побег

Перед "второй акцией" я не хотел всерьёз принимать во внимание возможность бегства в "арийскую" часть города, боясь постоянной зависимости от каждого соседа, каждого прохожего. Я хорошо понимал, что меня может выдать даже ребёнок. Вероятность гибели вне гетто, как я полагал, составляла для меня 99%. Но в гетто мне предстояла 100% смерть. Вернее не только мне, но и Тосе. Поэтому следовало попробовать бежать.
Один музыкант, отличный скрипач, дал нам адрес польской рабочей семьи, которая была готова укрыть евреев, разумеется, за плату. Сам он собирался бежать позже, но не успел - погиб в Треблинке. Когда мы прощались, он печально посмотрел на нас и не сказал ни слова. Когда же мы уже стояли у двери, он взял в руки скрипку, лежащую на комоде. Он играл первые такты аллегро мольто из квартета до-мажор Бетховена, сочинение 59, номер 3.
Как преодолеть границу гетто? Было две возможности: присоединиться к колонне, которая ранним утром шла на работу, и, оказавшись вне гетто, отделиться от неё, быстро сбросить повязки со звездой Давида и куда-нибудь убежать. Но в этом случае нельзя было взять с собой хоть самую небольшую поклажу.
Другая возможность - выбраться во второй половине дня, примерно между пятью и шестью часами, когда рабочие колонны возвращались, и часовые были полностью поглощены личным досмотром, производившимся при входе в гетто.
В этом случае м.б. взять с собой хотя бы маленький чемоданчик. Конечно, охрану у стен гетто приходилось в этом случае подкупить. Мы выбрали второй вариант, подкупив еврейского милиционера. Когда мы с ним торговались о сумме подкупа, он сказал, что должен поделиться ею с немецкими жандармами и польскими полицейскими. Но  милиционер обманул меня, оставив все деньги себе. Когда его мнимые дольщики, немец и поляк, повернулись к нам спиной, он крикнул нам:" Теперь прямо и быстро!" Так мы и поступили, быстро пройдя прямо, и не более чем через 20 шагов оказались за пределами гетто. Было 3 февраля 1943 года. Через две-три минуты нам предстояло узнать, что ждало нас в нееврейской части Варшавы.
Вдруг сзади мы услышали:"Стой!"  Два служащих польской полиции захотели проверить наши документы. Я сказал без обиняков, что у нас их нет, т.к. мы - евреи, только что вышедшие из гетто. Им следовало доставить нас в немецкую жандармерию.
Нас охватил страх, но не отчаяние. Мы знали, что хотя полицейские и находились на службе у немецкой жандармерии, они усердно патрулировали поблизости от входов в гетто, стремясь вымогать всё что можно у евреев, бежавших оттуда.
Сразу же начались переговоры, протекавшие по сценарию, столь же старому, сколь, вероятно, и сама полиция. Один полицейский изображал строгого человека, не позволявшего торговаться с собой, тогда как другой был вполне готов к беседе. Он сказал, что согласен провернуть с нами дело, вот только его коллега, к сожалению, очень ревностный служака. Но есть надежда, что соответствующая сумма его смягчит. Всё свелось к подкупу обоих, после чего они доставили нас в пролётке по нужному нам адресу.

На фотографии не Тося, а талантливая пианистка, погибшая осенью 1941 года в Одессе.