Никто. Никогда... Гл. 5 Автора, автора!..

Вопрос прозвучал тихо и буднично.

Таким тоном интересуются, достаточно ли сладкий кофе у гостя, не добавить ли сахару. Кстати, ни кофе, ни чаю Плисецкий не предложил, и это слегка удивило Семенова. Впервые на его памяти генеральный директор начал беседу с прямого вопроса, едва указав на стул:

-- Почему ты это сделал, Глеб?

-- Что сделал? -- оторопел Семенов.

Плисецкий медленно обернулся к Тесакову и пояснил:

-- Он спрашивает, что он сделал.

Хмыкнув, Тесаков покивал головой: слышу, мол, что он спрашивает, но не понимаю, почему он это спрашивает.

Семенов перевел взгляд с гендиректора издательства «Голиаф» на главного редактора, будучи уверенным лишь в одном: разговор не сулит ничего приятного.

-- Тебя обидели? -- участливо поинтересовался Плисецкий. -- Если да, то – кто? Я? Или Валера?

Семенов молчал. Он даже не представлял себе, в чем его обвиняют. Наконец выдавил, стараясь дышать не очень глубоко:

-- Мне непонятен вопрос. Поясните.

-- Поясни, Валера, -- Плисецкий скрестил руки на груди и уставился в окно, словно ожидая начала разборки и готовясь подключиться в нужный момент.

Он не жалел о том, что пошел на риск. Кто не ищет новых путей, не принимает оригинальных решений, иногда граничащих с авантюрными, тот в итоге не выигрывает. И все до сих пор двигалось относительно гладко, если бы не эта внезапная подстава. Чего еще Семенову не хватало? Сказал бы «спасибо» и продолжал свое дело. Серия обкатана и уже не требует рекламы. Готовь лишь и готовь новые выпуски... В мыслях Плисецкого с недавних пор созревал  схематичный план: а) полностью освободить Семенова от редакторской работы с сохранением зарплаты редактора, и б) засадить его за домашний компьютер и раскручивать как автора новых бестселлеров. Естественно, с выплатой гонораров.

Нынешние издательства не особо стремятся выпускать произведения, созданные своими же работниками. Хотя, по логике, должно быть наоборот: ведь редактор любого отдела – человек литературно грамотный и прекрасно ориентируется в конъюнктуре книжного рынка. Он знает, о чем и как нужно писать именно сегодня, чтобы заинтересовать дотошно-прихотливого покупателя, так что хороший редактор, по той же логике, не может создать плохого произведения.

Однако в жизни происходит совсем по-другому.

...Ни один руководитель не придет в восторг, доведавшись, что его подчиненный имеет какое-то хобби или занимается отвлеченной от основной работы деятельностью – то ли урывая часть служебного времени, то ли отдаваясь личному увлечению на досуге, вместо того, чтобы думать, как бы получше организовать свой производственный процесс...

И в книгоиздательском мире давно устоялся подобный стереотип. Если автор пишет свои «нетленки» на работе, таясь и дергаясь, дабы не быть застигнутым и уличенным в использовании собственных усилий, служебного времени и рабочего оборудования не по назначению, то литературный поиск получится откровенно слабым. А если он пишет по вечерам у себя на кухне, то произведение тем более выйдет неудобоваримым – чего интересного может написать человек, утомленный трудовым днем и домашними заботами? И, наконец, «нет пророка в своем отечестве» -- куда безопаснее и привычнее заключать договоры  с известными авторами, зная, что книги их окупятся и дадут прибыль если не по качеству материала, то, по крайней мере, благодаря громкому имени...

«Голиаф» был одним из немногих издательств, решившихся на подобный эксперимент.

-- Мы не можем найти объяснения одному нехорошему факту, -- въедливо улыбнулся Тесаков, бросив на стол книгу серии «Еврейский детектив» в яркой суперобложке. Серия была создана по инициативе самого Глеба Семенова, он же стал постоянным редактором и активнейшим автором серии. «Семен Глебов» -- такое имя стояло едва ли не на каждом третьем выпуске. -- Тебе мало заплатили, или как? Чего тебе не хватало?

...Роман «Короткий отпуск в Тель-Авиве», на пробу, а вернее, на удачу изданный, принес «Голиафу» неожиданную прибыль, не был обделен и сам автор. Удивились и озадачились не только читатели-евреи, на которых, собственно, и делалась основная ставка «жидовского», как его называли, цикла, но и другие любители остросюжетного жанра, не ожидавшие, что и в иудейской, то есть в изначально интеллигентской среде тоже, оказывается, происходят интересные события. И дело не в том, что основная масса персонажей носит библейские фамилии. И даже не в том, что речь героев изобилует национальными фразеологизмами. Интерес вызывали именно еврейские способы совершения преступлений и еврейские же методы их расследования. Уж здесь-то Глеб Семенов выложился по полной программе, и его «Короткий отпуск в Тель-Авиве» ушел с прилавков в рекордные сроки, сравнимые разве что с темпами реализации неиссякаемого «Гарри Поттера».

-- И какие же расценки у Ирины? -- поинтересовался Плисецкий, не глядя на Семенова.

-- У какой Ирины?

Плисецкий вздохнул с видом человека, обнаружившего, что его уже обманули, и все еще продолжают обманывать.

-- У какой... У Мурашовой.

А Тесаков даже языком цокнул, недоумевая: какая же еще может быть Ирина, если не Мурашова...

-- Сколько она платит за лист? -- спросил он.

Семенов понял, что и Плисецкий, и Тесаков заранее обыграли ход этой беседы, и что разговор пошел по заданной схеме, где Глеб вынужден будет или сразу в чем-то признаваться, или быстро изобретать логические звенья, дабы оправдаться или выкрутиться. Но для того, чтобы что-то говорить, нужно хотя бы что-то знать!..

