Дохлый номер. Гл. 11

11


Слишком долго работал в разведке Александр Никитич, чтобы верить в подобные совпадения или случайности. Профессиональный инстинкт никогда еще не подводил. Пока не подводил. Мозг работал быстро и четко. Вчера, столкнувшись в директорском кабинете с седым бородачом, потребовавшим у Елены Павловны книгу жалоб, он сразу же вспомнил свой недавний визит к Вадюше. Именно этот старикан, божий одуванчик, с гордо вскинутой бородкой появился в дверях соседней квартиры, свирепо глянув на Вадюшу, но, встретившись глазами с Ярославовым, тихо прикрыл свою дверь.

Неспроста, ой, неспроста заходил этот дед к Курцевой, неспроста понадобилась ему книга с единственной за этот год жалобой. Дедок лишь глянул исподлобья на последнюю страницу, ничего не написал, хотя шум поднял в зале немалый, захлопнул книгу и быстро ушел.

Неужели дурачок Вадюша указал в ней фамилию и адрес своего соседа, и этот сосед каким-то образом обо всем узнал? Видимо, так и было. Вадюша, Вадюша... И мертвый, ты продолжаешь пакостить. Не мог ты, что ли, назвать любой другой адрес, или просто выдумать его? Паспорта с пропиской у тебя все равно не спросили бы в магазине, на кой им!..

А виноват во всем, выходит, именно он, Ярославов. Понадеялся напрасно, рассчитывая на Вадюшу. Должен же был предусмотреть все, получше проинструктировать идиота. Ведь именно на мелочах и проваливаются тщательно, казалось бы, до последней запятой продуманные операции. И самые гениальные планы срываются из-за бездарного исполнения.

И вот -- девчонка эта, то ли армянка, то ли грузинка, черт ее разберет, лицо тоже показалось знакомым. Ярославов так и не обратил бы на нее внимания, если бы она вдруг не глянула с такой неприязнью, да еще неестественно сжав губы. Всего лишь миг был, но Ярославова словно иглой кольнуло. Где, где же он мог ее видеть?.. Причем видел совсем недавно, день-два тому назад. Странно и интересно. Да еще и этот молодой опер-мент, в джинсовке, едва ли не сразу же после ее ухода появился в магазине... А он ведь был здесь и во время следственного эксперимента, правда тогда он был в форме капитана милиции. Не много ли случайностей?

Кольцо смыкалось неумолимо, и Ярославов чувствовал это физически.

Пройдя полквартала, он из таксофона позвонил на мобильник Игоря Константиновича Симонова. Через четверть часа у магазина затормозил знакомый «Форд».

-- Не надо путать оперативную работу со следственной, -- сказал Ярославов, усаживаясь на сидение и захлопывая дверцу. -- Опера лишь собирают данные, а следаки систематизируют. Я это знаю, ты – нет. Будешь спорить? А сейчас мир перевернулся: ищейки занялись размышлизмами... Это плохо.

-- Погоди, не пси***, -- отмахнулся Симонов. -- Давай конкретику.

-- У меня поговорим. И с конкретикой, и без конкретики. Поехали!

Александр Никитич едва не трясся от злости. Никогда еще он не был в подобных переделках, когда от каких-то мальчишек и девчонок зависит не только его свобода, но, возможно, и жизнь. Симонов обещал, обещал ведь, что в любом случае все уладит. Вот пусть теперь и улаживает, а уж каким образом -- ему виднее. Просил ведь достать эту чертову пленку из сейфа – пожалуйста. Он же, Ярославов и продумал все, снял слепки с каждого ключа, организовал изъятие шкатулки, убрал Вадюшу, когда выяснилось, что под ним земля уже не тлеет, а просто горит. И убрал так, что никто не подкопается -- драка, трупешник, сколько таких случаев по городу. А в кармане покойника — краденое золото...

Симонов обещал, что уголовное дело будет закрыто, что все дороги приведут к пацану тому -- электрику Литвинову... что все будет в полном ажуре, а теперь? Не зря ведь этот легаш привел в «Янтарь» девчонку, которую, как теперь точно вспомнил Ярославов, он видел вчера в «Агате»!

