становится ещё большей ленивицей. С богом, Инна! Удачи на новом месте».
      Осталась один на один с тридцатью маленькими обормотами разных возрастов. Вот это выпал экзамен! На этом сюрпризы не закончились.
      – Как только ты встала на руководство группы, став автоматически старшим воспитателем-педагогом, выстроилась очередь, состоящая из… шестидесяти детей! Все к тебе! – Бэла смеялась от души и широкого еврейского сердца. – Без работы таки  не останешься!
      – С ума сойти! И как они надеются попасть? Когда? Годам в пятнадцати? Или до армии потерпят-таки? – Мари вторила ей, услышав это.
      Умные сотрудницы посмеивались, ограниченные недоумевали, завидуя, а глупые злились, сплетничая с пеной у рта, видя, как с Мариной общаются родители на прогулках и стараются уговорить взять ещё и их дитятю. Как могла, объясняла, что в группе уже шесть человек перебор! Это имело слабое воздействие – сад гудел, как улей!
      Из отделов РОНО зачастили гости. Невинные и серьёзные проверки настораживали зава: «Донос?», но давали повод весомо похлопотать о благоустройстве территории, новых ставках, обновлении оборудования, матчасти и пр. Словом, шумиха пошла на пользу яслям и персоналу – сотрудникам пришлось подтянуть образование, строго следить за своими словами и действиями.
      – А ты переживала, – замзав как-то зашла к Марине в тихий час. – Жди помощниц. Больше не будешь работать одна по четырнадцать часов.

      С тех пор совсем одна не оставалась на такой огромной группе. Присылали периодически и нянечек, и младших воспитателей в помощь, и студенток на практику, но странная штука всегда получалась: больше месяца ни одна из них у Риманс не задерживалась. То ли девушка была слишком к ним требовательна и строга до деспотизма, то ли попадались откровенные лентяйки, мечтавшие только посплетничать вдоволь да поесть сладко за счёт малышей. Так и не поняла до конца, что так пугало в её группе? Скорее всего, все они не выдерживали того нечеловеческого напряжения и трудностей работы с большой группой настолько разновозрастных детей. Но могло быть и другое объяснение: дети не признавали новичков и всячески «выдавливали» из своей вотчины, упиваясь безраздельной властью над Мари! Ей ли не знать: если что-то поросят не устраивало, способны были превратиться в сущих дьяволят! Такие каверзы проворачивали!..
      Самой же трудности стали манной небесной! Лишь работа до полной потери сознания стала спасением. Только так удавалось держать Алексея на расстоянии и сдерживать собственные чувства в жёсткой узде. Отработав с шести утра до восьми вечера, не оставалось никаких сил даже на чувственные мысли. В таком режиме было спасение – убить тело, чтобы оно не убило душу. Дикое напряжение не могло не сказаться на внешности: вес приблизился к критическому, формы исчезли полностью, на лице остались одни упрямые горящие зелёные глазищи. Чем сильнее выматывалась, тем легче получалось держаться от парня подальше. Он впал в панику, видя, во что Мари превращается! Пытался поговорить с начальством и разгрузить группу, перевести в другие хотя бы десять детей. Не вышло. Узнав о его действиях за спиной, в отместку приняла ещё трёх из младшей группы. Среди них был самый маленький, Саша Грушин, давно слёзно просившийся к ней, так и не смирившись с уходом любимицы. Начав возиться с малышами, компенсировала потребность в собственном ребёнке, желательно, от Алексея. Ох, и лихо ей было тогда!..
      Как удалось выжить? Легко. Оказалось не сложно: взрослых детей ставила на дежурства и наблюдение за маленькими, средние выполняли простые дела в группе по уборке игрушек, мелкого мусора, вещичек, а младшие с радостью присматривали друг за другом и слушались старших. Всё распределив, находила время сесть в уголок и заниматься с Олей-подготовишкой, которая оказалась просто умницей – схватывала на лету! Порой, даже два раза не требовалось повторять – было усвоено, запоминалось и позже записывалось. Письму девочку научили сообща с родителями, которым Марина составила чёткий график уроков и заданий. Сочувствовала с грустью: «Трудно пришлось девочке эти пять месяцев – школа покажется синекурой». Никто не роптал, понимая жёсткую необходимость. Помогали, поддерживали, прикрывали.
      Ещё один плюс – возвращение вложенного сторицей. Возвратом являлась детская любовь, внимание родителей, радость на лицах ребятишек, когда Мари их хвалила за порядок и тишину, за крепкий сон в тихий час и поцелуи каждый день: при встречах и прощаниях. Это для бармалейчиков было важнее всего в жизни! Утром выстраивалась очередь поздороваться, обнять и поцеловать свою Марину Владимировну, погладить синее от истощения лицо, прижаться к почти исчезнувшей от худобы груди и чувствовать, что она искренно любит именно тебя, Гоша, Коля, Маша…