Он поднял вопросительный взгляд:

-- Кому платит?
-- Ну не мне же, -- устало ответил Тесаков. -- И не Саше Плисецкому.

Ирина Мурашова уже несколько лет возглавляла издательство «Пуаро», выпускающее остросюжетную литературу. «Пуаро» не мог конкурировать с «Голиафом» ни по мощности, ни по суммам гонораров, ни по оформлению: продукцией Ирины были исключительно «покет-буки» на газетной бумаге и с аляповатой графикой, но книжки эти имели низкую себестоимость, а следовательно – приемлемую для большинства читателей цену реализации. Этот «карманный детектив» оптовики закупали центнерами и продавали с лотков в аэропорту, на вокзалах, автобусных станциях и других местах «массового скопления», где изнывающие от ожидания и вынужденного безделья граждане охотно приобретали дорожно-одноразовое чтиво.

Семенова неоднократно знакомили с Мурашовой на книжных ярмарках и презентациях, но каждый раз она то ли делала вид, что не помнит его, то ли действительно не узнавала. Конечно, это коробило, но не очень – детей им не крестить, делить нечего. Тем более, приятно в очередной раз познакомиться с одной и той же красивой женщиной. А запоминать все лица да имена, в изобилии мелькающие на издательских тусовках, вовсе необязательно, если, конечно, нет перспектив на совместную деятельность. У «Голиафа» и «Пуаро» не было и не могло быть общих планов и общих точек соприкосновения – разные у них уровни, разные масштабы и разные возможности.

Женское обаяние Ирины с лихвой дополнялось деловыми качествами – она постоянно была в движении: отлавливала все новых и новых авторов, моталась по городам и весям в поисках не слишком дорогой бумаги и не слишком жадных типографий; могла при случае самостоятельно выполнить любую работу: и набор, и редактирование, и верстку, и корректуру... При не очень высоком литературном и полиграфическом качестве продукция фирмы «Пуаро» выпускалась быстро, большими тиражами при низкой себестоимости, и так же быстро продавалась.

-- А при чем здесь Мурашова? -- удивился Семенов. -- Мы с ней не сотрудничаем...

Плисецкий, казалось, не услышал. Вместо него снова ответил Тесаков:

-- Это правда. Не сотрудничаем и не намерены. А ты, Глеб, выходит, действительно не в курсе… Ну, что ж. 

-- Ага, -- вздохнул Плисецкий, то ли соглашаясь, то ли иронизируя.

--  Значит, забудь об этом разговоре, -- продолжал Тесаков. -- Его не было. А зашел ты к нам, ну... скажем, сигаретку стрельнуть, -- он пододвинул к Семенову ополовиненную пачку «Парламента».

Этот жест можно было расценить и как «извини, братан, мы на тебя наехали по ошибке», и как «извини, братан, не смеем задерживать»…

-- Спасибо, у меня свои, -- обиженно отозвался Семенов. -- А могу я знать, что же все-таки случилось?

-- Случилось, -- быстро, словно сплюнув, сказал Плисецкий с явным облегчением. -- Случилось, что наконец-то будем разваливать Ирку. Зарвалась дамочка, начала заниматься нехорошими делами. Покажи, Валера. Глебу будет приятно... с одной стороны. Как в том анекдоте.

Перед Семеновым шлепнулась еще одна книжка – малого формата, яркая, в мягкой клееной обложке. Такую раз-два откроешь – и рассыплется в руках по страничкам. «Бандиты Тель-Авива» -- ударил в глаза острый, энергичный шрифт.

Глянув на имя автора, Глеб едва не задохнулся.



***


Компьютерную распечатку первого романа, привычно именуемую «рукописью», он положил перед Плисецким более двух лет назад – вернувшись из поездки в Страну Обетованную. Тетя Вера специально взяла несколько отгулов, чтобы показать племяннику Глебушке свою новую родину, где обитала уже с полтора десятилетия. Независтливый Семенов был и восхищен более чем средним уровнем жизни аборигенов, и слегка озадачен: оказывается, чтобы небедно жить в Эрец-Исраэль, нужно не только ходить на работу, не только работать, но еще и полностью выкладываться на работе. Особенно относилось это к эмигрантам из бывшего Союза, главная проблема которых состояла в незнании языка иврит, не похожего ни на один язык в мире. Ускоренные курсы «ульпан», которые должен пройти каждый из новоявленных граждан страны, дают лишь общую систему, однако без знания конкретных слов никакая теория не поможет, а уж с глаголами и деепричастиями, да и приставками-суффиксами вообще глухой тупик... Так что поначалу здесь не только зарабатывают на жизнь, но и активно изучают древний язык предков, что далеко не каждому дается легко.

-- Я русский литератор, редактор и издатель, -- напоминал тете Вере племянник. -- Писать-то я здесь смогу, а дальше? Большой вопрос: удастся ли мне издать, а главное – продать свои книги. Кто их будет покупать и читать, если «русские», говоришь, вынуждены зарабатывать на хлеб и учить иврит?

-- Ну не все же мы нищие и убогие, -- пожимала плечами тетя Вера. – Многие довольно быстро поднимаются и думают уже не только о материальной, но и о духовной пище… Или думаешь, что, выучив иврит, они тут же забывают родной язык? Ай, брось. 

Да, Глеба приятно поразило обилие магазинов русской книги. Будто и не уезжал из Харькова. Едва не на каждой улице Тель-Авива, Ришон ле-Циона или Рамат-Гана он видел витрины с до боли знакомым товаром: Донцова, Акунин, Маринина, Пелевин... Книги же израильских авторов стояли на отдельных полках с соответствующей табличкой и поражали ценой. Стоимость двухсотстраничного сборника стихов Абрама Рабиновича, выходца из Бобруйска, равнялась стоимости двух-трех популярных бестселлеров, изданных в странах СНГ. А кто, извините, купит книжку Рабиновича (если известного, то лишь в узких кругах), кто даст этому русско-еврейскому поэту заработать на хлеб, не говоря уже о содержании квартиры и автомобиля, без которых в Израиле не прожить и недели; если за те же деньги можно приобрести несколько книг, давно уже не требующих рекламы, и не сомневаться при этом в качестве авторской работы и полиграфического оформления!..

