Дохлый номер. Пролог

Дохлый номер
(«Джоконда» капитана Шифмана) 

Криминальный роман 







     Любые совпадения событий и собственных имен случайны.

    Способы совершения преступлений, описанных в данной книге, вымышлены автором. Категорически не рекомендуется повторять их экспериментальным путем.


Сокращенный вариант романа впервые был опубликован в «Роман-газете» концерна «Новости недели» (Тель-Авив).











ПРОЛОГ


Пилот вел машину в нескольких метрах от земли, старательно «делая ландшафт» -- плавно приподнимаясь над песчаными холмами и снижаясь чуть ли не на дно впадин. Казалось, колеса вот-вот коснутся поверхности; на такой скорости даже легкий касательный удар был бы равносилен лобовому столкновению со всеми последствиями – опрокидыванием, взрывом и мгновенной смертью... Но подняться выше Гамидов не мог -- первый же «стингер» или меткая автоматная очередь притаившегося в складках местности душмана вмиг превратили бы вертолет в пылающий факел.

Линии горизонта видно не было -- необозримое море песка тут же сливалось с желтым небом, воздух парил, обволакивая и усыпляя. С первых же минут полета Ярославов видел себя плывущим в густом яичном тумане, вязком и жарком, заблудиться в котором -- пара пустяков. Слева, поминутно сдувая из-под носа капли пота и поправляя мизинцем дымчатые итальянские очки, восседал голый до пояса пилот -- старший лейтенант Агил Гамидов. Успев перекинуться с ним лишь несколькими фразами на взлетной площадке, да и сейчас, поглядывая на его крепкую загорелую фигуру, Ярославов чувствовал, что этот молодой азербайджанец скорее даст разрезать себя на куски, чем откажется выполнить задание генерала Кретова. «Это не приказ, это просьба. Можешь отказаться, пошлем другого», -- несколько раз повторил генерал тоном, не допускающим сомнений, что это -- именно приказ, невыполнение которого скажется через несколько дней, при подготовке представления на очередное звание. Знал генерал, что там, в шестнадцати километрах от базы, требует подкрепления взвод Вагифа Халилова. И знал, что лейтенант Халилов, сопровождающий шесть бензовозов, шесть цистерн-наливняков из Пакистана -- бывший одноклассник Агила Гамидова. Но война есть война, -- часто повторял Кретов, -- а нравственные оценки следует отложить для других времен. Если такие, конечно, наступят.

Шестнадцать километров -- несколько минут полета. Ярославов молчал, как и двое сержантов за установленными на турелях пулеметами. Не часто, ох не часто приходилось видеть им офицеров Советской Армии, которые добровольно вызывались бы контролировать подобные акции. Ведь знает майор, на что идет. И предполагает, наверное, что может быть, если наступят другие времена, о которых говорил генерал Кретов...

Сообщение о том, что мотострелковый взвод под командованием лейтенанта Халилова ведет бой с группой спустившихся с гор афганских экстремистов, было верным лишь наполовину. При переброске в район базирования автоколонна попала в засаду. Шесть тяжелых «Уралов», подожженные гранатометами, вспыхнули почти одновременно, два бронетранспортера сопровождения были подбиты и преградили путь отхода. Уцелевшие бойцы рассыпались по плато между каменной скалой и крутым обрывом, пока не были вынуждены залечь, впиваясь локтями и коленями в горячий песок. Здесь, на гладкой, словно очерченной гигантским циркулем площадке, любое движение вызывало шквал предупредительного огня. Автоматные и пулеметные трассеры дробили камни и взбивали песок, ложились над головами прямым веером, не давая пошевелиться. Душманы могли легко уничтожить ненавистных «шурави», но не спешили этого делать, видимо, намеревались блокировать их и, дождавшись подхода новых сил, взять в плен.

Из-за гребня скалы донесся рокот вертолета, шум нарастал, приближаясь и усиливаясь. Солдаты подняли головы, кто-то даже рискнул взмахнуть рукой, но и так уже было ясно, что с воздуха их заметили – машина, качнувшись, замерла прямо над плато. Теперь ее можно было завалить без особого труда, но враги не стреляли, то ли боясь рассекретить свои огневые точки, то ли, что вероятнее, приняв этот вертолет без опознавательных знаков за свой.

Нырнув вниз, вертолет описал широкий круг. Он прошел так низко, что винтовой ветер поднял песчаную бурю и разбросал ветви сухих кустов, снизу были отчетливо видны заклепки на днище и резиновая окантовка опущенного стекла, за ним можно было рассмотреть лица усатого пилота и моложавого офицера в полевой форме, который, поглядывая на землю, что-то спокойно говорил в микрофон рации.