      Однажды Стрельников не выдержал и… наорал на зава Колесникову. Долго в кабинете был скандал. Итог получился неожиданным: парень… пропал на три месяца.
      Миша с исчезновением отца впал в полную прострацию, близкую к дебилизму. Мари он просто пугал! Его приводили дедушка Коля с бабушкой Лидой, отдавали с рук на руки и виновато и понуро уходили. Сами с ним сидеть дома отказывались категорически. На недоуменные вопросы девушки, почему не присматривают и не занимаются с нездоровым внуком в привычной обстановке семьи, пряча глаза, только выдавливали неохотно: «Мы его боимся. Панически!» Этим вводили её в ступор: «Мишу? Ребёнка? Внука?!»
      Бедный мальчонка, смотря сквозь окружающих, садился в группе на стульчик у игровой горки и не двигался часами, сколько ни пытались разговорить, увлечь или накормить. Это было ужасно! Живой труп. Но блат и личное знакомство с начальством в сфере образования обеспечивали мальчику место в районном саду недалеко от квартиры его бабушки и дедушки. Приходилось Марине заниматься с бедняжкой, насколько это возможно. Не оставляла попыток растормошить: постоянно обращалась с полувопросами, обращала внимание на погоду за окном, рассказывала интересные истории, сажала в кружок во время занятий, объясняла приёмы лепки и рисунка на уроках прикладного искусства, взяв тоненькие детские ручки в свои и лепя-рисуя за него, но держа ручонки на материале, заставляя видеть и чувствовать то, чем сейчас занимаются и что ожидают получить. Спроси её тогда кто-нибудь, зачем всё это, на что надеется, и сама бы не смогла внятно ответить. Просто была уверена: Михаил запоминает, складирует знания и навыки до времени, пока не пригодятся. С чего взяла? Не знала. Просто чувствовала и всё: видит, запоминает, учится. Даже не находя ни малейших подтверждений своих предчувствий и догадок, отступать не собиралась, словно кто-то успокаивал и заставлял действовать в том же направлении и дальше. Упорно и поступательно. Им и следовала.