-- А вот мой сосед, -- заметила тетя Вера, подняв ухоженный пальчик, -- устроился очень даже неплохо. Днем работает в газетном киоске, а вечером пишет.

-- И что пишет?

-- А пишет, представь себе, русские детективы на еврейскую тему. По-моему, он едва ли не первый в этом деле…

-- Издается? – поинтересовался Семенов.

-- Издается, но лишь за свой собственный счет и малым тиражом, а сплавляет книжки, не сходя с рабочего места, не бегая и не напрягаясь...

-- И хозяин не возмущается?

-- Хозяин, таки да, счастлив! Марик делает ему продажу газет на сто процентов, и именно благодаря собственным детективчикам, а покупатели с удовольствием берут в нагрузку и «АиФ», и «Комсомолку», хотя все должно быть совсем наоборот. И ты тоже можешь тут писать и издавать свои рассказики, кто мешает? «Русских» тут навалом, а мы – самый читающий народ. Подумай, Глебушка!

Глеб думал не более минуты, но думал совсем о другом.

Вечером он просмотрел несколько книг Марка Юхтмана, снабженных автографом и подаренных уважаемой Вере Михайловне. Сюжетные построения заинтересовали, хотя, по мнению Семенова-редактора, романы нуждались в правке – как стилистической, так и орфографической. Конечно, при самодельном тираже в сто-двести экземпляров, тем более, рассчитанном на неприхотливого в плане филологии читателя, это не главная беда. А вот если Марк задумается над массовым изданием, если захочет распространять свои творения за пределами Тель-Авивского округа, а тем паче – Израиля, то ему понадобятся и толковый редактор, и опытный график-дизайнер, чтобы книги приобрели надлежащее качество и могли составить конкуренцию на бескомпромиссном рынке.

-- А в Россию, в Украину, или куда еще, он не предлагал этих романов? – осторожно спросил Семенов.

Из теткиного ответа следовало, что Марк не относится к своим произведениям серьезно, особых способностей за собой не наблюдает. «Признанные литературные зубры меня вытеснили и затоптали, -- смеясь, пояснял он тете Вере, -- а то, что я пишу, годится лишь для местного пользования». Да, несколько попыток было предпринято, однако, получив отрицательные ответы из крупных московских издательств, новоявленный беллетрист  Марк Юхтман «успокоился и понял свое место»…

Скромность и самокритичность – лучшие друзья творческого человека, часто повторял Глеб Семенов в беседах с потенциальными авторами. И добавлял про себя: но именно низкая самооценка и не позволяет многим из вас пробиться к широким читательским массам...

Это кажется парадоксальным лишь на первый взгляд. На самом же деле подобный порядок помогает открывать новые имена, привлекать еще неизвестных, но уже упорных и перспективных авторов. Регулируется этот процесс не только уровнем конкретных литературных произведений, но и вкусами, и запросами работников конкретных издательств.

Сюжеты романов Марка Юхтмана соответствовали бы требованиям «Голиафа» лишь при одном условии: романы требовали тщательной, кропотливой редактуры, а на это идут далеко не все крупные издательства. Но, если повезет, то можно организовать рекламу, объявить конкурс авторов и запустить серию «еврейского бестселлера», -- думал Семенов, развалясь в кресле «Боинга», -- и как можно скорее, пока идейка эта никому еще не пришла в голову и тем более не реализовалась в других книгоиздательских фирмах. Только бы удалось аккуратно и ненавязчиво подбить главного редактора, да так, чтобы он сам дорисовал, дофантазировал и счел эту мысль своей собственной. Уж тогда-то Валера Тесаков наизнанку вывернется, отстаивая этот проект и перед советом редакторов, и перед самим Плисецким.

Затея удалась, не пришлось даже спорить и выдвигать аргументы в пользу новой серии. Авторитет Валерия Тесакова был незыблем, а гендиректор Александр Плисецкий не страдал консерватизмом. На это и надеялся Глеб.

Однако просчитался он в другом.

-- Честно говоря, -- продолжал Плисецкий, -- мы уж грешным делом подумали, что ты решил скрысятничать: сорвать два гонорара за одно и то же произведение. А хорошо придумала эта зараза, -- обратился он к Тесакову: -- Поменяла имя автора. Умнее всех, ага?

-- А мы-то, бедные, не додумались... «Не мешайте палачу» переименовать в «Палачу не мешайте», вместо Александры Марининой поставить Марину Александрову, гнать тиражи и гонораров не платить, -- поддержал, смеясь, Тесаков. – Но, вишь, прокололась дамочка, и так горбато…

Плисецкий медленно повернулся к Глебу и проговорил:

-- Меня сейчас вот что интересует. Каким образом твой текст попал к Ирине, если, говоришь, сам его не отдавал? И как могло случиться, что обе книги появились в продаже почти одновременно?..

-- Судя по выходным данным, они и к печати были подписаны с разницей лишь в два дня, -- уточнил Тесаков и снова хмыкнул: – Вообще-то я верю в совпадения, но, извини, этот случай уже из области мистики, и неплохо бы найти ему реальное объяснение.

Кивнув, Плисецкий поддержал:

-- Ни в трансформацию, ни в перемещение рукописей по воздуху я не верю. Будем разбираться. И в твоих интересах, Глеб, нам помочь. Ты ведь согласен, что подобных чудес не бывает? Ага?