Выходит, дело не закрыто, а всего лишь приостановлено... А если даже и закрыто официально, то эти сопляки роются в нем уже по собственной инициативе...

Тут дураком нужно стать, чтобы сидеть и ждать событий. И на кой черт ему понадобились сведения о той операции в Афганистане? Ну, валялись бы они, две эти странички машинописи, в его личном деле, в архиве Службы безопасности, и кому они были бы нужны, да и кому нужен был бы он, скромный работник магазина «Янтарь»? Да пусть даже кто-нибудь и наткнулся на эти странички -- кому какое дело? Все тогда выполняли приказы, многие шли против своей совести, против своих убеждений и принципов, свято веря в мудрость партии и в общепринятое понятие воинского долга.

Да и, в конце-то концов, «это было давно, и время было другое, уж извините...», -- как говорит сейчас маршал Кретов с высокой трибуны. И лежали бы, и гнили бы эти бумажки на несметных полочках, как и тысячи, как десятки тысяч подобных документов...


***


Всего несколько минут понадобилось Ярославову и Симонову. Это был, пожалуй, первый случай, когда в совместной деятельности компаньонов не было разногласий, когда каждый на лету схватывал мысль партнера.

Да и дело-то было знакомое. Старый как мир способ: чтобы надежно и быстро нейтрализовать опасную информацию, нужно прежде всего скомпрометировать или перекрыть ее источник. Деньги были приготовлены, переписаны номера купюр, составлено длинное и слезное заявление о том, что сотрудник Слобожанского УВД капитан Чижиков шантажирует ветерана афганской войны Ярославова, требуя у последнего взятку в размере пяти тысяч долларов США за неразглашение каких-то сведений, о которых майор КГБ в отставке даже не догадывается. Метод давний и всем известный, он часто вызывает недоверие или откровенный смех, но при надежной поддержке всегда срабатывает наверняка.

Несколькими телефонными звонками Игорь Константинович завершил свой визит к Александру Никитичу и вскоре они вдвоем катили к зданию УВД.



***


В детстве Чижиков мечтал стать пожарным. Ему очень нравилась крепкая серая одежда с толстым поясом и блестящая каска. Детскому дому, куда попал пятилетний Чижиков, шефы сделали подарок -- это был один из лучших советских телевизоров -- «Березка». И однажды Чижиков увидел на экране, как космонавты Беляев и Леонов встречаются с московскими пожарными. Они подарили героям цветы и... самые настоящие каски! Чижиков едва не заревел от зависти. Вот тогда его и осенило: оказывается, для того, чтобы достичь заветной мечты, нужно всего-ничего: лишь один разок слетать в космос, а потом прийти к пожарным, попросить каску (а никаких цветов можно вовсе не просить) и записаться в пожарные. Чижиков был храбрым мальчиком. И он твердо знал, что его ракета никогда не загорится и не сломается, как тот самолет, в котором умерли папа с мамой. 

Но воспитательница объяснила: все пожарные должны хорошо кушать. А если кушать плохо, то тебя не то что в пожарные, а даже в простые космонавты не возьмут. Это огорчило и озадачило мальчика: он не любил манной каши, но теперь старался не отставать от других и отдавать пустую тарелку если уж не самым первым, то хотя бы не самым последним. 

Как-то перед их группой выступал милиционер. Он объяснил детям, что ни в коем случае нельзя баловаться, обижать других, обманывать и брать чужое. И что всегда надо слушаться старших. У милиционера тоже была красивая одежда, и это немного смутило Чижикова. Но он тут же решил: сначала немножко побуду космонавтом, потом стану пожарным, а уж потом -- милиционером, но при этом нужно оставить у себя блестящую каску.