      Алексей появился так же неожиданно, как пропал: в один ясный июльский день перешагнул порог сада. Мишутка, дико закричав, кинулся навстречу, вереща не переставая, рассказывая всё, что происходило в группе за время его отлучки! Говорил чётко, грамотно, связанно и последовательно, не путаясь, не упуская ни одного даже маловажного факта.
      Выдохнула: «Оказалась права: ребёнок в отсутствие отца превращается в видеомагнитофон. Теперь просто воспроизводит увиденное, испытанное, почувствованное и услышанное. Это не ребёнок, а феномен!»
      Лёша, обняв сына, посидел минут десять, занимаясь и внимая лишь ему, и только потом поднял внимательные глаза на Марину на мгновенье. В его взгляде было столько любви, грусти, радости и… муки!
      Занимаясь с малышами, едва удерживала их порыв рвануть в раздевалку и накинуться с радостными взвизгами на папу Миши, по которому так сильно скучали! Пришлось буквально растопыривать руки, вылавливая и возвращая в группу на полдник, давая возможность посидеть спокойно отцу и сыну, который не переставал говорить. Мишутка расцвёл, ожил, возродился из пепла трёхмесячного забытья, словно птица Феникс. Теперь, переродившись, жил, искрил, радовался и любил: до дрожи, до слёз, до крика. С грустью вздохнула: «Бедное дитя…»
      Алексей переводил взгляд с головки на головку, с лица на лицо, рассматривал детишек, кого-то узнавая, кого-то нет. Если не узнавал, тихо спрашивал у сына, а тот взахлёб рассказывал всю историю появления в группе, адаптации и смешные случаи, связанные с малышом.
      Ахнула с содроганием: «Имея такого ребёнка, видеонаблюдения не надо! Всё расскажет с точностью до минуты, за три месяца вывалит информацию, – горда была, что её методика не канула втуне, но немного страшило до “мурашек”. – Это не дитя – монстр. Лёша, ты породил не сына, а нечто неземное, – словно почувствовав, загадочно улыбнулся в девичьи глаза и так пронзительно посмотрел! Поняла. – Читает и слышит мысли! – ужаснулась до оторопи. – Только ли мои? Где он был? Кем работает реально? На кого? – стало не по себе, поспешила “опустить штору” на сознании, последовав совету, вычитанному в журнальчике по эзотерике. Стало легче. Стрельников же нахмурился! Облегчённо выдохнула и повеселела. – Ах так? Погоди же! Теперь знаю, как тобой управлять: прятаться! – задорно улыбнулась и поперхнулась, увидев, как смотрит. – Почему почувствовала физически, что “стена” для него прозрачна? Даже услышала в голове его голос: “Вижу и слышу. Ты под моим контролем”, – отвернулась на миг, сосредоточилась, закрыла глаза и постаралась представить себя дома, в потайной пещерке за струями водопада. Как только это удалось – одурь и страх схлынули, словно их смыла вода Оспанки! Облегчённо выдохнула. – Нашла. Теперь не проникнешь. Я в безопасности». Выпрямилась, обернулась, взглянула смело.
      Заметил перемену в её лице, любяще улыбнулся, ощутимо сказав: «Умница. Горжусь тобой».
      Вскоре налетели родители, и стало не до переглядок. Поднялся такой радостный гвалт, что и себя не слышали!

      …Лишь вечером, в начале восьмого, наступило относительное затишье. Остались в группе пять-шесть «долгоиграющих» малышей. Вздохнув, начала уборку спальни, не убранной вовремя из-за появления Стрельникова.
      Посидев с час, он ушёл, ведя Мишутку за похудевшую ручку, любуясь радостным истощённым, измождённым личиком.
      Облегчённо вздохнула: «Глупая! Почему сразу не догадалась, что его насильно услали в командировку? Скорее всего, за кордон. Загорел смуглым ровным загаром, а это возможно там, где солнце сильное. В Африке, что ли? – тут же одёрнула себя, матюгнувшись крепко. – Меньше знаешь – лучше спишь! Не суй нос! Ещё проблем подвалить? Вот характер, а! – постояла, смеясь, стала дальше приводить группу в порядок: игровая, туалетные комнаты, раздевалка. – Коридор и ступени уберу, когда провожу последних малышей. Вот и конец долгого и изматывающего, насыщенного дня, – застыла, поражённая мыслью, выпрямилась. – Почему не устала? Откуда такой прилив сил, будто отдыхала неделю, валяясь на пляже? – грустно усмехнулась. – Разве не понятно? Он рядом. Приехал. Дышит этим же воздухом, смотрит в это небо, ощущает этот же ветер на щеке. Чувствуешь? Словно прикосновение его губ… – вновь ругнулась и занялась детьми. – Вскипел чайничек, пора пить прощальный чай – маленькая незаконная традиция. Наш секрет и любимый ритуал. Копилка на шкафчике в раздевалке – Чебурашка с большим апельсином, пришлась всем по вкусу – мелочь на баловство. Родители понимают: пока детки попадут домой…»
      Проводив воспитанников, убрав раздевалку, вестибюль, коридор и закреплённую за ней лестницу, устало потёрла спину: «Ёпрст…» Вдруг чьи-то пальцы легли на талию…

                Продолжение следует.

                http://www.proza.ru/2013/05/18/1353