Улыбка Семенова была выдавлена и вымучена, он даже представить себе не пытался, что произойдет дальше. Это было не проколом. Это было полным провалом. Но не для Ирины Мурашовой, и не для Марка Юхтмана. Лишь он, Глеб Семенов, лишь он один знал истинное положение вещей. И положение это никак не вдохновляло, наоборот, требовало немедленной реакции, и именно от этих минут, пока он сидит в кабинете гендиректора «Голиафа», зависит очень многое. Ведь если дело дойдет до суда... и если Ирина догадалась заключить официальный договор с Марком...

А Плисецкий с Тесаковым, уже не обращаясь к притихшему Семенову, лишь время от времени  поглядывая на него, словно ища одобрения и согласия, начали строить планы: адвокат, стилистическая экспертиза и неминуемый разгром пиратского издательства «Пуаро», обмазывание дерьмом и размазывание по стенке тех, кто покусился на святая святых – Авторское право…

Вернувшись в свой кабинет, Семенов с трудом отыскал визитку Ирины Мурашовой и положил перед собой. Черный глянцевый прямоугольник с золотым тиснением. В правом верхнем углу – профиль благородного усача в котелке и с трубкой в зубах. Казалось, повернется сейчас, пыхнет дымком и пророкочет тихо:

-- Будем разбираться… Ага?
 


***



…Только этого не хватало!..

Ирина бросила трубку на аппарат и нервно тряхнула головой, золотые волосы волной рассыпались по плечам. Шумно выдохнув, она ругнулась сквозь зубы. И надо же было так влипнуть…

Ничего супергениального в романе Марка Юхтмана не наблюдалось, подобные книжки пишутся тысячами. Стандартный сюжет, творческих находок минимум, такой роман можно издавать, а можно и не издавать. Был бы автор местным, то, скорее всего, получил бы отказ. Но привлекло Ирину то, что этот творец оказался иностранцем, да еще израильтянином. И роман свой написал о криминальных приключениях именно в Израиле. Вот эти два фактора и дали ему «зеленый свет на выход в свет»…

В свои полные тридцать семь Ирина Валерьевна Мурашова выглядела на неполные двадцать пять. О таких юрких, вертких и трогательно активных дамочках говорят, что «маленькая собачка до старости -- щенок», и звучит это по-разному: от легкого сочувствия до восхищения, не всегда минуя зависть. Поэтому конкуренты от книгоиздания и книготорговли воспринимали ее неоднозначно – кто-то мечтал прибрать к рукам ее издательство «Пуаро», думая, что мелкая фирма, руководимая этой девочкой, может стать филиалом влиятельного полиграфического концерна и приносить достойную прибыль; кто-то полагал, что с «Пуаро» стоило бы покончить, как с не вполне серьезной, но все-таки лишней помехой; еще кто-то допускал, что Ирина Мурашова вот-вот обанкротится и разорится без постороннего вмешательства.

Однако шли годы, а «Пуаро» не только не загибался, но и уверенно поднимал тиражи. Появление новой оргтехники, автомобиля и офиса в центре города твердо свидетельствовали о развитии данной фирмы.

И вот такая подстава…

Несколько минут назад позвонил Глеб Семенов. Ирина помнила этого лохматого очкарика, он несколько раз мелькал на литературных и издательских сборищах. Знала, что Глеб когда-то работал в областной «молодежке», потом подвизался в «Голиафе» на должности то ли младшего редактора, то ли творческого консультанта, а ныне стал одним из наиболее издаваемых авторов. «Детективы из еврейской жизни», как данный жанр называет охранник и водитель издательства «Пуаро» Славка, этот Глеб Семенов шпарил по три-четыре за год под именем Семена Глебова.

И задал этот сочинитель Ирине странные вопросы. Пытался выяснить, в частности, каким образом у нее оказалась рукопись романа Марка Юхтмана «Бандиты Тель-Авива», и заключила ли она с этим автором официальный договор. Голос выдавал волнение собеседника, чувствовалось, что Глеб спрашивает не из любопытства. Ирина ответила неторопливо и вежливо, но ее ответ по форме и содержанию напоминал полухамское «Не ваше дело», сказанное в уважительном тоне.

-- А почему это вас вдруг заинтересовало? – совершенно справедливо осведомилась она, однако Глеб, помолчав, сказал:

-- Извините, я перезвоню позже.

И, не попрощавшись, положил трубку.

Этот разговор оставил неприятное ощущение, хотя чем он ее задел, Ирина объяснить себе не могла. А ведь Глеб неспроста задал эти вопросы, и, кроме того, раньше он никогда к ней не обращался. Может быть, «Голиаф» имеет намерение переманить к себе Марка, посулив более высокие, чем у «Пуаро», гонорары? Или у местных «шалом алейхемов» от криминала наступил творческий кризис, а серия требует все новых и новых выпусков?..

Мысль еще не успела оформиться, но Ирина уже набирала номер мобильника Клавки, бывшей соседки, ныне продавщицы магазина «Кобзарь».

-- И бойко ли идет торговля? – весело спросила Ирина.

-- Хочешь помочь? – хохотнула Клавка.

-- А вот и нет. Совсем наоборот. Обращаюсь за помощью и прошу не отказать по старой дружбе…

-- Обращайся, старуха.

-- Просьба у меня интересная. Книжки «Голиафа» у тебя есть?

-- Навалом. Что-то конкретное?

-- Пока не знаю. Что-то типа «еврейского детектива» или «еврейского бестселлера» меня интересует, не помню точно, как эта серия у них называется. Кто авторы?

-- Сейчас гляну. Та-ак. Мильман, Глебов, Добкин и Файбусович.

-- И все?

-- Вроде все…

-- Юхтмана нет?

-- Кого?..

-- Глухая клуша! По буквам: Юлиус, Харитон, Трофим, Макар, Антип, Никифор…

-- Не, никакого Юхтмана и близко нет.

-- Точно?