Детский дом Чижиков вспоминает с теплотой, однако в его памяти возникает один и тот же случай. Очень неприятный случай. Когда он украл у Тани Востриковой кошелек, зная, что там есть три рубля. Ему совсем не нужны были деньги, но он вдруг почувствовал какой-то незнакомый и непреодолимый азарт, увидев Танин кошелек, беспризорно лежащий на столе. Что-то нашло на него в тот миг, вдруг захотелось попробовать что-то запретное, никому не дозволенное. Рука сама потянулась, взяла и сунула за пазуху...

Таня весь день искала пропажу -- в классе, в спальне, в столовой -- искала и тихо плакала, приговаривая: «Мамулечка, где же ты, мамулечка...» Оказалось, что в кошельке, кроме денег, красивых стеклышек и цветных конфетных оберток, была еще мамина фотография. Все, что осталось от мамы и от той прежней, еще не детдомовской, жизни. Вовка Чижиков чувствовал себя последним подлецом, и только ждал момента, чтобы побыстрее и понезаметнее вернуть Тане кошелек. Наконец, не выдержав, вышел и тут же вернулся, держа его в руке: «В коридоре под подоконником валялся...» Но Таня почему-то не обрадовалась и не засмеялась -- она быстро проверила, на месте ли фотография, и вдруг расплакалась еще горше, прижимая фотографию к груди. Только через годы, через многие годы Чижиков понял, что плакала девочка не из-за фотографии, которая могла пропасть бесследно. Не фотография была причиной слез, а именно мама -- мама, которая улыбалась с бумажного квадратика, такая веселая и еще живая...

Судьба распорядилась иначе. Чижиков стал милиционером. А космонавтом и пожарным не стал. И каски блестящей не получил. 

...В Управлении ожидал приятный сюрприз: подследственный Трофимов опознал на фото Вадима Звонарева. Эту весть принесла старший лейтенант Лидия Зотова, которая сейчас с видом победительницы восседала за шифмановским столом. Она активно обживалась на новом месте -- сразу же рассовала по ящикам свои папки, поставила на подоконник полусухой кактус и водрузила на столе немыслимый, по мнению Чижикова, агрегат: комбинацию из будильника, пепельницы, электронного календаря с термометром и радиоприемником, коробки для скрепок, бумагодержателя, зажигалки... «Театр начинается с вешалки, -- вспомнил Чижиков хрестоматийную истину. -- А вот с чего начинается новая должность?..»

Он вполуха слушал рассказ о том, как Лида решила показать Трофимову посмертное фото Звонарева. Тот долго рассматривал снимок, потом поднял внезапно осунувшееся лицо и покачал головой: «Замочили-таки парня. Значит, я -- следующий. Они везде достанут...»

-- Я же говорила, говорила, помнишь? Я же говорила, что оба эти дела имеют общие концы! -- едва не дрожа от возбуждения, шипела Лида. -- Я и Абалишину в оборот взяла, когда пацанов тех раскрутили, тех, с эмблемкой от «мерса»! Сам увидишь, одним «голяком» меньше. А «фантомас» не верил...

«Допустим, не ты первая говорила, -- устало подумал Чижиков. -- Первым до этого дошел Саня Шифман. Это его мысль -- совместить оба дела. Эх, не дали мужику закончить...»

А вслух произнес:

-- Ну, так поделись. Птица Говорун отличается умом и сообразительностью, так что в темпе, у меня ордер. Чего там еще выплыло?

-- А выплыло вот, -- Лида придвинула к нему стиснутые скрепкой несколько листков -- новые показания Трофимова, -- ты посмотри, сам посмотри, а?

«По существу заданных вопросов могу чистосердечно сообщить следующее...», -- писал Трофимов.

Ну да, -- подумал Чижиков. -- Как приперла вилка к горлу, так всегда и выходят «чистосердечные». Что же дальше выплывет, если посильнее надавить на эту вилочку?.. Увидев на первой же странице фамилию Ярославова, Чижиков напрягся и начал читать внимательнее. Несколько раз переводил удивленный взгляд на Лиду, совершенно забыв об ордере на арест того же Ярославова и обыск в его квартире.