Вертолет вернулся и, покачиваясь, вдруг начал медленно поворачиваться на месте. Два пулемета зашлись длинными очередями. Обезумев от грохота мотора и свиста лопастей, ослепнув от вздыбленного песка, задыхаясь в дыму чадящих автоцистерн, двадцатилетние ребята с литерами «СА» на красных погонах вскакивали на ноги, пытаясь бежать и сталкиваясь друг с другом. Они не осознавали, что для вертолета на такой малой высоте и бегущий, и лежащий человек представляет собой отличную мишень.

Ярославов наблюдал, как крупнокалиберные пули вспарывали черепа и разметали кровавые брызги, вырывали клочья мяса и одежды. Он следил, чтобы каждый солдат получил по смертельной ране -- в голову или в грудь, чтобы никто не ушел или не притворился убитым. Только это могло гарантировать, что никто не сможет показать противнику новое расположение части, не раскроет ее численности и не назовет имен командиров.

Через две минуты все было кончено. Развернув машину, Гамидов на бреющем полете повел ее на базу. Ярославов отправил в рот очередную пластину мятной жвачки и оглянулся на пулеметчиков -- оба сержанта деловито раскуривали «Кэмел», стараясь не встречаться глазами друг с другом.

...Лишь через годы пожелтевший по краям листок с короткими сведениями об этой операции, извлеченный из личного дела А.Н.Ярославова, будет лежать на журнальном столике между пустыми кофейными чашечками.
За это Ярославов будет очень благодарен Игорю Константиновичу Симонову.



***



Он очнулся и сразу же глянул на часы. Светящиеся стрелки показывали четверть второго. Значит, спал не больше трех часов. О том, чтобы уйти домой, речи быть не могло: двери общежития уже давно заперты, и открыть их, чтобы не поднять шума и не разбудить дежурную, наверняка не удастся. Бросил бы еще там, в баре, этих девчонок-продавщиц -- Ленку Курцеву и вторую... как ее? -- Катьку Реутову. И шел бы спокойно домой. Так нет, захотел проводить. Дурак...

Странный коктейль, голова после него словно чугунная. Неужели что-то подсыпали? Да, там, в «Юности», он дважды выходил к таксофону, вполне могли бросить в бокал пару таблеток какой-нибудь гадости. Но зачем? Ведь следствие по делу Курцевой давно закончено, тот иностранец забрал заявление и претензий больше не имеет...

Он вздохнул и, повернувшись на бок, вдруг коснулся лежащего рядом тела.

Ленка.

В первый момент показалось, что она не дышит. Сердце Симонова тоскливо сжалось. Но, прислушавшись, ощутил едва уловимое дыхание. Щека ее была теплой. От прикосновения Ленка вздрогнула. Осторожно перебравшись через девчонку, Симонов в темноте отыскал свое пальто и нащупал бумажник. Удостоверение и деньги были на месте, это немного успокоило.

Он не думал о том, что скажет жене, та поверит в очередное задание -- позвонить не мог, служба такая, выясняй-проверяй, ребята всегда отмажут. Волновало другое: он почти не помнил, как добрался до этого торгового общежития, о чем говорил с Ленкой и Катькой, да и с дежурной по вахте. А ведь бабка точно запомнила Симонова, внимательно изучила удостоверение. Сообщит или нет? Если бы хотела, то сделала бы это сразу же, и за ним давно бы приехали. Шутка ли: вусмерть пьяный капитан КГБ среди ночи рвется в женское общежитие и остается там до утра!..

Коснулся выключателя, комнату залил свет дешевой люстры. Симонов огляделся. Типичная комната общаги -- стол, стул, шкаф, календарь-портрет какого-то актера, кровать... Он невольно задержал на ней взгляд. Ленка лежала на боку, подогнув ноги. Короткая джинсовая юбка нелепо задрана чуть ли не под свитер, из-под нее призывно белеют колготы, обтягивающие плотные бедра. Несколько мгновений Симонов боролся с чувством стыда, потом, погасив свет, тихо подошел к кровати и, с трудом унимая дрожь, присел около Ленки. Приоткрыв рот, чтобы не задохнуться от внезапно накатившего желания, он не отрываясь рассматривал ее от пяток до пояса, словно стараясь запомнить для своих дальнейших фантазий. Глаза понемногу привыкали к темноте.