-- Ну да, а то я своего товара не знаю! – деланно обиделась Клавка. – А зачем тебе этот Юхтман? Тут вот последний «Глебов» разлетается, только что один чудик, морда бандитская, аж три экземпляра прихватил. Прикинь, хоть бы разные взял, а то -- три одинаковые! На кой? Хотела ему под шумок еще чего втюхать, да не судьба. Только трех «Бандитов…» ему и подавай.

-- Что?! – ошарашено воскликнула Ирина.

-- Ну да! «Три товарища», «Три мушкетера»,  «Три толстяка» и «Три поросенка» уже были. Теперь вот…

-- Погоди! Как называется книга?

-- Какая?

-- Ну та, Глебова! Которую твой чудик три штуки прихватил!

-- А!.. «Бандиты Тель-Авива».

-- Черт! Твою мать!..

-- Э-э, ты чего, подруга?

-- Извини. Пока.

Черт! Твою мать… -- мысленно повторила Ирина.

И двух дней не прошло, как разрулилась с налоговой, которая добавила еще не один десяток седых волос, и теперь, казалось, можно вздохнуть спокойно, так вот тебе новая напасть! В получении распишитесь, жалобы по вторникам после обеда…

Первой мыслью было связаться с «Голиафом» и потребовать объяснений. Но ведь только что звонил работник «Голиафа», и тоже, если не требовал, то желал получить какие-то объяснения. Черт! Что же происходит?..

Не торопясь, она выдвинула ящик стола. Нужная планшет-папка нашлась почти сразу – синяя глянцевая обложка с тончайшими пластиковыми футлярами под листы формата А4. Умно придумано – в таком кляссере бумага не мнется, не пылится и не пачкается, не то, что раньше – картонные папки с потрепанными от частого использования клапанами да страницы со ржавыми следами от канцелярских скрепок…

Помня едва ли не наизусть текст типового издательского договора, Ирина снова пробежалась по нему взглядом. Крайний срок выполнения и сумма авторского вознаграждения – эти два пункта были самыми существенными, но в то же время самыми призрачными и опасными, поскольку здесь все строилось на взаимном доверии автора и издателя, на твердом – устном! – слове обеих сторон. Ну, с первым пунктом в данном случае проблем не было – до истечения срока оставалось чуть больше месяца.

А вот второй пункт напоминал старую притчу. Приходит, значит, Штирлиц к Мюллеру, и говорит: «Мой экселенц! Люди из аппарата Шелленберга предложили мне заполнить анкету, а в ней, видите ли, есть такой вопрос: «Шпион, не шпион – нужное подчеркнуть». Как это понимать, герр Мюллер»? А Мюллер смеется в ответ: «Не волнуйтесь, дружище. Это – для налоговой…»

Именно для налоговой службы в графе об авторском гонораре значилась сумма «200 гривен». Такие деньги можно заплатить за короткую новеллу на полторы-две странички, но уж никак не за полновесный роман. И любой налоговый инспектор, даже зеленый практикант, прекрасно это понимает, однако ни прояснить, ни доказать ничего не может. Ну, согласился писатель на низкую оплату своего труда, это его личное дело. Может быть, для него важен сам факт выхода книги. Самоутверждение, самолюбие или что-то другое, кто его поймет. Документы в порядке, нарушений нет, все чисто. И, стиснув зубы, инспектор отойдет в сторону.

Лишь в устной договоренности с автором озвучивался истинный размер оплаты – 1000 долларов США, и сумма эта нигде не фигурировала документально. Местные литераторы получали данное вознаграждение непосредственно, из рук в руки, иногородние же – на свой банковский счет, якобы от частного лица. Подарок. Возвращение долга. Плата за личные услуги… И никаких расписок, никаких упоминаний об издательстве «Пуаро». Все по-честному, все на доверии. И овцы сыты, и волка ноги кормят, -- так любил шутить по поводу и без такового охранник-водитель Славка.

А вот именно с этим иностранцем-засранцем и произошел досадный конфуз. Да еще на ровном, казалось бы, месте. А ведь предупреждал, посмеиваясь, тот же Славка: остерегайся евреев, Ирин-Валерна, хитрые они, себе на уме. Вот издает же их «Голиаф» сплошным потоком, и пусть, вот и отправь туда этого Юхтмана. Директором-то у них Плисецкий, и пусть якшается с ними, упырь упыря не укусит зазря. А тебе, Ирин-Валерна, они зачем? Или мало тебе наших родных авторов?..

Напрасно, выходит, не послушала Ирина Славку. Вернее, послушала, да не услышала. Тем более, опыта работы с зарубежными писателями издательство «Пуаро» не имело никакого, Марк Юхтман был первым автором-иностранцем. И надо же такому случиться, что именно с книгой Марка Юхтмана и произошел нелепый казус. А кому теперь разгребать дерьмо?..

Она открыла последнюю страницу договора, где значились юридические адреса сторон, электронной почты и контактные телефоны. С тоской послушав длинные гудки, набрала номер мобильного – пусть дороже и, может быть, не вполне корректно, зато быстрее… Теперь в трубке раздалась ария герцога – «Сердце красавицы…» После слов «как ветер в мае», прозвучал мужской голос:

-- Кэн, шомэа.

Услышав незнакомую речь, Ирина запнулась, но тут же сообразила, что абонент отвечает на языке своей страны – иврит, идиш, или  как они там общаются.

-- Марк? – уверенно спросила Ирина, справедливо полагая, что уж имя-то на любом наречии звучит одинаково.

-- Бидиюк, -- услышала в ответ. – Ми зот?

-- Вы говорите по-русски?

-- Еще как! – рассмеялся собеседник, видимо, этот вопрос его весьма повеселил.

Ирина перевела дыхание.

-- Из Харькова беспокоят вас, издательство «Пуаро».

-- Ирина Валерьевна, если не ошибаюсь?

-- Она самая.