-- Ага, ага, -- кивала Лида, сияя. -- Ну, и как оно тебе?

Новенькая милицейская форма с погонами старшего лейтенанта никак не подходила вечно улыбающейся круглощекой Лиде. Резиновый пупсик «уди-уди» с пищалкой — такой милиционерчик был одной из игрушек в детдоме. Даже ее определение «голяк» по отношению к нераскрытым преступлениям с самого начала бесило Чижикова.

Динамик внутренней связи щелкнул и зашипел.

-- Зотова, срочно в дежурную часть, -- проговорил Петя Баринов.

Голос был слегка сдавленный, Петя еще не привык, что на месте капитана Шифмана сидит какая-то Зотова.

Взглядом проводив Лиду, Чижиков резко отметнул объяснение Трофимова, которое тут же слетело со стола на пол и едва не упорхнуло под сейф.

Он уже не разделял радости старшего лейтенанта Зотовой. Дело оказалось еще более запутанным. В нем появились такие детали, о которых Чижиков и подумать не мог. Эх, не читал этих показаний Шифман... Он бы увидел здесь намного больше, чем то, что написано Трофимовым, уж он бы совместил показания Трофимова с той информацией, которую добыл за последние дни, с той, нигде не зафиксированной!..

Сколько раз было так, что начало следствия никак не сходило с нуля, когда приходилось дергаться короткими молниями в разные стороны -- пробовать, проверять, спешно отрабатывать различные версии, и чаще всего отбрасывать их как ошибочные. Отдельные факты неумолимо сталкивались и наваливались друг на друга, подчас противоречивые и взаимоисключающиеся, разобраться в которых и составить «цепочку», как называет это Шифман, просто невозможно. Сколько раз было так, что огромное количество собранных улик не только не помогает, а наоборот -- страшно мешает! 

Но вдруг, иногда совершенно случайно, слегка зацепишься за одно из рассыпанных «звеньев», и оно сразу же сомкнется с другим, потянется к третьему... И удивляешься -- как раньше не заметил такой элементарной закономерности?..

Шифман. Где же сейчас может быть Сашка? Наверняка ведь не дома. Чижиков набрал его номер -- длинные гудки. Значит, Женьки тоже нет. И мобильник Шифмана глух -- «Абонент недоступен...»

Он снова глянул на показания Трофимова, пытаясь привести в порядок свои мысли. Трофимов со Звонаревым работали в паре – угоняли иномарки для получения выкупа. Трофимов пишет, что, под прикрытием зарегистрированной корпорации «Альфа», им удалось похитить около двух десятков легковых автомобилей, исключительно иностранного производства, принадлежащих частным лицам. И не только в Слобожанске, а и в соседних областях.

 «Альфа» процветала. Она действовала решительно, нагло и среди бела дня. Собиралась информация на владельца, выяснялась его платежеспособность, изучался распорядок и режим работы. Трофимов, бывший работник телефонной станции, разработал систему связи с потерпевшими, организовав подпольную «мини-АТС», то есть взял на себя техническую сторону предприятия. Угонами же, разукомплектованием и перепродажей автомобилей занимался Звонарев. Один?

Нет. Не один.

Под рукой у Звонарева был некий студент Михаил Горюнов. Он же -- Машка Сникерс. На стреме стоял, и то не всегда, спросу с него никакого. Пока. Одних его признаний маловато, да и по сути он ничего не ведает. Или пока не хочет поведать. Шестерка. Даже морду набить -- и то не за что. Инспектор ИДН Абалишина оформила Горюнову явку с повинной. Ведь действительно, показаний, кроме Трофимовских -- который даже в лицо не знал Сникерса, и тех объяснений, что дали юные щипачи из троллейбуса, против того же Горюнова нет, свидетелей нет, и вообще я -- не я. И доказательств никаких, это естественно.