«Только не просыпайся. Не просыпайся..» -- шептали губы, когда он осторожно провел ладонью по скользкому капрону. Рука добралась до юбки и зашевелилась в поисках застежек. Кнопка щелкнула, «молния» с легким скрипом ослабила пояс. Ленка вздохнула и что-то пробормотала. Симонов замер с колотящимся сердцем, не убирая пальцев с ее живота. Через пару минут, убедившись, что девушка спит, взялся за края свитера и аккуратно, сантиметр за сантиметром, подтянул его выше. Под свитером оказалась довольно тесная то ли майка, то ли футболка, управиться с ней было труднее. Увидев туго наполненный черный бюстгальтер, едва не застонал от вожделения. Чтобы подавить внезапно охвативший озноб, хоть немного овладеть собой, он с трудом поднялся и на негнущихся ногах подошел к окну, по дороге прихватив со стола пачку Ленкиных сигарет. Он не курил уже давно, однако сейчас чувствовал непреодолимое, смертельное желание затянуться пьянящим дымом.

Приоткрыв форточку, закурил. Все поплыло перед глазами, голова закружилась, пришлось ухватиться за край подоконника. Несколько минут постоял, глядя на темную улицу и пытаясь справиться с дыханием. Почему-то вспомнилась старинная поговорка о сапере. А ведь правда -- вдруг эта Елена Прекрасная сейчас проснется и начнет орать? Сбегутся соседи, проявит служебное рвение бабулька-дежурная, которая, конечно, заявит, что не могла она «держать и не пущать» сотрудника КГБ, который пришел для выполнения работы государственной важности... И что тогда, что он сможет объяснить, как будет выглядеть рядом с раздетой визжащей девчонкой?

Окурок прижег пальцы. Симонов бросил его в форточку и остановился в сомнении: а не оставить ли все как есть, не прикорнуть ли на стуле и доспать до утра. А то, что Ленка уже почти голая -- ну, подумаешь, жарко стало пьяной женщине, решила снять с себя лишнее, и сама не помнит как... Но мысль эта сразу же была раздавлена все растущим возбуждением, Симоновым овладел какой-то дикий, первобытный азарт сродни охотничьему, он уже плохо соображал, что творит. Глубоко вздохнув, вернулся к кровати...

Ладонь уже была неуправляемой, она словно жила отдельной жизнью, независимо от воли хозяина. «Не просыпайся... Пожалуйста, не просыпайся...» Симонов чувствовал, как напряглось ее тело, как вжался живот, как выгнулась спина, дыхание стало частым и прерывистым, но бедра плотно сжали его руку, инстинктивно сдавив и не давая подняться выше. Задыхаясь и дрожа, он преодолевал сопротивление, готовый в любую секунду выдернуть ладонь и притвориться спящим. Вдруг девчонка судорожно раздвинула ноги, и когда пальцы Симонова коснулись гладко выбритого лобка и ощутили влагу, он почувствовал, что окончательно теряет контроль над собой и начал грубо массировать все раздающуюся скользкую плоть. Закусив губу, Ленка всхлипнула и с неожиданной силой охватила его за плечи. Ничего уже не страшась и наслаждаясь победой, он резко поднял Ленку за ноги и, зарычав, одним движением освободил ее от колгот и трусиков. Пот градом катил по спине, в висках стучало, когда он навалился на девчонку; она уже воевала руками и головой с непослушной майкой, потом повизгивала и вскрикивала, отчаянно извиваясь и до боли вцепившись ногтями в его спину...

А потом -- вспышки, вспышки, ослепительные вспышки, именно в тот момент, когда Ленка затряслась всем телом, выпучив глаза и заскрипев зубами, подавляя вопль оргастического экстаза. В этих вспышках Симонов урывками видел ее всклокоченные волосы, гладкие плечи и свои пальцы на ее круглой груди.

-- Хватит, милый, слазь, -- все еще подрагивая и выкарабкиваясь из-под ошеломленного до полусмерти Симонова, неровным голосом произнесла Ленка. -- Спасибо, Катюша, порядок!

Снова вспыхнула люстра. От рези в глазах Симонов щурился, но четко видел, что в дверях стоит Катька Реутова. На ее шее висел «Никон-автомат», мощная безотказная фотокамера.

...Лишь через много лет пленку с этими кадрами и высококачественные цветные снимки Симонов будет сжимать в своих руках, машинально отыскивая взглядом зажигалку. Но не для того, чтобы закурить.

Он будет очень благодарен Александру Никитичу Ярославову.