-- Огромное спасибо вам, Ирина Валерьевна, я получил деньги, все великолепно! А авторские экземпляры у вас практикуются? Хотя бы один -- девочкам показывать издалека, чтобы не отняли…

-- Конечно. Я еще позавчера отправила вам пятьдесят экземпляров…

-- Спасибо, жду с нетерпением! Ирина Валерьевна, я могу надеяться на дальнейшее сотрудничество?

-- Мы обсудим этот вопрос, -- уклончиво ответила Ирина, поморщившись. Ей уже совсем не хотелось продолжать сотрудничество с этим автором, но разобраться со сложившимися обстоятельствами было необходимо прямо сейчас. Марк своей благодарностью, упорной и обезоруживающей, сбил ее с первоначального тона. Ирина едва не забыла, зачем, собственно, набрала его номер. – Вы меня извините, Марк…

-- Заранее извиняю! А за что?

-- Я к вам совсем по другому поводу.

-- Слушаю!

-- Скажите, Марк, кому еще, кроме нашего издательства, вы предлагали рукопись этого романа?

-- М-м… Честно говоря, предлагал, но довольно давно. В московские «Эксмо» и «АСТ», потом в киевское «Нора-друк».

-- И что?

-- И ничего. Отовсюду получил отлуп. Там строгий отбор и большой наплыв детективных произведений…

-- А в «Голиаф»?

-- В «Голиаф»?

-- Именно в «Голиаф».

-- А «Голиаф» -- это что? – после короткой паузы поинтересовался Марк.

-- Это одно из ведущих издательств Украины. Находится в Харькове, -- терпеливо пояснила Ирина, и спросила с неприкрытой иронией: -- Вы никогда о таком не слышали?

-- Нет… Во всяком случае, книги украинских издательств, как и других братских стран, в Израиле почти не распространяются. У нас в основном московские. А «Голиаф»… Нет, даже не слышал о таком. А почему вы спросили?

-- Тогда не поясните ли мне, каким образом ваш роман «Бандиты Тель-Авива» вышел в «Голиафе» под именем Семена Глебова?

-- Это, надо полагать, шутка? – настороженно отозвался Марк.

-- Это далеко не шутка. Это грубейшее нарушение авторских прав. Нарушение закона. И я хотела бы прояснить этот вопрос.

-- А кто такой Семен Глебов?

Вот так.

Ни более, ни менее.

Если Марк прикидывается наивным простачком, то это у него не совсем удачно выходит.

-- Понятия не имею, -- искренне соврала она. – Но я хочу разобраться, кто же истинный автор этого романа, и что произошло на самом деле. Потому что лично для меня это катастрофа. Вы понимаете? Судебные разборки, налоговые вопросы и прочие-разные прелести, касающиеся, между прочим, иностранных граждан, пусть даже бывших харьковчан. Если дело примет международный оборот, то мне остается прямо сейчас свернуть свою деятельность, сложить полномочия и искать деньги на адвокатов. Вы хорошо меня слышите?

-- Слышу-то хорошо, -- неспешно ответил Марк. – Но понимаю плохо. Прежде всего, как мои «Бандиты…» могли оказаться в этом… в «Голиафе»?

-- Вот об этом я вас и спрашиваю.

-- Ирина Валерьевна, поверьте, я до сих пор не имел представления ни о каком «Голиафе». Вы мне только сейчас сообщили, что такая фирма вообще существует. И уже два… простите, два с половиной года я не отправлял своих рукописей за пределы Израиля. Да, они выходили в Тель-Авиве малыми тиражами. Вы это знали, и вас это не смутило. Но как этот роман попал в «Голиаф», совершенно не понимаю.

-- Ваш роман издан дважды. Почти одновременно. В разных издательствах и под разными именами. Факт остается фактом, и никуда от него не деться.

-- Это я уже понял. Но объяснить ничего не могу, -- вздохнул Марк. – Потому, что для меня самого это новость. И не совсем приятная, скажу вам.

«Не убедительно, -- отметила про себя Ирина. – Отсутствие ответа – уже ответ. И ответ разочаровывающий».

Она хорошо знала психологию современных авторов, которые нынче плодятся как кролики. Многие новоявленные литераторы, сотворившие одно-два произведения, тут же разбрасывают их по известным и малоизвестным издательствам, в надежде, что хоть где-нибудь, да «сработает». Что поможет если не меткость, то кучность, как говорят охотники. Вот и случается порой так, что одну и ту же рукопись берут в работу сразу два, а то и более издательств. Начинающие авторы, как правило, интересуются в первую очередь суммой гонорара, а сам договор если и просмотрят, то бегло, и подписывают, не вполне ознакомившись с ним. Поэтому часто не замечают одного из существенных условий, а именно – что данное издательство с момента подписания данного договора обретает эксклюзивное право на данное произведение. И сроки этого права могут колебаться от одного года до десятков лет.

И, судя по всему, Марк Юхтман тоже решил попытать счастья сразу в нескольких местах, а теперь строит из себя святую невинность. Не скажет же он, что да, мол, Ирина Валерьевна, обманул я вас, уж извините, я удачно продал свою рукопись Семену Глебову. Мне, мол, нужны деньги, а ему – слава… Но нет, он будет предъявлять оправдания, отговорки, объяснения в надежде, что все образуется само собой. А вот не образуется. Закон об охране авторских прав не любит, когда его нарушают. Даже по незнанию. Но здесь, видимо, не тот случай…

-- Извините, Марк, -- резко сказала Ирина и прошептала мимо трубки что-то энергичное. – Творческих вам успехов. Счастья в личной жизни и прочих благ.




***



-- Спасибо, конечно, а… -- начал было Марк, но в трубке уже звучал сигнал отбоя. Ирина Валерьевна оборвала связь, так ничего конкретно не объяснив и не выяснив. Дивные дива творятся без воли и труда человека, -- вздохнул Марк. Какой-то «Голиаф» и какой-то Семен Глебов, не разбери-пойми. И дернул же черт связаться с этим «Пуаро» всего лишь за штуку баксов!