Значит, следующий шаг -- раскрутка Машки Горюнова-Сникерса. Пока что он боится милиции, как проктолога – думает, что ему вместе с геморроем что-то лишнее вырвут. Но это позже, не сейчас. Пусть пока будет чистенький студент. Аккуратный. На диплом скоро пойдет. Потом -- распределение, будет поднимать экономику страны. Будет догонять и перегонять. И пусть его пока помечтает, далеко все равно не уйдет. Сейчас весь упор -- на грузчика из «Янтаря».

...А Звонарев в самом начале попался на старом «Фиате» Ярославова. И владелец, вместо того, чтобы сдать угонщика в правоохранительные органы, решил использовать его для себя. Для какой-то аферы, связанной с какими-то документами. Подробностей Трофимов не знал. Или не хотел говорить. Это уже значения не имеет. «Голяк»...

Ах ты ж, корпорация «Альфа»!

Стоп, а шкатулка?

Что, если Ярославов действительно подбил Звонарева на похищение этой гребаной шкатулки, в которой Елена Павловна хранила свои личные мелочи, представляющие ценность лишь для нее самой, -- письма, записки, открытки, никому, кроме нее, не нужные? Ну, а если вор не простой, если он охотился именно за шкатулкой, как утверждает Шифман? Тогда, получается, колечки-кулончики он взял мимоходом, заодно? И о пропаже шкатулки Курцева могла промолчать, если бы не было украдено золото...

А выходит, не могла! Потому и не промолчала...

Мысли путались. Среди всех потенциальных догадок Чижиков выделял лишь одну логическую цепь: Трофимов -- Бреславцев – Ярославов. Трофимова можно пока отбросить -- он не убивал Бреславцева, не грабил «Янтаря». В то время он уже был под следствием. Но почему молчал о Звонареве, почему брал на себя все угоны автомобилей? Ясно, за соучастие больше дают. А сегодня, видишь, опознал Звонарева лишь потому, что увидел на фото его труп. И сообразил, что на очереди -- он сам, Трофимов. Кому будет нужно -- достанут. Достанут где угодно, хоть в СИЗО, хоть на зоне, хоть после зоны.

Чижиков резко поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, как это раньше делал Шифман. С ненавистью поглядев на универсальный агрегат Лиды Зотовой, подошел к окну и уставился в синее летнее небо, словно ожидая ответов на массу возникших вопросов. Но там не высветились огненными буквами ни имя, ни адрес главного супостата.

Трофимов испугался. Испугался и тут же сдал Ярославова. Значит, нужно сразу же предъявить Ярославову обвинение в убийстве Звонарева. Потом лепить Бреславцева, Реутову, ограбление обоих магазинов -- «Янтаря» и «Агата».

Да, уже сейчас можно идти к Хромакову. Он пойдет с объяснениями Трофимова, и выложит все свои выводы, опираясь также на мысли Шифмана. Только вот теперь, по иронии судьбы, эту линию придется отстаивать ему одному, Чижикову... Интересно, какое будет лицо у «фантомаса», когда он увидит показания Трофимова?

В дверь постучали.

-- Извините, можно?

-- Прошу.

Перед Чижиковым стоял незнакомый сержант милиции.

-- Вы капитан Чижиков? 

-- Да.

-- Я из Коминтерновского райотдела, -- представился сержант. -- Тут Шифман просил, чтобы ему срочно передали... 

-- От Абалишиной? -- переспросил Чижиков.

-- От нее.

Сержант вынул из бокового кармана небольшой пакет, заклеенный и перевязанный прозрачным скотчем.

-- Это что? -- спросил Чижиков.

-- Здесь несколько документов. Шифман за ними придет. Распишитесь в получении.

Словно камень с души упал. Шифман будет здесь... даже если он отстранен от дела... то, понятно, к Хромакову нужно идти вдвоем. Но сначала они оба договорятся здесь, чтобы там, в кабинете у «фантомаса», не спорить друг с другом, а выложить свои доказательства кратко, прямо и четко.

-- А когда он придет, не сказал?

-- Ну, -- сержант смущенно переступил с ноги на ногу, -- он звонил с полчаса тому назад. -- Глянув на часы, пояснил: -- Сказал, через полчаса и будет. Значит, с минуты на минуту.

-- Понял, спасибо. Передам, -- пообещал Чижиков.

Сержант вышел.

Чижиков улыбнулся, потирая ладони. Новые документы... Посмотреть, что там прислала милая девчонка Абалишина из инспекции по делам несовершеннолетних? Нет, некрасиво. Ведь пакет адресован лично Шифману. Что он там еще раскопал? Но -- ордер, ордер... А взять бы Шифмана с собой, как случайное лицо, да и прилепить его в качестве понятого при обыске в квартире Ярославова! Вдвоем они, пожалуй, смогут без особого труда развалить фигуранта. Плюс то, что дядя Саша сам расскажет на допросах.

Попотеть, конечно, придется, но игра стоит свеч -- шутка ли, организатором преступной группы оказался бывший работник Службы безопасности, ветеран ГРУ-КГБ, старший офицер. Какой это козырь для милиции против «коллег»...

Зазвенел телефон, в трубке звучал голос Шифмана.

-- Ты где? -- спросил Чижиков.

-- В областном военкомате. Тут вот дело какое...

-- Че, тебя уже в армию берут? -- хохотнул Чижиков, готовясь сказать главное.

-- Заткнись и слушай. Наш друг служил в Афгане в спецназе ГБ. Ты в курсе?

-- Ну, служил, и пусть его служил, все мы люди ратные.

-- Спецназ!

-- Да спецназ и сто раз спецназ, -- повторил Чижиков, кивая, словно Шифман мог его видеть.

-- Чиж, у меня концы, слышишь? Я объясню... Он сделает гадость, но не глупость!

-- Слышу, говори уже, не телись!

-- Так слушай внимательно. Мне тут майор один такого порассказал о дяде Саше, они служили вместе...

-- Прям так взял и рассказал?

-- Да пьяный он, язык как помело! А дядя Саша весьма грязен, он на все пойдет! Кстати, маршал Кретов... Слышал о таком?

Волнение Шифмана передалось Чижикову.

-- При чем тут Афган, спецназ и маршал Кретов? -- пробормотал он. -- Я жду тебя как Бога! Тут такое нарисовалось... Трофимов реферат выдал. Дуй сюда, тебя еще пакет ждет!

-- Какой пакет? -- удивился Шифман.

-- От Абалишиной, ты же сам просил. Сержант приволок...

Шифман замер. После паузы спросил:

-- Какой сержант? Ты что — с лестницы упал, кэп? Я никого ни о чем...

Чижиков закусил губу. 

-- Чиж... -- отозвался Шифман. -- Пакет -- к свиньям собачьим! В окно, в унитаз, куда хочешь! Это подстава, слышишь, Чиж, я никого не просил ни о каких пакетах!..

Дверь уже открывалась.

Первым вошел Хромаков. Вслед за ним -- невысокий человек, которого Чижиков сразу же узнал. Это был один из участников предвыборной кампании, его портреты висели едва ли не на каждом столбе и заборе.

-- Проходите, Игорь Константинович, -- сказал Хромаков.

Чижиков поднял взгляд и чуть не задохнулся: за спиной этого кандидата увидел прямую фигуру грузчика из магазина «Янтарь» Александра Никитича Ярославова.

-- Вот, -- Ярославов кивнул на бумажный пакет, который Чижиков все еще держал в руке.

Молчание длилось целую вечность, словно все, что можно было сказать, уже сказано.

Чижиков понял. Гадость, но не глупость...

-- Ты прав, кэп, -- тихо сказал он в трубку орущему Шифману.

-- Вы тоже заходите, граждане, -- Хромаков пригласил двоих столкнувшихся в дверях незнакомых мужчин. -- Будете понятыми. Внимательно наблюдайте за происходящим, потом подпишете протокол изъятия.

Хромаков разорвал пакет и вывалил содержимое на стол. У Чижикова зарябило в глазах от несметного количества стодолларовых купюр.