А так удачно все начиналось… Случайно нашел в поисковой системе сайт издательства «Пуаро», посмотрел его продукцию, информацию для авторов, да и отправил один из своих романов по электронной почте. Успеха почти не ожидал, наученный предыдущим опытом, но, как бывший харьковчанин, надеялся, что редколлегия проявит некоторую снисходительность к бывшему земляку… Так или почти так и вышло. «Мне ваша рукопись понравилась, -- ответила тогда директор издательства, она же главный редактор Ирина Валерьевна Мурашова. – И совсем не важно, что она издавалась в Израиле, да еще без международного индекса, что не придает ей официального статуса книги. А потом подумаем о перспективах сотрудничества…»

Неужели Марк попал на дешевое кидалово? Могло ведь быть и так, что Ирина Мурашова изначально задумала аферу: и издать «Бандитов Тель-Авива» у себя в «Пуаро», и продать этот роман какому-то «Голиафу», обвинив Марка в нарушении условий договора и обратиться в суд, чтобы вернуть выплаченный Марку гонорар, да еще и получить с него компенсацию. Неужели такое возможно? Но ведь тогда и «Голиаф» имеет право подать судебный иск. Или не имеет? С ним-то, с «Голиафом», никакого договора Марк не заключал…

Вот, влип на ровном месте! И гонорар уже подчистую ушел на замену тормозных колодок и ремонт дифференциалов. Старенькая «Хонда» требовала своего, а купить новую машину Марк мог только в следующей жизни. Пешком ходить он не хотел, велосипеда не уважал, а на израильских автобусах можно просто разориться…

Отпустив очередного покупателя, он выставил табличку, сообщающую о техническом перерыве, и опустил жалюзи. Включил свой ноутбук, вошел в поисковую систему «Яндекс» и через минуту узнал телефонный номер отдела реализации издательства «Голиаф». Воистину, Интернет – одно из величайших достижений человечества, во всяком случае, после колеса и презерватива, который в СССР скромно назывался как «изделие №2». Изделием же №1, по всей вероятности, была межконтинентальная баллистическая ракета стратегического назначения класса «земля-земля»…

Дозвонившись по нужному номеру, Марк объяснил, что беспокоит он из Израиля, и попросил снявшую трубку девушку, чтобы та прочитала первые строки романа Семена Глебова «Бандиты Тель-Авива». 

Спустя несколько секунд сомнения были развеяны.

-- Я могу попросить телефон господина Глебова?

-- Попросить можете, а получить – нет, -- ответила работница. – Издательство таких услуг не оказывает.

-- Скажите хоть, как можно с ним связаться?

-- Никак. Семен Глебов – это псевдоним, а раскрытие тайны псевдонима без согласия автора карается по закону. Так что помочь не могу.

-- Но сам человек такой существует? Или это безликая группа авторов?

-- Человек существует, -- хохотнув, ответила собеседница. – И не безликий, а вполне олицетворенный. Вам бы лучше позвонить нашему гендиректору или главреду. Запишите телефоны…

-- Спасибо, у меня есть, -- пробормотал Марк, глядя на экран ноутбука. – Ну, извините, что ж. До свидания.

-- Счастливо, -- в голосе девушки чувствовалось облегчение.

Марк по очереди набрал номера генерального директора Александра Плисецкого и главного редактора Валерия Тесакова. Оба телефона отозвались долгими гудками.

Псевдо-нимб, -- покачал головой Марк. И концов нет. Пока нет. Но есть время. Ведь руководство издательства «Голиаф» хоть иногда, но появляется на рабочем месте. Иначе бы не выставили своих телефонов в разделе «Контакты». И что дальше? В суд обращаться? Нанимать русскоязычного адвоката и платить ему независимо от исхода дела?

Жаль, как жаль, что Марк не догадался сохранить ни рукописных черновиков, ни первых распечаток с правками на полях, ни рабочих файлов в компьютере. Кто знал, что все так обернется? Иди теперь, доказывай собственное авторство…



*   *   *


Белая «Даятсу» с эмблемой лизинговой компании «Шлома-Сентраль» на борту остановилась у пешеходной зоны улицы Ротшильд. Водитель распахнул дверцу и направился к газетному киоску.

– «Кроссворды» есть?

– В комплекте с «Комсомолкой», – ответил киоскер. – Годится?

Его выдавал акцент, а именно характерное «г».

– А де ж цэ пан жыв на Батькивщини? – широко улыбнулся покупатель.

-- Я не говорю по-украински, – продавец погладил свою бородку и поднял взгляд. – Хоть и родился на Украине.

-- Уже давно говорят: «в Украине». Сейчас это не окраина, а страна, государство. Значит, «Кроссворды» без нагрузки... никак?

-- Возьмите «АиФ», «Литгазету»...

-- Детективов нет?

-- Очень даже есть. При желании – с подписью автора, – загадочно произнес киоскер.

-- А кто автор?

-- Ваш покорный слуга, с вашего же позволения.

-- Так вы – писатель? А что вы делаете в этом киоске?

-- В этом киоске я продаю газеты, – пояснил бородач. – Но я не писатель. Писателями были Лев Толстой и Федор Достоевский. А я всего лишь сочинитель. К сожалению, в Израиле это не профессия, а подработка, приходится крутиться... Вот, например, последний роман.

Он достал из-под прилавка книгу в глянцевой обложке.

-- «Бандиты Тель-Авива», – прочитал покупатель и притворно ужаснулся: -- А что, в Тель-Авиве есть бандиты? Неужели?!

-- Они есть повсюду, где имеются общественные отношения в любой форме. При любой цивилизации и при любом социальном строе. Это явление неистребимо, пока существуют материальные блага, власть и женщины.

-- Да вы, батенька, фило-о-ософ, -- покупатель цокнул языком и перевел взгляд на книгу. -- «Марк Юхтман»... Так это, значит, вы и есть Марк Юхтман?