-- Взяткодатель пришел с повинной, -- сказал Хромаков. -- А вы, мальчики, доигрались, потому как старших не слушались...



***


«Гниды... Гниды и сволочи!» -- думал Шифман, так и не зная, кому адресовать свою злость.

Только что его с величайшим трудом пропустили в Управление – дежурный офицер Петя Баринов, выполняя приказ Хромакова, пытался задержать Шифмана, не дать ему подняться в отдел уголовного розыска. Лишь через десять минут, исчерпав запас ругательств, Шифман дернул дверь своего кабинета. Дверь была заперта. На вопросы о Чижикове сотрудники пожимали плечами. Услышав голос Шифмана по телефону, Хромаков сразу же бросил трубку. Выйти из Управления, не имея отмеченного пропуска почти невозможно -- снова придется уговаривать Петю, который вдруг – кто его знает? -- получив новые инструкции, проявит профессиональную бдительность, вызовет опергруппу для задержания... Арестовать, конечно, не арестуют, наручников не наденут, но продержать могут довольно долго -- и именно сейчас, когда каждая секунда на счету... «Обложили меня, обложили», -- горько усмехнувшись, подумал Шифман, прижимаясь лбом к холодному стеклу окна. Выпрыгнуть — коленки свихнешь, башка откатится. Господи, да уж лучше цунами, пожар, пусть даже смертная казнь. По крайней мере, все это быстро заканчивается.

Беспокоила судьба Чижикова. Жаль парня, ведь Шифман сам втянул его в эту авантюру... Да кому она нужна?! Занимался бы себе парень «автоделом» неделю, месяц, год, а там и закрылось бы «в связи с невозможностью установить»...

Вопреки опасениям, Петя Баринов, широко улыбаясь, открыл турникет и протянул узкую полоску бумаги -- записку с адресом.

-- Это еще чего? -- спросил Шифман, но дежурный лишь пожал плечами.

-- Велели передать, -- и поклонился по деревенской привычке, словно не он десять минут назад бросался грудью, закрывая вход Шифману. -- Сказали, что там все и поймете.

-- Где -- там?

-- А на месте, сказали, и поймете Там вам все и расскажут. Сказали, что это не к спеху.

«Значит, именно к спеху», понял Шифман, крутя в руках записку.

-- Кто принес?

-- Пацан. Лет десять -- двенадцать, сопливый еще совсем...

«Сам ты сопливый еще совсем», хотел было сказать Шифман, но промолчал.

...Он никогда не был в этом районе. Ориентировался по адресу, который полностью совпадал с тем, полученным в военкомате. Откуда у Пети оказался этот адрес, неужели Чижиков оставил?.. Сам не смог, потому и попросил какого-то мальчишку, может, и на мороженое дал... Но по времени не стыковалось. Да и по логике: если Чижиков арестован или просто задержан до выяснения, то не мог же он передать записку -- для арестованных существуют другие выходы, мимо поста, и попасть на улицу ему бы не удалось...

Думать об этом уже было некогда.


***


Симонов еще раз оглянулся, внимательно и придирчиво. Вокруг было пусто. Хороший район, и прекрасный закуток между бетонным забором, ограждающим стройку, и большой кучей строительного мусора. Сюда никто ни ногой, ни колесом, -- подумал, усмехнувшись. То, что нужно. Отсюда видно лишь часть дома и, главное, подъезд, единственный подъезд на всю «свечку». Да и выбраться легко -- через несколько секунд уже будешь на проспекте...

Он остановил «Форд», едва не упершись задним бампером в обломок бетонной плиты. Чуть подал вперед. Позиция вполне устраивала -- широкий угол обзора и удобный путь отхода. 

Не спеша открыв «дипломат», достал несколько металлических и пластмассовых деталей, соединил их между собой. В руках оказалась облегченная винтовка «ягуар» с глушителем и прицелом с лазерным наведением. Она скорее напоминала пистолет с длинным стволом и замысловато изогнутой пластмассовой скобой -- прикладом. Нетабельное оружие с дарственной пластинкой -- подарок командования за успешно проведенную операцию в Гонконге. Желтый маслянистый патрон с подпиленной никелированной пулей мягко скользнул в казенник и затаился в ожидании.

Симонов хмыкнул, вспомнив, как пересыпал и перемеривал на аптечных весах порох в унифицированной гильзе и накрест растачивал надфилем головку пули -- для разрывного эффекта, потом завальцовывал гильзу... Он доверял лишь патронам, которые приготовил собственноручно. Уж для такого выстрела можно было и постараться. Выстрел должен быть всего лишь один. И Игорь Константинович рассчитал все, по старой своей привычке.

Опустив стекло, примерился, стараясь не выдвигать ствол. В машине было тесно, пришлось выгнуться и сесть чуть ли не между сидениями. Неудобное положение, но нужно приспособиться. Да, «Форд» явно не предназначен для стрельбы через боковое окно. Немного потренировавшись, поведя стволом влево-вправо, Симонов опустил оружие на колени и приготовился ждать.



***



Он несколько раз прошелся вокруг квартала, проведя, как сказал бы Чижиков, рекогносцировку на местности. Девятиэтажный дом-«свечка», перед фасадом -- двор с детскими песочницами и грибками, рядом – дощатое заграждение, строительство очередного дома, такой же безвкусной «свечки». Новый район, и дома новые, похожие друг на друга, как в том старом рязановском кинофильме...

«Окно и извилистая дорога» – вспомнились слова Веры Звонаревой. Дорога за окном. Окно выходит на дорогу. А вот здесь как раз наоборот – извилистая дорога упирается в окно.

Вернувшись к девятиэтажке, Шифман увидел, что свет в указанной квартире горит. Показалось, что занавеска отошла в сторону, оттенив силуэт, но в следующий момент, когда Шифман внимательнее пригляделся к окну, в нем уже никого не было.

Ничего, сейчас выясним. 

Дверь не открыли, несмотря на то, что Шифман звонил довольно долго. Глазок был темным. Неужели ошибся, когда определял окно по стандартному расположению квартир? Не может быть...

Выйдя на улицу, снова поднял голову. Окно не светилось.

Что за черт?..

Шифман так и не успел понять, что произошло.



***


«Ну-ну, долго же ты круги нарезаешь», -- прошептал Симонов, увидев выходящего из подъезда Шифмана. Тот вертел головой, глядя на верхние этажи.

Симонов просунул ладонь левой руки между краем окошка и винтовкой: так было удобнее -- пластмассовое цевье не скользило по кромке. Ствол медленно поворачивался, словно на шарнире, перемещаясь миллиметр за миллиметром.

«Не дергаться раньше времени», -- приказал себе Симонов, прищуривая глаз. Яркая звездочка оказалась в центре окуляра, ее лучи сгладились, образовав острую колючую точку. Теперь незримая линия между зрачком стрелка и движущейся мишенью пролегла через электронный прицел «ягуара».

Вдохнув и задержав дыхание, навел лишь ему одному видимый луч на висок Шифмана. Руки не дрожали, но сердце ускорило ритм. Так всегда было, когда Симонову приходилось убивать. Одно нажатие пальца -- и нет человека, потому, что мне приказали, чтобы его не было, потому, что так надо... И в бывшем Союзе, и далеко за границей. 

«Упреждение – одна восьмая корпуса... Вдохнуть... Теперь не дышать... спокойно, без суеты и спешки...»

Палец плавно надавил на спусковой крючок. Скоба приклада ткнулась в плечо, раздался короткий шипящий звук – словно надувной шарик лопнул. Пуля прошла навылет, выплеснув брызги крови, сквозным ударом тело отбросило в сторону, и через мгновенье, едва не проутюжив колесом медленно разжимающийся кулак Шифмана, автомобиль вырвался из переулка. Снизив скорость, не спеша влился в транспортный поток по улице.

...Ярославов отошел от окна и задернул штору. Он был доволен -- Симонов выполнил все свои обещания. Теперь можно жить спокойно.