-- К вашим услугам.

-- Оп-па… Никогда не видел живых писателей... и сочинителей тоже.

-- ...а только мертвых? – усмехнулся продавец.

-- Н-да... Вот судьба СНГойского интеллигента – торговать русской периодикой на улице Ротшильд в Ришон ле-Ционе. И собственными книгами. Ради этого вы приехали в Эрец-Исраэль? Вы бы могли...

-- Я знаю, что я мог бы. Но я вполне доволен – днем торгую, вечером пишу. И не люблю, кстати, когда меня начинают организовывать, образовывать и дисциплинировать.

-- Извините, не хотел обидеть. Просто удивился… А почему вы не выставляете своих книг на витрине? Хозяин не разрешает?

-- Хозяин разрешает, -- терпеливо пояснил киоскер. -- Но за полчаса книга так выгорит на солнце, что никто не захочет отдать за нее шестьдесят шекелей.

-- А она стоит шестьдесят шекелей?

-- Она стоит шестьдесят шекелей.

-- И как, хорошо расходится? Возвратов не было?

-- Ах, вот как вы ставите… Видите ли, я заинтересован в том, чтобы эту книгу продать. И ваш вопрос ко мне, как к реализатору, вполне закономерен. Но, как автора, вы меня вводите в тупик. Представьте вот, отвечу я вам: «Отлично расходится, улетает прямо, спешите схватить, иначе не успеете!», и вы решите, что я нахваливаю собственное творчество, дабы всучить вам книгу, а там хоть трава не расти. И вы ее не возьмете. А если скажу: «Да нет, слабо берут, купите скорее, помогите мне, бедному интеллигенту», то вы ее тем более не возьмете. Так что на этот вопрос я скромно промолчу. Решение за вами.

-- Беру, -- хмыкнул покупатель, -- пока не выгорело на солнце. И с автографом, если можно.

Киоскер раскрыл книгу на первой странице.

-- Что написать?

-- Что написать... А вот: «Несравненной Марионелле – от автора». В имени «Марионелла», извините, два «л». Подпись, число.

-- Марионелла – это вы? -- хохотнул киоскер.

-- Марионелла – это моя любимая женщина, подруга детства… Презент. А, еще напишите в скобках: «Тель-Авив».

-- Нет проблем. Как скажете... Кстати, сегодня у меня творческий вечер в «Йад ле-баним». Улица Дрор, сорок два, начало в шесть, вход свободный. Будет желание – добро пожаловать. Выступаю как автор еврейского детектива, плюс презентация книги.

-- Этой же самой?

-- Нет, новой. Самой последней, только что вышла.

-- Как называется?

-- Пока -- секрет…

Через две минуты автомобиль тронулся с места, но вскоре остановился в одном из ближайших дворов.

-- Похож, -- вздохнул водитель, прикуривая сигарету.

-- «Похож» или «он»? – спросила пассажирка.

-- Похож. Двадцать лет все-таки прошло. Даже больше... Если бы не борода! У того на скуле была родинка приметная. А у этого – говор восточно-украинский, да и пописывает чегой-то. По логике – он. Но вот имя на жетоне – «Йоси Вайсберг».

-- И не пахнет...

-- Здесь все может быть. Меняют имена, как носки, работу и жен. Петя – Пинхас, Олег – Эли, Анатолий – Натан...

-- А он, по-твоему, стал каким-то Йоси? Скорее, был бы Даниэль, Давид… О, да ты фолиант приобрел, ну-ка, ну-ка… А Марионелла – это кто?

-- Понятия не имею.

-- Грамотно…

Еще бы. И, главное, ненавязчиво. Вот так, всего лишь за шестьдесят шекелей получить и образец почерка, и роспись фигуранта. Конечно, за два десятка лет почерк мог измениться, но роспись – вряд ли. А если да – то ненамного.

-- Срисовать он тебя не мог?

-- Ну да, скажешь тоже… Я теперь в очках, в усах и в лысине. Да я сам бы себя не узнал.

«Даятсу» осторожно выглянула из арки и, дождавшись просвета в транспортном потоке, влилась в общее движение по улице Герцль.

-- Давидов в Израиле – как грязи. А вот Йоси – скорее, от Иосифа, каковым он мог быть в «совке».

-- Ты много знала там Иосифов?

-- Ну... Джугашвили и Кобзона, разве что...

-- Бродского забыла.

-- А, ну да. Это уже ближе к теме, -- хмыкнула пассажирка и, помолчав, нахмурилась. -- Халат он вообще-то мог надеть чужой, с чужим лейблом. И представиться хоть плотником Иосифом, мужем девы Марии. Или даже другом детства твоей несравненной Марионеллы, что, собственно, ничего не меняет…

-- Он это, он. Задницей чую, а она у меня стопроцентный индикатор.

-- Твоя задница для меня слабый аргумент. Не сердись, но с годами всяк может нюх потерять. Помнишь псинку мою, Альфу, а? На десятом году перестала своих узнавать. Шрамик показать на боку? Так он уж мне на веки вечные… И на пляж я – только в закрытом купальнике.

-- Да нет, не тот случай. Старый конь борозды не портит. Он это, он. Сто пудов. И еще: сегодня в шесть он выступает в «Йад ле-баним». Дрор, сорок два.

-- Ну-ну. Вот и проверим. Раскошелимся на еще одну книжку.

-- Так мы целую библиотеку соберем…

-- И прекрасно. Любите книгу – источник знаний. Кто это сказал, а, дядь Коль?

-- К тебе вопрос. Ты же у нас филолог, а не я.

-- Не помню, -- секунду помолчав, призналась пассажирка. – Мне в Израиле это не нужно.

-- А по-моему, это уже нигде не нужно… В эпоху Интернета и нанотехнологий.

Оба засмеялись.